— Долли, вызови врача.

— Нет, уже все хорошо, Дрю.

— Детка, не шути с этим.

— Я не шучу. Слушай, чем меньше они там ковыряются, тем выше шансы того, что все будет хорошо.

— Уверена? — его голос все еще пронизан тревогой и страхом. Что говорить? Я сама держусь из последних сил. Мне так страшно, что рука от тряски уже едва удерживает телефон.

— Все уже хорошо, малыш. Правда. Уже отпустило.

— Когда у тебя прием у врача?

— Через неделю.

— Поедем вместе. И Долли?

— Что?

— Не вздумай там по дому метаться. Врач сказал лежать, как можно больше. Разминаться каждые два часа. Никакого негатива и меньше работы. Помнишь?

— Помню, — буркнула я, с тоской поглядывая на ноутбук на столике.

— Я люблю тебя, малышка. Побереги себя ради нашей крохи.

— Хорошо, — выдыхаю я, чувствуя, как где-то в глазах начинают скапливаться слезы. Мне нужно, чтобы прямо сейчас Дрю был рядом. Чтобы обнял меня и успокоил своими теплыми руками и запахом. Потому что мне охренеть как страшно.

— Мне пора идти, детка. Я вечером позвоню.

Собираю себя в кучку из последних сил и выдавливаю вымученную улыбку.

— Обязательно позвони, я задолжала тебе оргазм.

— Ты его вернешь, не сомневайся. Но если я не сдержусь и пойду дрочить в туалете студии, знай: я буду думать о тебе.

И вот так просто разговор, который можно сравнить с эмоциональными качелями, снова возвращается в легкое русло, и мы прощаемся на оптимистичной ноте. Правда, остаток дня я, напуганная этим странным приступом, стараюсь не покидать кресла, а после и постели.

— Я очень хочу тебя видеть, малыш. Но тебе пока нужно задержаться в мамином животике, — говорю я, поглаживая плоский живот. — Я уже люблю тебя, как и папа. Давай не будем его расстраивать и пугать маму. Сиди там, крошка, пока не придет время встречи.

Дрю

— Секс лучше исключить, — звучит из уст врача Долли, как приговор. Я крепче сжимаю руку жены, глаза которой, расширившиеся еще до этого, теперь совсем стали огромными. — Я думаю, вы способны потерпеть семь месяцев.

— Шесть с половиной, — на автомате поправляю я.

— Да, — соглашается она. — В конце концов, существует оральный секс, вот он не противопоказан ни в каком виде.

Щеки Долорес вспыхивают и она стыдливо отводит взгляд. Откуда в ней стеснение? Долли же никогда не была скромницей.

— Вот здесь я записала перечень витаминов, которые нужно принимать. Миссис Нортон, — обращается врач уже к Долли, — если снова вот так прихватит, вас нужно будет госпитализировать.

— Надолго?

— Пока не знаю. Самый долгий срок — до родов. Пока такой нужды нет, но риск очень велик, и вы должны быть каждую минуту готовы отправиться в больницу. Я вам это говорю не для того, чтобы вы сейчас начали паниковать, а исключительно ради того, чтобы вы понимали риски. Два выкидыша — это уже статистика, Долорес. Поэтому если вы хотите сохранить этого ребенка, лучше быть готовой сделать так, как я вам говорю.

Долли кивает, а я чувствую, как трясется ее рука. Моя девочка. Она совсем не готова справляться с такими обстоятельствами. Она так была счастлива, когда узнала о беременности, что теперь дует на холодную воду, потому что боится повторения того кошмара, который пережила с первым мужем. Я снова ободряюще сжимаю ее прохладную ладошку, чтобы дать понять, что я рядом и поддерживаю ее.

После разговора с врачом прошло две недели. Каждый день мы просыпаемся и ждем, что что-нибудь случится. Я внимательно наблюдаю за Долли с самого момента ее пробуждения, а она лежит в постели, накрыв рукой живот, и прислушиваясь к ощущениям. Потом мы встаем и делаем вид, что жизнь просто идет своим чередом. Хотя по факту с опаской двигаемся по дому, настороженно поглядывая друг на друга. Словно в воздухе над нами нависает нечто страшное, что заставляет сердце пропускать удары.

Мы уже разговаривали на эту тему с Долорес и договорились, что не будем ждать плохого. Но пережитый ранее опыт не позволяет ей до конца расслабиться. Я уверен, что в своей голове она снова и снова проживает весь тот ужас, который случился с ней несколько лет назад. И никакими словами я не могу убедить ее переключиться на позитив. Долли как будто застряла в прошлом. Иногда я ловлю ее на том, что она сидит на террасе и смотрит вдаль. Поглаживая живот, как будто ведет немой диалог с нашим будущим ребенком.

Сегодня Долли больше похожа на саму себя. С самого утра она улыбается и ее глаза горят. Единственное, что ее кожа бледнее обычного. У Долли выявили анемию и теперь она постоянно принимает препараты железа наравне с другими витаминами. Когда я вижу батарею ее баночек с витаминами, то шучу, что у наркоманов ассортимент более скудный. Она вымученно смеется на мои шутки, но все же старается поддерживать игривый тон наших бесед.

Я же стараюсь как можно меньше оставлять ее одну. Все вопросы, которые могу решить из дома, решаю на месте. Уезжаю только тогда, когда мое присутствие необходимо. Я благодарен Марку за понимание ситуации. Мы договорились, что все совещания и встречи перенесем на один день недели — пятницу, — чтобы я в оставшиеся дни мог работать из дома. Сегодня я планирую все требующие моего присутствия дела решить одним махом, чтобы снова на неделю засесть дома.

— Малышка До, я поехал. Буду к вечеру. — Я присаживаюсь на корточки и беру ее за руку, второй рукой поглаживая нежную щеку.

— Хорошо, — с улыбкой отвечает она. — Только… — Долли кусает губы, как будто не решается что-то сказать.

— Доллс, что не так?

— Я тут подумала, что мне стоит отказаться от съемок фильма о виноделах.

— Ты еще этого не сделала? — Почему-то внутри меня все перевернулось от мысли о том, что она, будучи в положении, до сих пор не отказалась от этой работы.

— Нет, — тихо ответила Долорес, виновато глядя на меня.

— Сделай это сегодня, — мягче отвечаю я, хотя мне стоит нечеловеческих усилий не закричать.

Наверное, мы оба уже на грани от волнения. Врач сказал, что период в три месяца станет переломным. И если Долли доносит ребенка до четвертого, то угроза выкидыша значительно снизится. До этого момента осталось ждать три дня, поэтому мы чувствуем себя, как канатоходцы без страховки. Мы боимся посмотреть вниз, но и не смотреть тоже не можем, потому что именно от того, чтобы правильно поставить ногу вперед, и зависит наша жизнь.

Долли кивает на мою просьбу и выдыхает тихое «Хорошо», а я целую ее в лоб, нос, губы, и покидаю дом.

Весь день проносится вихрем. Встреча за встречей, нескончаемый поток людей и разговоров. Вокруг меня постоянно такой гул, что я уже едва различаю отдельные фразы. Когда наконец оказываюсь в тишине своего кабинета, вокруг меня словно еще витают отдельные слова и фразы, никак не желая покидать мой переутомившийся мозг. Я сильно задерживаюсь с работы, но мне нужно дождаться парней, потому что у нас на носу запись нового сингла и нужно, чтобы они подписали с нами продление договора, иначе у меня не будет возможности действовать от их имени. И все это нужно сделать именно сегодня, чтобы завтра утром Марк уже мог поехать в студию и договориться о записи.

Я кручусь в огромном кожаном кресле, перебирая бумаги в руках. В восемь вечера уже сложно сосредоточиться, и этому никак не способствуют двенадцать часов работы. Если бы я мог, то с радостью вывез Долли на выходные куда-нибудь в лес в одинокую хижину, где провалялся бы все выходные. А еще мы бы гуляли среди ароматных сосен и слушали крики птиц. В идеале было бы, если бы там рядом была какая-нибудь речушка, в которой моя жена могла бы помочить ноги или искупаться голышом. И я вместе с ней.

Как будто почувствовав, что я думаю о ней, она позвонила. Лицо улыбающейся, испачканной краской Долли, высветилось на экране. Я хотел поднять трубку и одновременно хотел подольше полюбоваться широкой улыбкой на снимке. Долли была очарована фестивалем красок, а я очарован ею. Мы встречались совсем недолго, но мне хватило этого времени, чтобы понять, что я не могу и не хочу никуда ее отпускать. Она принадлежит мне, а я — ей.