— К «Пятерке» еду, ребята! — крикнул он.

По добротной деревянной лестнице, прилепившейся к уступу. Паня и Вадик спустились на вторую террасу и побежали к экскаватору Григория Васильевича Пестова.

Экскаватор № 5 имеет свои неизменные приметы. Самая видная из них — красный флажок рудничного профсоюзного комитета, навсегда приросший к знатной машине. Вторая примета — щеголеватый, холеный вид «Пятерки». На серебристой краске корпуса ни одной царапины, все на машине чистое, блестящее. Третья примета — возле «Пятерки» непременно увидишь посетителей, пришедших полюбоваться работой лучшего стахановца Горы Железной и его учеников.

На этот раз посетителями были Паня и Вадик.

Железногорские ребята — большие знатоки экскаваторов, ни один промах машиниста не ускользает от их зоркого глаза, и Паня волновался. Ему хотелось, чтобы сегодня, когда окончательно решился вопрос о малахитовой доске почета, отец особенно хорошо, блестяще показал свое мастерство.

Снова послышался свисток паровоза.

Экскаватор, который до сих пор грыз уступ и складывал руду между уступом и рельсами железнодорожного тупика, услышав свисток, затих, будто насторожился, потом зачерпнул ковш руды и остановился.

Паня увидел отца.

Откинувшись на спинку кресла. Григорий Васильевич сидел в кабине, положив руки на рычаги контроллеров. Казалось, что этот плотный человек в комбинезоне просто отдыхает, но Паня знал, что батька нетерпеливо ждет порожняк, отсчитывая секунды. Едва заметную улыбку отца Паня принял на свой счет.

Состав вагонов миновал стрелку и затормозил. Помощник машиниста экскаватора Гоша Смагин перевел стрелку и, сняв кепку, помахал ею перед колесами заднего вагона.

— Прошу пожаловать, папаша! — крикнул он Чусовитину.

Состав задним ходом вступил на тупиковую ветку.

— Батя, начали! — махнул пилоткой Паня.

Ему ответил шум поворотного механизма и грохот руды, падающей в железный вагон. В маленький отрезок времени, в одну секунду, Пестов вместил много работы. Он нажал педаль поворота и дал обратный ход машине, но в то же время придавил большим пальцем кнопку мотора-дергача, открывающего ковш. Откинулось днище ковша, уже поплывшего назад в забой, и руда легла в вагон ровным слоем от задней стенки к передней: «На!»

— Счастливо в гору! — крикнул Паня.

Из шума, наполнившего забой, выделился густой, сильный голос двигателя, поднимающего ковш на зубчатой рукояти, злое завыванье напорного мотора-силача, подающего ковш вперед, рокот поворотного механизма.

Всей своей громадой экскаватор на полной скорости повернулся к груди забоя. Блестящие стальные зубья ковша вонзились в уступ снизу вверх, отрывая руду от горы. Полный до отказа ковш полетел к вагону, постепенно снижаясь. Он прошел над бортом вагона не слишком низко, чтобы не повредить его, и не слишком высоко, чтобы не разбросать груз. И снова, еще на ходу ковша, откинулось днище, новый ровный слой руды лег в вагон.

— Ух, и стелет перинки! — с восхищением сказал Вадик.

— А то как же? — ответил Паня, внешне спокойный, но ликующий в душе.

Так мог привести ковш к разгрузке лишь мастер, безупречно владеющий машиной, чувствующий каждый килограмм 160-тонного экскаватора и каждый килограмм руды в ковше.

Снова шумят моторы и летит над землей ковш.

Стремительные и в то же время легкие, округленные движения машины завладели сердцами мальчиков. Вадик, широко расставив руки, орудовал воображаемыми рычагами: раз — рычаг подъема, два — рычаг напора, три — нажал ногой камешек, заменяющий педаль поворота… словом, суетился вовсю, а Паня сияющими глазами провожал каждый ковш и, когда машина поворачивалась к вагону, любовался своим батькой.

Он работает и ничего не видит, кроме горы, ковша и вагона. Его светлые глаза стали больше, и в них горит синий огонек. Над «Пятеркой» высится Гора Железная и грозит: «Не тронь, не тревожь — раздавлю!» Но Пестов, мастер из мастеров, напрягая свою волю, штурмует, теснит гору, и она, отступая шаг за шагом, сполна отдает богатство…

— Первый вагон готов за минуту пятьдесят секунд! — взглянув на ручные часы, объявил Гоша Смагин.

— Кто еще такое время покажет! — усмехнулся Паня.

— Никто и никогда! — горячо поддержал его Вадик.

Незаметно пролетели минуты погрузки. Положен последний ковш. Пестов дает сирену: «Готов!» Чусовитин отвечает коротким гудком: «Спасибо, уезжаю!» — и состав начинает подтягиваться к стрелке. Теперь, подавшись вперед, Пестов оценивает свою работу. Кажись, все сделано на совесть. Вагоны загружены вровень с краями, и посередине каждого вагона получилась аккуратная гладкая выпуклость.

— Вагончики с шапками, — отвечает Вадик. — Только Григорий Васильевич может так сделать.

В голосе Вадика звучит искренняя гордость работой Пестова, и за это Паня многое прощает своему другу. А тут еще Гоша Смагин схватил лопату, подбежал к рельсам и презрительным движением швырнул лопату прочь в знак того, что погрузка произведена чисто и на рельсы не попало ни одного куска руды.

Да, это работа! Это работа умельца!

Наконец-то Паня перехватил взгляд отца.

— Батя, можно? — взмолился он.

— Григорий Васильевич, пожалуйста! — присоединился к нему Вадик.

Не дожидаясь разрешения отца, Паня сдернул со своей головы и с головы Вадика пилотки и, прыгая через валуны-буты, добрался до уступа, вскарабкался метра на полтора, положил пилотки на выступавшие куски руды и вернулся к Вадику.

Машина зашумела. Ковш полетел над землей, не замедляя хода, приблизился к горе вплотную и тотчас же плавно от нее отошел. На стальных зубьях молодцевато сидели пилотки, будто в ковше экскаватора сидели два паренька.

— Ура! — закричали мальчики.

Пестов снизил ковш и положил руку себе на голову — мол, накройтесь, баловники, солнце голову напечет.

Вблизи экскаватора Паня почувствовал то, что неизменно чувствовал, приближаясь к этой машине: удивление, гордость и что-то вроде зависти. Невероятная махина! Стрела экскаватора не уступает ферме железнодорожного моста. Зубчатая рукоять, держащая ковш, напоминает пилу, но такой пилой можно распилить порядочный дом — ведь длина рукояти семь метров. И этот гигант так ловко снял пилотки с кусков руды, так услужливо подал их!.. Неужели Паня тоже когда-нибудь заставит машину двигаться ловко, сноровисто? Лишний вопрос! Конечно, он научится работать по-отцовски.

Тем временем Пестов показался в двери корпуса, по железной стремянке спустился на гусеницу экскаватора, широкую, как тротуар из стальных плит, и спрыгнул на землю.

— Что тебе сегодня утром было сказано? — стал он пробирать сына. — Тебе было велено идти прямо во второй карьер через пустырь. Почему явился в забой, да еще с Вадиком? Вдвоем вы вчетверо больше озорничаете, чем поодиночке, неслух!

Отец говорил строгие слова, но в его глазах светились радостные огоньки, как это всегда бывало после удачного рабочего дня. Кончилось тем, что в ответ на влюбленный взгляд Пани он подергал его за ухо.

У «Пятерки» появился машинист Калугин, молчаливый и добродушный увалень, о котором говорили, что он только на машине ловок, и начал приемку смены.

К мальчикам подошел Гоша Смагин.

— Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно! — сказал он и кукарекнул без тени улыбки на задумчивом лице с широкими скулами и маленькими глазами. — Первого сентября марширую в шестой класс школы рабочей молодежи. Возражений нет? Принято! Весь рудничный комсомол за ученье берется. Признавайтесь: у кого завалялись учебники для пятого класса? Требуется кое-что повторить…

Занятный парень помощник машиниста Гоша Смагин. В карьере он учится горному делу, а все свободное время проводит на водной станции спортивного общества «Металлург» плавает, как рыба, и ведет яхту, как старый боцман. Летом он выходит на работу в широких черных брюках, в полосатой тельняшке и в кепке, надетой козырьком назад, так что издали ее можно принять за матросскую бескозырку.

Ребята пообещали морскому волку Горы Железной собрать для него нужные учебники.