А тем временем наши танкисты, попутно добивая немецких, выбросили на двенадцать и двадцать километров к югу две боевые группы, которые захватили мосты и удерживали подходившие немецкие резервы — небольшие дистанции отрыва от основных сил сводили риск такого рейда к минимуму, так как была возможность либо отскочить, либо быстро получить помощь. Зато этот рейд обеспечил несколько спокойных часов на добивание окружаемых немцев. Сначала группы вели бой в предмостьях, потом немцев стало слишком много, они перекрывали огнем все больше директис, так что маневрировать между позициями становилось все труднее, поэтому наши отошли за реку и взорвали мосты. Но свое черное дело продолжили, отгоняя немецких саперов от берега. Участок в тридцать километров был блокирован почти на десять часов, пока немцы не собрали достаточно мощную боевую группу из свободных от боя частей, чтобы она прошла по северному берегу и оттеснила наших танкистов — только тогда немецкие саперы смогли начать наведение переправ. Но уже наступала ночь, поэтому немцы затихарились до утра — мы выиграли целые сутки.

Вообще, мы старались наступать именно в такие — незанятые немецкой обороной — участки, ну или в крайнем случае — на откатывающегося после неудачной атаки врага, когда его исходные позиции прикрыты недостаточно — лишь дежурными расчетами, да и то — в лучшем случае, когда у немцев было время подтянуть хоть какие-то дополнительные силы, чтобы подстраховать атакующие части — обычно такое случалось после неоднократных попыток прорваться вперед. Если же это была первая атака, а наш командир угадал с ее направлением и грамотно разместил резервы для контратаки — немцев гнали обратно мокрыми тряпками эти самые резервы, которые подтягивались к полю боя и выходили на сцену, когда немецкая атака уже выдыхалась — танки пылают или прячутся за тушами своих невезучих собратьев, пехота залегла и вяло постреливает в нашу сторону — "бобик сдох" и сейчас будет отходить перекатами. Тут-то их и седлали наши резервы, докатываясь до исходных позиций немцев вместе с самими немцами — тут главное не дать им оторваться, чтобы немецкая артиллерия не начала ставить заградительный огонь, пытаясь спасти свои отступающие подразделения. Ну да наши провели на полигонах не один десяток часов как раз в таких "липких" перемещениях, когда "отступающая" сторона пыталась перекатами оторваться от "наступающей" — тут уже группам наступающих надо цепко следить, когда противостоящие им группы противника становятся на колено, чтобы начать стрелять — давить надо прежде всего такие группы, чтобы они не мешали продвигаться вперед, тогда как остальные надо бодро преследовать, одновременно постреливая им в спины. Ну а если немец устраивает перекат не по отделениям, а внутри отделений, отдельными солдатами, тогда уж и преследователь должен следить за стреляющими на уровне отдельных бойцов — хитростей хватало, мы провели за их обдумыванием и обкаткой не одну сотню человеко-часов.

Врываться в немецкую оборону вслед за немцами получалось не всегда, но мы все-равно влезали в немецкий тыл — либо все-таки удавалось ворваться в немецкую оборону, либо пролезть в промежутки между обороняемыми участками. На более-менее устоявшуюся оборону мы не лезли. Все дело в том, что, напомню, мы практически не пользовались гаубичной артиллерией, прежде всего из-за недостатка взрывчатки. Если только в обороне, да пехотными полками. А прорыв установившейся обороны наша промышленность не потянула бы. Поэтому-то мы и стреляли в основном прямой наводкой — с земли из танков, самоходок и БМП, с воздуха — с самолетов. Хотя, казалось бы, лишь месяц назад мы нащупали тактику взлома немецкой обороны с помощью массированной и постоянной штурмовки. Но сейчас большинство штурмовиков работало по коммуникациям противника, поэтому наземные части по возможности старались обходиться своими силами, да они и сами понимали, что чем больше будет выбито у немца в тылу автотранспорта и прочей техники, тем проще будет воевать. Так что старались нащупать обходные пути, а не ломиться напрямую через немецкие окопы — вот разгребем завалы, тогда уж… Штурмовики оказались слишком универсальным средством, способным решить практически любую задачу, поэтому на всех их не хватало, мы решали задачи последовательно — сначала уничтожить немецкие тылы, потом уж и самих немцев. Порой было проще выйти за пределы досягаемости немецкой артиллерии и ловить наступающего фрица на контратаках, чем вызывать штурмовики, проламывать оборону и, добравшись до артиллерийских позиций, уничтожать канониров и их технику. Ну или высотниками, но на них лежала разведка.

Широкое применение минометов не было заменой артиллерии — минометы и, когда была возможность — гаубицы работали в основном только по наступающим, когда враг перемещается по полю и более доступен для поражения и, соответственно, расход боеприпасов на убитую тушку немца гораздо ниже. К тому же отсутствие гаубичной артиллерии в наступающих частях хотя и ограничивало наши возможности, зато существенно снижало нагрузку на комсостав и штабы — им не требовалось следить за переносом огня, передвижением наблюдательных пунктов, арткорректировщиков и артнаблюдателей, поддержанием связи еще и с артиллерией, сменой позиций артиллерии, чтобы эта смена была согласована с продвижением наших подразделений — иначе те останутся без поддержки артогня. У нас такого артогня практически не было, поэтому все расчеты наступательного боя изначально шли исходя из его отсутствия, к тому же насыщение наступающих частей артиллерийско-минометным оружием с возможностью стрельбы прямой наводкой существенно компенсировало отсутствие гаубичного огня, а опора на применение штурмовиков порой даже его превосходило более точным поражением врага. Ну разве что штурмовики не так оперативно могли переносить свой "огонь".

В общем, и без гаубиц работы хватало всем — в каждом батальоне только штабных работников было в среднем двадцать человек — в пехотных поменьше, в танковых — побольше, это помимо того, что на напряженных участках батальону могли придаваться дополнительные штабные работники. И все они не сидели без дела — принимали донесения, отслеживали обстановку, отмечая положение наших войск и противника вплоть до отделения, танка, пулемета на переносных планшетах, по которым комбат принимал решения и затем эти же штабные передавали приказы своим "подопечным". В штабах направлений людей было еще больше — по факту, на каждые пять-десять километров фронта, а иногда и на один-два километра, работала такая же группа из двадцати человек, которые точно также отслеживали сообщения, но уже не только от своего подразделения, но и соседей, чтобы не прозевать выход крупного фрица во фланг, отчерчивали планшеты с динамикой от пяти до тридцати минут, в зависимости от напряженности обстановки, и сообщали своим "подопечным" батальонам обстановку и ближайшие задачи — собственно, такие штабные бригады постоянно рокировались между штабом и боевыми частями, чтобы нарабатывать опыт и практику, и затем из этих работников и подбирались командиры. А ведь были и группы, работавшие по тылу — что нашему, что немецкому — где кто находится из наших, где замечены немцы — все это сводилось на планшеты. Тут еще артиллерии "не хватало". У нас и так штабных работников было под сто тысяч человек, а с ней потребуется еще минимум столько же — ведь помимо согласования позиций потребуется согласовывать действия и с авиацией, чтобы снаряды на нисходящих траекториях не врезались в работающие над полем боя штурмовики.

И вот эти штабные постоянно старались высмотреть на планшетах — где бы еще всунуться в немецкий тыл? Высмотрели. Еще одна атака произошла в тот же день, что и описанная ранее. Причем расстояние между этими участками было около двадцати километров, то есть сравнительно близко — час хода с фланга на фланг. Вышестоящий командир тут же сорганизовал переброску туда трех пехотных батальонов, чтобы закупорить горло прорывов, а сами прорвавшиеся танковые части развернул навстречу друг другу — в итоге через пару часов от немецких войск был отрезан длинный ломоть. Немцы тут же — за три часа — организовали направленные навстречу друг другу атаки на прорвавшихся танкистов — и с севера, со стороны окруженных частей, и с юга — бросая подходившие части сразу в атаку. Им удалось в двух местах окружения пробить узкие коридоры, в итоге широкая — километров двадцать, и невысокая — от трех до пяти километров с севера на юг — местность, занятая окруженными фрицами, получила как бы две ножки почти посередине, между которыми оказались окруженными уже наши танкисты с мотопехотой. Но по западному и восточному фасам этого "двуногого гриба" наш фронт все уплотнялся, а подошедший танковый батальон перерубил одну из ножек, да и вторая находилась под постоянными ударами авиации и обстрелами прямой наводкой из танковых орудий.