Тётя Надя даже пыталась записать меня на фитнес для беременных. Мне стоило колоссальных усилий убедить её отказаться от этой идеи. Да и то это стало возможным только после того, как я подключила Веру Степановну и она сказала, что мне не нужны лишние физические нагрузки.

Но от вечерних прогулок я отделаться не смогла…

В перерывах между заботой обо мне и своём обожаемом внуке, женщины скупали в магазинах детскую одежду, игрушки и вообще всё, на что падали их алчные взгляды. Квартира была завалена пакетами, свёртками и коробками… На мои отчаянные попытки прекратить это безумие, женщины только раздражённо фыркали.

А ещё мама вязала. Лет на десять вперёд… Вязаные комбинезоны, шапки и кофты всех оттенков голубого, вносили свою лепту в царящий в квартире хаос. Громов, вероятно, обалдеет, когда увидит, во что превратилось его безупречное жилище… Если когда-нибудь соизволит приехать…

Апофеозом аттракциона безумия явился день, когда женщины заявились вместе с отцом Вадима, который тащил детскую кроватку и манеж. Всё это торжественно было выгружено в гостиной.

В этот день я прекратила попытки возражать обезумевшим от счастья женщинам. Даже кошка больше не пыталась напасть на них, видимо посчитав силы неравными, и предпочитала прятаться до тех пор, пока я не останусь одна, выпроводив заботливых родителей домой.

Под руководством мамы и тёти Нади кроватка и манеж были немедленно собраны отцом Вадима. На мои вопли, что это не пригодится в течение трёх месяцев, никто, естественно, не обращал внимания.

Отец Вадима… Я была благодарна этому мужчине, который философски отнёсся к ситуации и просто принял факт того, что скоро станет дедом. Он не пытался взывать к моей совести, как мама Вадима, которая неделю обвиняла меня в том, что ей не сообщили о моей беременности в тот же день, когда это стало известно мне.

Дядя Женя оказывал мне помощь и поддержку тогда, когда мне это требовалось.

На эти две недели он в какой-то мере заменил мне отца, которого у меня никогда не было. Я знала, как назову сына… Думаю, что Вадим не будет возражать против моего выбора.

Аня

Надо признать, что внимание родителей помогало мне отвлечься от невесёлых раздумий. После нашей последней встречи, мы с Вадимом так и не поговорили… Он больше не пытался встретиться или позвонить мне.

Сейчас, когда злость и обида утихли, я понимала, что поступила неправильно. Поддавшись ослепляющему гневу, я приняла неправильное решение, уйдя от него. Я сама себя наказала из-за своего глупого детского максимализма.

А верхом идиотизма было то, что я решила не говорить ему о ребёнке. Я действительно не имела никакого права так поступать. Как бы не сложились отношения между нами, он имел право знать.

Я представила себя на его месте и возненавидела саму себя. Но сделанного не вернёшь…

В его квартире всё напоминало мне о нём, о времени, когда мы были вместе. Я — просто дура!

Даже когда гнев захлёстывал меня так, что было трудно дышать, я всё равно любила его. И не смотря на это, я сама всё испортила… Своими руками…

Наверное, миллион раз я брала в руки телефон и, отыскав в списке контактов его имя, смотрела на дисплей. Но я так и не решилась позвонить.

Возможно, когда-нибудь он простит меня. Я буду ждать и надеяться, что это случится как можно скорее…

Вадим

Обычно перед игрой, я отключаю телефон, чтобы ничто не отвлекало и не сбивало настроя перед матчем. Но в этот день на меня навалилась сводящая с ума тоска. Я скучал по моему рыжему котёнку. Я до одурения хотел увидеть её, прикоснуться к ней, почувствовать вкус её губ. Прижать её к себе и никогда больше не отпускать.

Я хотел услышать её голос. Её голос, который был таким нежным и пьянящим в те минуты, когда она любила меня и звенящим от ярости, когда она бросала мне в лицо обвинения.

Моя Анютка была такой. Она либо любила, растворяясь в чувствах без остатка, либо ненавидела с таким же отчаянием, топя в волнах своей ярости.

Как она там? Я должен убедиться, что всё хорошо. Только зная о том, что с ней всё в порядке, я мог дышать.

— Привет, мам, — сказал я, когда она ответила на звонок.

— Вадим… Здравствуй, сынок, — голос мамы звучал напряжённо.

— Как Аня? — спросил я.

В трубке воцарилось гнетущее молчание и у меня по позвоночнику пополз ледяной холод.

— Мама!

— Да-да, Вадим… Я отвлеклась просто.

Мама… Неужели она думает, что за двадцать четыре года своей жизни, я не научился распознавать, когда она пытается от меня что-то скрыть?

— Что случилось?! Говори!

— Ох, Вадим…, - я услышал её тяжелый вздох и мне на глаза будто опустилась чёрная пелена, — Анечка в больнице…

Мир покачнулся и полетел на бешеной скорости вниз. Прямо в преисподнюю, в которой уже был я после слов матери.

— Что с ней? — телефон захрустел в руке от того, как сильно я его сжал.

— Ей плохо ночью стало… Хорошо хоть маме позвонила, та сразу к ней приехала, скорую вызвала.

— Что с моим сыном…? — онемевшими губами прошептал я и замер, страшась услышать ответ на свой вопрос.

— С ребёночком всё хорошо. Анечка только плохо себя чувствует. Врачи её оставили в больнице. Сказали, надо понаблюдать. Но оно и к лучшему, правда ведь? Всё-таки под наблюдением специалистов, оно как-то спокойнее.

С меня будто упала вся тяжесть мира, которая была на моих плечах, те несколько секунд, когда я ждал ответа матери.

— Я приеду, как только смогу.

— Хорошо, сынок. Мы будем ждать.

В этот день наша команда проиграла…

Аня

— Ну что, посмотрим на нашего парня ещё раз? — подмигнула мне Вера Степановна.

Я, расположившись на кушетке, ждала, когда врач нанесёт гель мне на живот.

— Напугала нас, Анютка, — Вера Степановна шутливо погрозила мне пальцем.

Я сама до чёртиков напугалась, когда проснулась от боли в животе. Дотянувшись до телефона, я позвонила маме. Слава богу, всё обошлось…

Врач тем временем приложил датчик к моему животу.

— А вот и наш парень, — он усмехнулся и, посмотрев на Веру Степановну, кивком головы указал ей на монитор.

Вера Степановна, пристально посмотрев на картинку, перевела взгляд на меня, — Вы имя-то уже выбрали?

— Да. Евгений, — отозвалась я.

— Хорошо, что выбрали универсальное, — Вера Степановна улыбнулась.

Я непонимающе уставилась на неё.

— Евгения у тебя будет.

Я положила руку на живот. Дочка…

Меня разместили в четырехместной палате. Однако, соседние койки были пусты и я заскучала. Чёрт знает, сколько времени я тут пробуду и даже поговорить не с кем. Я вздохнула и стала складывать вещи в тумбочку.

Вера Степановна зашла в палату.

— Ну что? Расположилась?

— Подселите ко мне кого-нибудь, — взмолилась я, — Я тут со скуки помру.

— Отдыхай. Поверь мне, через три месяца ты будешь мечтать об отдыхе, — засмеялась Вера Степановна.

Аня

За три дня, что я находилась в больнице, я, казалось, выспалась на год вперёд. Взяв в руки книгу, я попыталась читать, но никак не могла сосредоточиться на тексте. Я захлопнула книжку и бросила её на тумбочку. Сложив руки на груди, я закрыла глаза.

Дверь в палату открылась и на пороге появился Вадим. Его грудь тяжело вздымалась, он, скользнув взглядом по моему лицу, уставился на мой живот. А потом облегчённо вздохнул.

Я молча смотрела на него и не знала, что сказать. Не знала, как начать разговор.

Я смотрела в его серые глаза, умирая от счастья. Я скучала, я любила, я изнемогала от желания быть с ним.

Он подошёл ко мне и опустился на край кровати, — Привет, котёнок.

— Привет, — я не могла отвести взгляда от его лица. Такого любимого и родного.

— Как ты?

— Нормально…