Он вырезал еще несколько букв и составил одно только слово:

— Завтра.

Девушка за окном монастырской кельи улыбнулась. Редвицу показалось, что она в знак благодарности опускает голову на грудь и прижимает обе руки к сердцу. После этого она отошла от окна, и свет в келье погас.

В течение всей ночи Редвиц не сомкнул глаз. Он часто проводил ночи без сна, просиживая с товарищами до зари за вином или за картами или же объезжая верхом леса и поля до полного изнеможения, предаваясь ненасытному ощущению свободы. Эта ночь была первой, проведенной им с пользой. Один за другим он составлял планы спасения Гунды, но никак не мог прийти к определенному решению. Он хорошо понимал, что здесь необходимо действовать наверняка, без промаха, так как был уверен, что больше уже не представится случая увезти Гунду из монастыря. Успех должен быть обеспечен заранее.

К рассвету он составил отважный план и, надеясь на свою молодость и счастье, решил привести его в исполнение во что бы то ни стало и должным образом провести монахинь.

Ровно в шесть часов утра денщик по обыкновению вошел в комнату молодого офицера. По лицу его сразу видно было, что он собирается сделать своему господину важное сообщение. Так как он не смел говорить, прежде чем к нему обратится Редвиц, то он молчал, страшно ворочая глазами, давая понять, что хочет говорить. Это было так потешно, что Редвиц невольно расхохотался и спросил:

— Ну, что скажешь? Что у тебя нового?

— Слава тебе, Господи, — заговорил денщик, — еще пять минут, и я бы не выдержал, Ваше благородие. У меня важная новость. В казарме говорят, будто получен приказ, чтобы наш полк сегодня же вечером покинул Берлин и форсированным маршем отправился против врага.

— Ура! — воскликнул обрадованный Редвиц, который давно уже мечтал встретиться с врагом на поле брани.

Но вдруг он спохватился. Он вспомнил, что именно в этот вечер он намеревается освободить Гунду. А тут приходится собираться в поход и покинуть город.

Все его первоначальные расчеты должны были рухнуть.

— А, черт возьми! — крикнул он, топнув ногой. — Нет, я так или иначе спасу ее. Прежде всего надо дать ей весточку о себе. Мне надо повидаться и поговорить с ней, хотя бы в течение одной только минуты. А вот это идея! Да, так я и сделаю. Сегодня же вечером Гунда будет свободна. Если когда-нибудь моя тетка, настоятельница монастыря, узнает, как я умудрился выхватить у нее из-под носа красивейшую из монахинь, то она, наверно, придет в сильнейшее негодование.

Молодой офицер поспешно принялся за свои приготовления, причем поневоле должен был посвятить денщика в свою тайну. Но денщик этот был вполне достоин доверия. Редвиц мог спокойно положиться на него, так как тот был очень предан своему господину, за которого пошел бы, не задумываясь, в огонь и в воду и даже к черту на рога. Кроме того, он был далеко не глуп и довольно хитер, а это могло пригодиться Редвицу при выполнении задуманного им плана.

Когда денщик узнал, в чем дело, он так и подскочил от восторга.

— Мы как следует проведем этих монахинь, — воскликнул он, — вот это дело мне по душе! Я ведь знаю, в чем главная суть, так как уже приметил эту хорошенькую барышню у окна в третьем этаже. Как мне стало жаль ее, когда я увидел, что у нее на глазах слезы.

— Ну тебя, — заметил Редвиц, — разве ты знаешь толк в женских глазах?

— Так точно, ваше благородие, — ответил денщик, — я отлично разбираю, какие глаза красивы, а какие нет. Будьте покойны. А когда вон та барышня смотрит своими прелестными глазками, то душа так и радуется.

Редвиц не мешал болтовне своего денщика, так как был рад его сочувствию.

Часов в девять утра молодой барон Редвиц снова явился в монастырь к своей тетке. На этот раз он накинул на себя широкий белый плащ, какие носили Цитенские гусары. Стройная фигура Редвица была совершенно скрыта под этим плащом.

— Ты опять явился, — спросила настоятельница, видимо, не совсем довольная столь ранним его визитом, — неужели тебе так нравится в монастыре? Ты, наверно, пришел с намерением заявить мне, что расстаешься с мечом и постригаешься в монахи? Если так, то я окажу тебе нужную протекцию.

— Смейтесь, тетушка, — отозвался Редвиц, почтительно целуя руку сестре Беате, что ей всегда очень нравилось, — хотя я и не думаю расставаться с полком, но все же моей просьбой, с которой я хочу обратиться к вам, руководит чувство благочестия.

— Ты настроен благочестиво? Поразительно, — недоверчиво произнесла настоятельница.

— Вы, тетушка, на самом деле считаете меня каким-то безбожником. Но я вам докажу, что я вовсе не так уж плох. Дело вот в чем: разрешите мне сегодня утром помолиться у алтаря вашей маленькой монастырской церкви. Наш полк получил приказ выступить еще сегодня в поход. Мы идем на войну, и вот я вспомнил, что давно уже, говоря откровенно, ни разу за последние два года не молился Богу.

— Два года! — в ужасе воскликнула настоятельница. — Разве можно жить так долго без молитвы?

— Собственно говоря, я тоже не понимаю, как меня еще земля терпит. Но, как видите, я еще жив, слава Богу, и надеюсь жить и дальше, назло всем австрийцам, французам и русским, которые собираются свернуть шею нашему великому королю. Итак, разрешите мне сойти вниз в церковь, чтобы помолиться у алтаря.

— Охотно разрешаю. Я позову сестру привратницу; она проводит тебя и откроет церковь.

— Благодарю вас, от души благодарю, тетушка, — ответил Редвиц.

Он снова поцеловал руку настоятельнице, которая вслед за тем позвонила и велела позвать привратницу. Явилась пожилая, некрасивая монахиня. Настоятельница дала ей необходимые указания, и Редвиц пошел вслед за ней. Шагая по длинным коридорам монастыря, он зорко оглядывался по сторонам, как охотник, выслеживая добычу. Вдруг он вздрогнул. За приоткрытой дверью одной из келий он увидел прелестное личико Гунды. Значит, он не ошибся в своем предположении: она видела, как он вышел из казармы и вошел в монастырь. Несомненно, она догадывалась, что он явился ради нее.

Редвиц спокойно вошел вслед за привратницей в церковь, расположенную в самом нижнем этаже монастырского здания. Но едва только привратница удалилась, оставив его одного, он быстро вернулся по тому же пути, по которому пришел.

Не долго думая, он открыл дверь кельи Гунды и переступил порог. Молодая девушка с трудом подавила в себе громкий крик испуга, готовый было вырваться из ее груди, и в крайнем смущении отступила к окну своей неприветливой комнаты.

— У меня времени немного, — шепнул ей Редвиц, вынимая из-под плаща какой-то темный сверток, — если вы действительно решили покинуть этот монастырь, то наденьте сегодня к семи часам вечера эту форменную одежду, которую я принес вам, а затем спрячьтесь за большой иконой церкви, направо от алтаря. Все остальное предоставьте мне. Прошу вас не сомневаться в том, что я искренне хочу помочь вам и нисколько не рассчитываю на вашу благодарность или вообще на что бы то ни было.

— Позвольте объяснить вам…

— Потом, потом. Сюда может случайно кто-нибудь заглянуть, и тогда все пропало. Прощайте и будьте готовы к семи часам вечера. Не забывайте, что дело касается вашей свободы. Ведь вас принудят постричься, если вы добровольно не согласитесь. У меня имеются данные, что с вами собираются поступить круто.

— Я буду готова, — ответила Гунда, краснея от смущения и волнения, — сегодня в семь направо от алтаря. А пока примите мою сердечную благодарность за ваше великодушие, которое вы проявляете по отношению к совершенно чужой вам молодой бедной девушке.

Она протянула молодому офицеру руку, а Редвиц в избытке чувств поднес эту руку к губам и запечатлел на ней горячий поцелуй. Затем он шмыгнул в коридор и поспешно вернулся в церковь. Там он опустился на колени возле алтаря. Но мысли его были заняты не молитвой, а прелестной девушкой, которая так пленила его с первой же встречи, что он решился на столь рискованный шаг, как похищение монахини.

Вскоре он встал. Явилась привратница и проводила его до выхода.