– В церковь! – крикнул отец Хайме. – Церковь они не будут бомбить.

Он был прав. Все знали, что Церковь поддерживала каудильо и сквозь пальцы смотрела на жестокость по отношению к его противникам.

С трудом пробиваясь сквозь толпу бегущих в панике людей, семья Миро устремилась к церкви.

Мальчик судорожно вцепился в руку отца, стараясь не слышать жуткого грохота вокруг. Он помнил то время, когда отец не боялся и не спасался бегством.

– Папа, будет война? – спросил он как-то отца.

– Нет, Хайме. Все это газетная болтовня, мы лишь просим у правительства предоставить нам чуть больше независимости. Баски и каталонцы имеют право на свой язык, свой флаг и свои праздники. Мы все одна нация. И испанцы никогда не будут воевать с испанцами.

Хайме был слишком молод и не понимал, что на карту было поставлено нечто большее, чем спор с басками и каталонцами. Это был глубокий идеологический конфликт между республиканским правительством и националистами правого крыла, и из искры разногласий быстро разгорелся огромный пожар войны, вовлекший в нее с десяток иностранных государств.

Когда превосходившие силы Франко разгромили республиканцев и у власти в Испании утвердились националисты, Франко сосредоточил свое внимание на непокорных басках: «Их надо наказать».

Продолжала литься кровь. Группа баскских лидеров сформировала ЭТА, движение за свободное государство басков, и отцу Хайме было предложено вступить в эту организацию.

– Нет. Я против этого. Мы должны получить то, что принадлежит нам по праву, мирным путем. Войной мы ничего не добьемся.

Но ястребы войны оказались сильнее голубей мира, и ЭТА быстро превратилась в грозную силу.

У Хайме были друзья, чьи отцы принимали участие в ЭТА, и они рассказывали об их героических подвигах.

– Мой отец и его друзья взорвали штаб гражданской гвардии, – рассказывал один из приятелей Хайме.

Или:

– Ты слышал об ограблении банка в Барселоне? Это мой отец. Теперь они смогут купить оружие, чтобы драться с фашистами.

А отец Хайме говорил:

– Насилие бессмысленно, нужно идти путем переговоров.

– Наши взорвали в Мадриде один из их заводов. Почему твой отец не с нами? Он что, трус?

– Не слушай своих приятелей, Хайме, – говорил ему отец. – То, что они делают, – преступление.

– Франко приказал казнить без суда и следствия нескольких басков. Мы начинаем всеобщую забастовку. Твой отец присоединится к нам?

– Папа?..

– Мы все испанцы, Хайме. Мы не должны допустить, чтобы нас разъединили.

И мальчик терзался сомнениями. «Неужели друзья правы? Мой отец – трус?» Хайме верил отцу.

И вот – Армагеддон. Мир рушился вокруг него. Улицы Герники были заполнены толпами кричащих людей, пытавшихся спастись от падавших бомб. Повсюду взрывали здания, монументы и тротуары разлетались осколками бетона и брызгами крови.

Хайме, его мать, отец и сестры добежали до большой церкви – единственного уцелевшего здания на площади. С десяток людей барабанили в дверь.

– Впустите нас! Во имя Христа, откройте!

– Что происходит? – крикнул отец Хайме.

– Священники заперлись в церкви. Они нас не пускают.

– Давайте выломаем дверь!

– Нет!

Хайме с удивлением посмотрел на отца.

– Мы не будем вламываться в Божий храм, – сказал отец. – Он защитит нас, где бы мы ни были.

Когда они увидели появившийся из-за угла отряд фалангистов, открывший по ним пулеметный огонь, было слишком поздно. Безоружные мужчины, женщины и дети падали на площади, сраженные пулеметными очередями. Смертельно раненный отец Хайме схватил сына и прижал его к земле, укрывая своим телом от смертоносного града пуль.

После атаки землю окутала зловещая тишина. Как по волшебству стихли грохот орудий, топот бегущих ног и крики. Открыв глаза, Хайме еще долго лежал, чувствуя на себе тяжесть тела отца, заботливо укрывшего его от смерти. Отец, мать и его сестры были мертвы, как и сотни других людей. И над их телами возвышались запертые двери церкви.

Той же ночью Хайме выбрался из города и, добравшись через два дня до Бильбао, вступил в ЭТА.

Принимавший его офицер взглянул на него и сказал:

– Ты слишком молод, чтобы вступать в наши ряды, сынок. Тебе бы в школу.

– Вы и будете моей школой, – тихо сказал Хайме. – Вы научите меня драться, чтобы я мог отомстить за смерть своих близких.

Он никогда не сомневался в правильности своего выбора. Он сражался за себя и за свою семью, его подвиги стали легендарными.

Хайме продумывал и совершал отчаянные налеты на заводы и банки, казнил тиранов. Когда кто-то из его людей попадал в плен, он осуществлял дерзкие вылазки, чтобы их спасти.

Услышав о том, что для подавления баскского движения формируется ГОЕ, он с улыбкой сказал: «Хорошо. Значит, нас заметили».

Он никогда не задавался вопросом, ради чего идет на риск. Было ли это связано с не раз услышанным в детстве: «Твой отец – трус» – или же он пытался что-то доказать себе и другим? Он просто вновь и вновь подтверждал свою храбрость и не боялся рисковать жизнью ради того, во что верил.

Теперь из-за того, что один из его людей проявил в разговоре некоторую неосторожность, на Хайме свалилась эта монахиня. «Есть какая-то ирония в том, что ее Церковь теперь на нашей стороне. Но она опоздала, разве что ей удастся устроить второе пришествие и воскресить моих мать, отца, сестер», – с горечью думал он.

Они шли по ночному лесу, пестревшему вокруг бледными пятнами лунного света. Они держались подальше от городов и крупных дорог, постоянно настороже, готовые к малейшей опасности. Хайме не обращал на Миган никакого внимания. Они шли вместе с Феликсом и делились воспоминаниями о своих приключениях. Миган с интересом прислушивалась к их разговору. Ей никогда не доводилось встречать таких людей, как Хайме Миро. В нем чувствовалась твердая уверенность в своих силах.

«Если кто и поможет мне добраться до Мендавии, – думала Миган, – так это он».

Временами Хайме было жалко эту сестру и он даже испытывал невольное восхищение тем, как она держалась во время их нелегкого путешествия. И он думал о том, как приходится остальным с их подопечными от Господа.

У него по крайней мере есть Ампаро Хирон, и по ночам ему было с ней очень хорошо.

«Она так же предана нашему делу, как и я, – думал Хайме. – И у нее даже больше оснований ненавидеть правительство».

Все родные и близкие Ампаро погибли от рук националистов. Она была крайне независима и очень темпераментна.

На рассвете они подошли к Саламанке, расположенной на берегах реки Тормес.

– Здесь в университете учатся студенты со всей Испании, – объяснял Миган Феликс. – Это, пожалуй, лучший университет в стране.

Хайме не слушал, он сосредоточенно обдумывал, что им делать дальше. «Где бы я устроил засаду на месте преследователей?»

Он повернулся к Феликсу:

– Мы обойдем Саламанку. Сразу за городом есть гостиница. Там и остановимся.

Маленькая гостиница находилась в стороне от туристских маршрутов. Каменные ступени вели в холл, где стоял деревянный рыцарь в латах.

– Подождите здесь, – сказал Хайме женщинам, когда они подошли ко входу.

Он кивнул Феликсу Карпио, и они скрылись за дверью.

– Куда они? – спросила Миган.

Ампаро Хирон одарила ее презрительным взглядом:

– Наверное, твоего Бога искать.

– Надеюсь, они найдут его, – в тон ей ответила Миган.

Через десять минут мужчины вернулись.

– Все чисто, – сказал Хайме Ампаро. – Вы с сестрой будете в одной комнате, мы с Феликсом – в другой.

Он протянул ей ключ. Ампаро недовольно возразила:

– Дорогой, я хочу остаться с тобой, а не...

– Делай, что я тебе говорю. Смотри за ней.

Ампаро повернулась к Миган:

– Хорошо. Пойдем, сестра.

Миган последовала за Ампаро в гостиницу и поднялась вверх по лестнице.