— Спасибо… Я у тебя уже один раз был, теперь твоя очередь. Придешь?

— Само собой — только мне один человек запретил на вашу улицу нос показывать, а то мне останется две минуты жизни.

— Ничего, я этому человеку скажу, чтобы он сократился, — ответил на его шутку Федя.

Мальчики разошлись и сразу, как по команде, обернулись, замахали друг другу кепками.

С легкой душой ступил Паня на крыльцо родного дома.

Оказывается, славный парень этот Полукрюков! Ради хорошего дела он забыл о своей обиде, придумал звено не знающих поражений, и вот то, что Паня считал лишь своей заботой, станет заботой всего звена, отряда, может быть всей дружины… И снова Паня полон энергии, снова он готов к великим трудам. Нет, просто мировой парень этот Полукрюков, и Паня прощает ему даже то, что он дружит с Генкой.

Будущему отличнику полагалось отдыхать после обеда целый час. Этому жестокому предписанию режима дня он подчинился скрепя сердце. Очень нужно отдыхать, когда, напротив, хочется поскорее раскрыть тетради и учебники! Все же он, как организованный волевик, сыграл с соседскими мальчишками в городки, но раз десять подбегал к окну «ребячьей» комнаты и смотрел на будильник, поставленный им на подоконник.

В 15.58 он позвонил Вадику.

— Вадь уже давно пошел к тебе, — сказал Ваня-Опус.

— Когда это давно, если его до сих пор нет! Я без него сяду заниматься. Так ему и нужно!

Часы в столовой пробили четыре, и Паня в два прыжка очутился у своего стала.

Дома никого, кроме Пани, не было. Мать ушла в детский сад, Наталья отправилась к Фатиме, и в комнатах стояла особая, будто подсматривающая и подслушивающая тишина: интересно, как поведет себя обладатель новенького письменного стола? А вот как!.. Он придвинул к столу деревянное полукресло, достал из портфеля учебники и тетради, прислонил к стене раскрытый дневник и поёрзал в кресле, как это делал Неверов, приступая к работе. Все, к чему он прикасался, было чистенькое, без единой кляксы и царапины, бумага тетрадей приятно лоснилась, новые учебники, пахнущие клеем, раскрывались туго — и ему казалось, что он готовит уроки впервые в жизни.

Режим дня отводил для выполнения домашних заданий три часа. Как мало! Хотелось, чтобы вместо этого в таблице было записано: «Сто лет и еще сколько хочется».

— Начнем с трудного! — пробасил Паня.

Жил-был сезонный рабочий. Вел он себя так: на различные нужды тратил не больше и не меньше одной двадцатой части заработка, на свое содержание также расходовал строго определенную сумму, а остальные деньги относил в сберегательную кассу. Зачем? Может быть, он копил деньги на радиоприемник, а может быть, и на мотоцикл. Об этом учебник, к сожалению, умалчивал, и задача показалась Пане неинтересной. Тем не менее он внимательно прочитал и перечитал ее, разобрался в финансовых делах довольно скучного сезонника и установил, что с 1 марта по 1 сентября он заработал 3840 рублей 40 копеек.

Правильно или неправильно?

Паня заглянул в ответ и похвалил себя:

— Молодец! Попал в самую точку!

Задача уже переписана начисто, а Вадика все нет.

Теперь история…

Будильник старательно отстукивал секунды, стрелки показывали 17.15, но Пане чудилось, что прошло уже несколько лет. И подумать только, что Вадька тратит драгоценное время неизвестно на что, Самохины хлопают в ладоши и свистят на стадионе. Васька Марков гоняет на велосипеде. А Пестов?.. Завидно идут у него дела. Он уже кончил школу с медалью — и не с серебряной, а с золотой, он уже передовик горного цеха Железногорского рудника и управляет колонной шагающих экскаваторов собственной конструкции.

Он подходит к пульту централизованного управления, склоняется над ним, как полководец над картой военных действий, и…

Телефонный звонок прервал его мечты.

— Захотелось позвонить тебе, — услышал он голос Романа. — Не удалось сегодня в школе поговорить, хлопот полон рот… Пригодилась моя таблица?

— По таблице занимаюсь! Задачу уже решил, теперь историю учу… Роман Иванович, мы с Полукрюковым и Красновым придумали, что все наше звено будет так учиться, как вы учились, тогда у нас получится звено не знающих поражений.

— Как, как? Не знающих поражений? Что же, это надо обсудить, но знаешь, что особенно приятно? Во-первых, я слышу голос работящего, делового пионера, а во-вторых, вижу, что ты помирился с Полукрюковым. Заочно жму твою руку!.. А Колмогоров как поживает?

— Он так поживает, что куда-то совсем пропал… Я звал его, звал уроки вместе готовить, он обещал прийти, а не пришел.

— Жаль, что он отстал от тебя…

За стол Паня вернулся с мыслью о своем друге. Ах, Вадька, Вадька! Ну можно ли быть таким легкомысленным! Брал бы ты, Вадька, пример с Пестова, который усердно заучивает легенду об основании Рима.

Тут Паня удивленно оттопырил губы: откуда взялась оловянная юла? Он искал ее целый месяц, а она вдруг сама нашлась и вертится, вертится на странице учебника! Каверзная юла полетела в ящик стола, была заперта в этом заточении на два поворота ключа, и Паня с удвоенным рвением взялся за работу.

Во рту набежала слюна… Есть запахи, против которых не устоишь. Один из них уже давно слонялся по дому и в конце концов коварно выманил труженика Пестова из-за стола. Незаметно для себя Паня очутился на кухне, возле большого блюда, закрытого полотенцем. Что там такое под полотенцем? Очень симпатичные и приветливые кругляши с золотистой корочкой. Притворяясь, что ничего не случилось и вытирая рот, он вернулся за стол, покончил с историей и взялся за английские слова.

До сих пор Паня даже не представлял себе, сколько соблазнов окружает человека, добросовестно готовящего уроки, потому что раньше он без боя уступал первому же искушению. Теперь не то! Из приглушенного репродуктора чуть слышится музыка. Вместо того чтобы пустить репродуктор на полную громкость, Паня, презирая соблазн, выдергивает вилку из розетки. Ага, замолчал!.. С улицы доносятся голоса ребят и звонкий стук городошных бит. Он захлопывает оконную форточку… Кажется, Пане хочется пить, но он относится к себе беспощадно: «Врешь, притворяешься!»

18.47 — и уроки сделаны.

Бывало ли раньше, что Паня за один присест выполнял все домашние задания? Да, бывало. Но он делал это так, будто платил несправедливо большой выкуп за кино или за каток. Теперь, складывая учебники, он подумал: «С уроками полный порядок!» — и даже пожало, что испытание его стальной воли кончилось. Неизвестно, завоевал ли он сегодня пятерки, но радостное чувство первого успеха в начатом деле завоевал бесспорно.

— Сказано, сказано, узелком завязано! — пропел Паня о своем решении быть отличником. — Сказано, сказано!..

Под окном раздался боевой клич:

— «Динамо» или «Спартак»?

Это ребята сколачивали футбольные команды для сражения на пустыре.

— «Динамо»! — открыв форточку, крикнул Паня и через минуту уже сеял смятение в рядах противника.

Вопреки правилам поведения на футбольном поле, не умокал его голос:

— Митька, передавай мне!.. Костя, не мажь, несчастный!.. Куда ты бьешь по своим воротам, ты же в моей команде!.. Гол, гол!..

Сумерки быстро сгущались, но команды, подогреваемые Паней, никак не могли остановиться, и количество забитых мячей стало астрономическим.

— Хватит, Паня! — сказала Мария Петровна, пришедшая звать сына домой. — Только одного тебя на Касатке и слышишь… Ботинки побереги…

— А я, мам, все уроки сделал, — похвастался он.

— И хорошо, сынок! А где Вадик? Ксения Антоновна звонила, спрашивала… Ты ей позвони.

На сердце у Пани заскребли кошки. Забыл, совсем забыл он о Вадике, вылетел Вадик из памяти… Как не хочется звонить Ксении Антоновне! Она начнет расспрашивать, куда мог запропаститься Вадик, почему он не сделал уроков, что задано на завтра. Голос у нее будет обеспокоенный, раз-другой она вздохнет, и в этих вздохах Паня расслышит укоризну: «Ты же мог повлиять на него!»