Питер снова подошел к ней.

— Тогда вам просто придется поваляться здесь, не так ли? — Он устремил на девушку такой решительный взгляд, будто хотел заставить ее жить. Мел почти физически ощущала эту магнетическую силу, возникшую между ними.

— Все будет хорошо. — Мел наклонилась, коснулась ее руки и удивилась, какая она холодная. У девушки почти отсутствовало кровообращение, и этим объяснялась ее необычайная бледность. — Я это знаю.

Мари с трудом перевела взгляд на Мел:

— Правда?

Мелани кивнула, едва сдерживая слезы. У нее возникло страшное предчувствие, что девушка не выживет, и она поймала себя на том, что молится за нее.

Они вышли из палаты, и, оказавшись в холле, Мел взволнованно посмотрела на Питера.

— А она продержится, пока вы не найдете донора? — Теперь Мел уже сомневалась в этом, да и Питер тоже. Он вдруг показался ей смертельно усталым, что было несвойственно для него.

— Надеюсь, все зависит от того, как скоро мы сможем найти донора.

Мелани не стала задавать глупого вопроса: «А если этого не произойдет?» — поскольку ответ был очевиден. Мел никогда прежде не видела такой хрупкой, болезненной девушки, и казалось странным, что она еще до сих пор жива.

— Я надеюсь, что продержится.

Питер внимательно посмотрел на нее, затем кивнул:

— Я тоже. Иногда эмоциональные факторы помогают. Я еще загляну к ней попозже, и медсестры постоянно наблюдают за ней и не только по мониторам, Проблема заключается еще и в том, что у нее, нет близких. Иногда такие одинокие люди не видят причины держаться за жизнь. Мы должны вселять в них как можно больше оптимизма. Но в конечном счете то, что случается, не является нашим решением.

Зависит ли это решение от нее? Может ли эта хрупкая девушка заставить себя жить? Можно ли так много ждать от нее? Мелани, с трудом передвигая ноги, последовала за Питером к сестринскому посту.

Она закончила все свои дела в больнице. У Питера тут работа, а ей надо возвращаться в Нью-Йорк, и это не зависело от ее желания. Однако ей почему-то хотелось задержаться здесь, понаблюдать за Патти Лу, поговорить с Перл, помолиться за Мари, заглянуть к тем, кого она видела во время обхода. Но она уже понимала, что причина заключается не в них, а в Питере. Она не хотела расставаться с ним. И он, вероятно, почувствовал то же самое. Он отложил истории болезни, отошел от поста и направился к ней.

— Я провожу вас, Мел.

— Спасибо. — Она не стала отказываться. Ей почему-то захотелось побыть с ним наедине. Ее необыкновенно тянуло к этому человеку, но к чему это могло привести? Она жила в Нью-Йорке, а он — в Лос-Анджелесе. А если бы они жили в одном городе?

— Спасибо вам за все.

— За что? — Он нежно улыбнулся ей.

— За то, что вы спасли жизнь Патти Лу.

— Я сделал это ради Патти Лу.

— Тогда за все остальное. За ваш интерес, ваше время, сотрудничество, за ленч и ужин… — Она вдруг растеряла все слова, а он казался удивленным.

— Хотите добавить что-нибудь? Кофе в холле?

— Ладно, ладно… — Она улыбнулась ему, и он взял ее за руку.

— Это я должен благодарить вас, Мел. Вы многое сделали для меня. Вы — первый человек, которому я открылся за последние два года. Спасибо вам за это. — И прежде чем она смогла ответить, спросил:

— Можно мне как-нибудь позвонить вам в Нью-Йорк или это неудобно?

— Вовсе нет. Мне бы этого очень хотелось. — Сердце забилось у нее в груди, и она почувствовала себя вновь юной девушкой.

— Тогда я позвоню. Счастливого пути. — Он еще раз пожал ей руку, повернулся, махнул на прощание и исчез. Так просто. И, направляясь на машине в сторону Родео-драйв, она не переставала думать, увидится ли она еще когда-нибудь с ним.

В тот день, заканчивая покупки, Мел вновь и вновь старалась не думать о Питере Галламе. Кто он ей, в конце концов? Она пыталась размышлять о Вал и Джесс, но он внезапно опять вторгался в ее мысли.

Она продолжала думать о нем, и когда бросила чемодан на заднее сиденье такси, и когда в восемь вечера отправлялась в аэропорт. И вдруг она ясно представила себе Пам, встревоженную, с разбитым сердцем, одинокую маленькую девочку.

— Черт! — громко пробормотала она, и водитель взглянул на нее.

— Что-нибудь не так?

Она рассмеялась про себя и покачала головой.

— Извините. Я думала о своем.

Он кивнул, смутившись. Он и раньше слышал подобное, но она дала ему приличные чаевые, а больше его ничего не волновало. Его это вполне устраивало.

Она достала багаж, вошла в здание аэропорта и зарегистрировалась, купила три журнала и села в ожидании своего рейса. Было уже девять часов, и через двадцать минут объявят посадку. Она огляделась и поняла, что самолет будет забит до отказа, но она, как всегда, летела в первом классе, так что все не так уж плохо. Просматривая журналы, она прислушивалась к объявлениям. Это был последний рейс на Нью-Йорк, привычно называемый «красный глаз», потому что пассажиры прибывали на следующее утро с красными глазами, вымотавшись за ночь, но при этом не теряя целый день в полете.

Неожиданно ей показалось, что диктор произнес ее имя, но Мел решила, что ошиблась. Объявили посадку на ее рейс, она подождала, пока схлынет первая волна пассажиров, а затем взяла свой портфель и сумочку и встала в очередь с билетом и посадочным талоном в руке и снова услышала свое имя. Но на этот раз она уже была уверена, что это не игра ее воображения.

— Мелани Адамс, пожалуйста, подойдите к белому местному телефону… Мелани Адамс… к белому местному телефону… пожалуйста… Мелани Адамс… — Бросив взгляд на часы и уточнив, сколько времени у нее осталось, она устремилась к белому телефону и схватила трубку, назвав свое имя ответившей телефонистке.

— Алло, это Мелани Адамс. Мне кажется, вы назвали мое имя минуту назад.

— Вам звонил доктор Питер Галлам. Он просил немедленно перезвонить ему, если вы сможете. — При этом она назвала Мел его домашний номер. Она повторила его про себя и побежала к ближайшему таксофону, роясь в сумочке в поисках монеты и поглядывая на большие настенные часы. У нее оставалось пять минут, чтобы добежать до самолета, и она не могла позволить себе опоздать на него. Ей надо завтра утром быть в Нью-Йорке. Найдя монету, она опустила ее в щель телефона и набрала номер.;

— Алло? — Сердце ее бешено колотилось, она лихорадочно размышляла, почему он позвонил ей.

— Питер, это Мел. У меня всего пара минут, чтобы успеть на самолет.

— У меня тоже не больше времени. — Он говорил кратко. — У нас только что появился донор для Мари Дюпре. Сейчас я еду в больницу и решил дать вам знать на тот случай, если вы захотите остаться. — Она думала, он позвонил ей, чтобы попрощаться, но теперь она ощущала, как у нее закипает кровь при мысли о пересадке. У Мари появился шанс. Они нашли для нее сердце. — Я не уверен, захотите ли вы менять свои планы, но подумал, что должен на всякий случай предупредить вас. Я даже не запомнил точно, каким рейсом вы летите, и просто позвонил наугад. — Его догадка оказалась правильной.

— Вы поймали меня в последний момент. — Затем она нахмурилась. — Мы можем заснять пересадку? — Это могло бы стать сенсационным дополнением к репортажу и оправдало бы продление командировки еще на день.

Наступила долгая пауза.

— Хорошо. Вы можете раздобыть бригаду операторов?

— Могу попробовать. Я должна получить из Нью-Йорка разрешение остаться. — А время, потраченное на звонок, может стоить ей опоздания на рейс. — Я не знаю, разрешат ли мне. В любом случае я позвоню в больницу и оставлю для вас сообщение.

— Прекрасно. Сейчас мне надо идти. Увидимся позже. — У него был деловой тон, даже слегка резкий.

Он повесил трубку, ничего больше не сказав, а Мелани еще секунду стояла в телефонной будке, собираясь с мыслями. Прежде всего ей следовало переговорить с контролером у выхода на посадку. Она уже делала подобное прежде, и в случае удачи они могли задержать рейс минут на пять-десять, которых хватит, чтобы позвонить в Нью-Йорк. Она надеялась, что сможет связаться с кем-нибудь из руководства в Нью-Йорке, чтобы получить разрешение. И, схватив портфель и сумочку. Мел со всех ног бросилась к выходу на посадку, где нашла контролера и объяснила, кто она такая, предъявив свое репортерское удостоверение.