— Здорово! — вдохновенно воскликнул Паня. — Ну, налетайте семеро на двоих, по три и пять десятых на каждого! Храбрые ребята в вашем колхозе — семеро двоих не боятся! Вот благородно так благородно! Надо об этом в вашей школе директору и старшему пионервожатому рассказать.

Ребята зашумели:

— Еще и совестит нас!

— Дать ему так, чтобы лег!

— Чего ты смотришь. Калька?

Но предводитель мешкал. Повидимому, его смутила Панина угроза, а может быть, его затронули и слова о благородстве.

— Эх ты, ничего не знаешь, а болтаешь… Наш директор на курорт уехал, и пионервожатый в райцентре на совещании.

— А пионеры здесь есть? — поймал спасительную нить Вадик. — Панька, смотри, у того мальчика пионерский галстук… — Он поднял руку в салюте: — Пионер, будь готов!

— Пионеры, будьте готовы! — изменил единственное число на множественное Паня. — Что же вы не отвечаете?

— Наверно, здесь больше пионеров нет, только одни, — догадался Вадик.

— Как это нет? — обиделся предводитель и щеголевато отсалютовал Пане. — Какой ты сам пионер без галстука!

— И у тебя, положим, галстука тоже нет, — отметил Паня. — Зато у нас значки есть, видишь? Ну что, может быть пионеры с пионерами драться будут? — улыбаясь, спросил он. — Начинай, Каля!

Колхозные ребята снова зашумели, заспорили, но голоса их разделились, и стало ясно, что, в общем, драка отпала.

— Вы почему не остановились, когда вас впервой окликнули? — спросил предводитель и дал трель звонком Паниного велосипеда. — Это у тебя харьковская? Совсем новенькая… Можно покататься?

— Катайся, мне не жалко… А почему надо было остановиться? Мы думали, что хулиганы хотят драчку устроить.

— Мы не хулиганы, мы пионерский пост охраны урожая и колоски собираем, — сказал Коля. — Я по-всякому умею ездить, и машину тятя купит, когда колхоз за трудодни рассчитается. Урожай видишь какой!

— Фонарик вправду от динамки светит или для виду?..

— А трещотку ты сам сделал?.. — Знатно трещит! — наперебой говорили ребята, обступившие Вадика.

— Как это фонарик для виду? — обиделся Вадик. — Ночью так светит, лучше чем прожектор на экскаваторе. У меня вся машина механизированная. Счетчик тоже есть. Я хоть двести километров без передышки проеду по самой пересеченной местности.

— Что это ты везешь? — спросил Коля у Пани и, узнав, в чем дело, позавидовал: — Ловко!.. У нас в колхозе тоже доска почета есть, только деревянная… Ну, дай покататься с грузом.

Весь пост охраны урожая покатался с грузом и без груза, по-обыкновенному и заложив руки за спину, а Коля недурно проехал на велосипеде Вадика, сидя задом наперед. Были также всесторонне испытаны фонарик, трещотка и счетчик, каждому из девяти мальчиков досталась порядочная долька алма-атинского яблока, и пришло время прощаться. Но посту охраны урожая было жаль отпускать своих городских гостей, а Вадику тоже не хотелось спешить. Сложился такой план: ребята принесут из дому покушать, и все заночуют на опушке рощицы, охраняя колхозную семенную пшеницу и рассказывая страшные истории, как в «Бежином луге» у Ивана Сергеевича Тургенева.

— Нам нельзя! — отклонил эти соблазны Паня. — Дома ждут.

Ребята еще поговорили о близких занятиях, похвастались строгими учителями, и на прощанье Коля пообещал Пане как-нибудь наведаться в школу № 7 и посмотреть краеведческий кабинет.

Дорога ты, дорога!..

Встречный грузовик снисходительно приветствует велосипедистов гудком. Солнце, повисшее совсем над лесистой горушкой, дарит им свои последние ласковые лучи. У скал искрятся и лопочут быстрые струи Потеряйки, а в притихшем лесопарке путешественников встречают вечерние тени и торопят их домой.

— Пань, мы молодцы! — хвастливо кричит Вадик. — Я тебе сделаю такой сюрприз, что ты до неба подскочишь.

— Какой сюрприз?

— Потом увидишь…

Не обращая внимания на усталость, Паня жмет и жмет педали, мурлыча песенку. Кто говорил, что Пестов не достанет малахита? Ты это говорил, Генка Фелистеев? А теперь что ты скажешь? Ничего не скажешь, потому что нечего тебе сказать. Печальное твое положение, просто жалкое, со всех сторон плохо тебе, Генка Фелистеев! Хотел ты помешать Паньке в поисках малахита — а малахит едет себе в Железногорск на велосипедном багажнике. Хотел ты оконфузить перед ребятами старосту краеведческого кружка Паньку — да сам осрамился, потому что Панька снова доказал, какой он знаменитый горщик-добытчик. Болтал ты, что Панька Пестов ищет малахит ради своего батьки, Григория Пестова, ради его первого имени на доске почета. Ну и что же? Назло завистнику сбудется то, о чем мечтает Паня.

Впереди едет Вадик. Он тоже думает о Генке. Скорее домой! Еще сегодня он успеет разнести по Горе Железной удивительную весть о победе Пестова — Колмогорова.

Свет фонариков становится ярче по мере того, как сгущаются сумерки. Вадик то включает трещотку, то дает бесконечную трель звонком — сигнал о прекрасном настроении.

— Беги ко мне, староста! — послышался в телефонной трубке быстрый говорок директора Гранильной фабрики Нил Нилыча. — Приехал Анисим Петрович Неверов… Сейчас идем малахит смотреть. Можешь присутствовать.

Будто ветром подхватило Паню.

— Мам, скажи Вадику, чтобы шел на Гранилку. Потом в карьер пойдем. Батя позволил! — крикнул он, выскочив во двор.

— Ждал, ждал мамку, а приехала, так ты минутки дома не посидишь, — сказала мать, выглянув в окно. — В карьере, Паня, не балуйся, крутом посматривай…

Он уже ничего не слышал, он так торопился, что даже проскочил мимо магазина «Автомобили», хотя надо было бы полюбоваться «победой» вишневого цвета, вскружившей голову горняцким мальчишкам.

Много заводов и фабрик в Железногорске, и среди них Гранильная фабрика самая маленькая. Несколько одноэтажных построек, отделенных от заводского пруда небольшим сквером, — вот и вся фабрика. Продукцию главных предприятий Железногорска что ни день увозят длинные составы товарных вагонов, а дневная выработка Гранилки свободно поместится в одном чемодане. И тихая это фабрика, такая тихая, что слышно жужжанье шмелей в фабричном сквере.

На верхней ступеньке деревянного крыльца главного входа, прислонившись плечом к точеной балясине навеса, сидел незнакомый человек.

— Заперто… — сказал он негромко, когда Паня, взбежав на крыльцо, дернул ручку двери. — Тебе кого?.. Сейчас Нил Нилыч будет.

Паня сел на садовую скамейку возле крыльца, украдкой приглядываясь к незнакомцу. Он худощавый, в черном костюме и в необычном соломенном картузе с квадратным козырьком. Лицо у него бледное, морщинистое, но больше всего морщинок сошлось к уголкам глаз, и поэтому кажется, что человек щурится, вглядываясь в сверкающую гладь заводского пруда. Почему-то Паня решил, что это один из приемщиков Ювелирторга, частенько посещавших Гранилку.

Незнакомец снял картуз, открыв редкие волосы, зачесанные над лбом и потемневшие на висках от пота, сунул палец за воротник рубахи, оттянул его, закашлялся и уже не мог остановиться. Такого упорного кашля Пане еще не приходилось слышать. Ему тоже захотелось откашляться, будто это могло помочь.

— Дядя, я газированной воды принесу! — вскочил он. — Тут киоск недалеко. Я сейчас!

— Лишнее… Спасибо… Пройдет… — ответил незнакомец, махнув на Паню своим соломенным картузом, и затих, тяжело дыша.

— Ага, староста уже явился! — С этими словами Нил Нилыч взбежал на крыльцо, гремя связкой ключей. — Анисим Петрович, это староста нашего подшефного краеведческого кружка Паня Пестов, молодой поисковик.

Анисим Петрович? Но ведь так зовут Неверова! Значит, это и есть Неверов? Вовсе не таким, а большим, важным и сердитым представлял себе Паня лучшего уральского камнереза-малахитчика.