Они подошли к одной из дюжины комнат, расположенных в ряд вдоль серого обшарпанного коридора. Ампаро открыла дверь, и женщины вошли. Комната была тесной и убогой, с деревянным полом и отштукатуренными стенами. Из мебели были только кровать, маленькая кушетка, разбитая тумбочка да два стула.

– Как здесь здорово! – воскликнула Миган, обведя глазами комнату.

Приняв это за насмешку, Ампаро гневно повернулась:

– Кто ты, черт побери, такая, чтобы еще выказывать недовольство...

– Здесь так просторно, – продолжала Миган.

Посмотрев на нее, Ампаро рассмеялась. Конечно, эта комната покажется просторной после тех келий, в которых жили сестры.

Ампаро начала раздеваться. Миган не могла удержаться, чтобы не смотреть на нее. Она впервые видела Ампаро при дневном свете. Женщина была красива земной красотой. У нее были рыжие волосы, белая кожа, полная грудь и тонкая талия, ее бедра покачивались в такт движениям.

Поймав на себе заинтересованный взгляд, Ампаро сказала:

– Скажи-ка мне, сестра, почему люди уходят в монастырь?

На этот вопрос было просто ответить.

– Что может быть прекраснее, чем посвятить себя красоте Господней?

– А я-то по простоте душевной чего только не думала!

Ампаро подошла к кровати и села.

– Ты можешь лечь на кушетку. Судя по тому, что я слышала о монастырях, Бог не хочет, чтобы вам было слишком удобно.

– Не беспокойтесь, – улыбнулась Миган. – Мое удобство – во мне.

В комнате в дальнем конце коридора Хайме Миро растянулся на кровати. Феликс Карпио пытался устроиться на маленькой кушетке. Мужчины не раздевались.

Хайме положил пистолет под подушку. Пистолет Феликса лежал на маленьком обшарпанном столике возле кушетки.

– Как по-твоему, зачем они это делают? – размышлял вслух Феликс.

– Что делают?

– Заточают себя на всю жизнь в монастырь, как в тюрьму.

Хайме Миро пожал плечами:

– Спроси нашу сестру. Как бы я, черт побери, хотел, чтобы мы шли без нее. Не нравится мне все это.

– Хайме, Господь отблагодарит нас за это доброе дело.

– Ты действительно в это веришь? Не смеши меня.

Феликс не стал продолжать эту тему. Было бестактно говорить с Хайме о католической Церкви. Они оба молчали, каждый погрузившись в свои собственные мысли.

«Господь передал сестер в наши руки. Мы должны благополучно довести их до монастыря», – думал Феликс Карпио.

Хайме думал об Ампаро. Ему жутко хотелось ее. «Проклятая монахиня». Он уже начал натягивать на себя простыню, как вдруг вспомнил, что ему надо бы сделать еще кое-что.

Сидевший внизу в маленьком темном холле коридорный тихо ждал, когда новые постояльцы улягутся спать. С колотящимся сердцем он поднял трубку и набрал номер.

– Полицейское управление, – лениво ответил голос в трубке.

– Флориан, – зашептал своему племяннику коридорный, – у меня здесь Хайме Миро и с ним еще трое. Ты бы мог отличиться, если бы схватил их.

В девяноста девяти милях к востоку, в лесу вдоль дороги на Пеньяфиель, спала Лючия Кармине.

Рубио Арсано сидел и смотрел на нее, ему очень не хотелось ее будить. «Она похожа на спящего ангела», – подумал он.

Но близился рассвет, и нужно было двигаться дальше.

Рубио наклонился и нежно прошептал ей на ухо:

– Сестра Лючия...

Лючия открыла глаза.

– Нам пора идти.

Зевнув, она лениво потянулась. Ее блузка расстегнулась, слегка обнажив грудь. Рубио поспешно отвел глаза.

«Я должен контролировать свои мысли. Она ведь невеста Христа».

– Сестра...

– Да?

– Я... я могу попросить тебя об одном одолжении? – спросил он, краснея.

– О каком?

– Я уже давно не молился. Но меня воспитывали в католической вере. Не могла бы ты прочесть молитву?

Этого Лючия ожидала меньше всего.

«Когда же я в последний раз читала молитву?» – пыталась вспомнить она. Монастырь не в счет. В то время как другие молились, ее голова была занята мыслями о побеге.

– Я... я не...

– Я уверен, что нам обоим от этого будет лучше.

Как она могла объяснить ему, что не помнит ни одной молитвы?

– Я...

Вот. Одну она вспомнила. Когда она была еще совсем маленькой, она стояла на коленях возле своей кровати рядом с отцом, который после молитвы укладывал ее спать. Ей медленно стали вспоминаться слова двадцать третьего псалма.

– «Господь – пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим. Он подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего...»

На нее накатились воспоминания.

Ей с отцом принадлежал весь мир. И он так гордился ею.

«Ты родилась под счастливой звездой», – любил повторять отец.

И, слыша это, Лючия чувствовала себя счастливой и красивой. Ничто не могло омрачить ее жизнь. Она же была прекрасной дочерью всесильного Анджело Кармине.

– «Если я пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла...»

Воплощением зла были враги ее отца и братьев. И она заставила их поплатиться.

– «...потому что Ты со мною. Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня».

«Где был Бог, когда я нуждалась в успокоении?»

– «Ты приготовил передо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена...»

Она говорила все медленнее, ее голос переходил на шепот. Что случилось с той маленькой девочкой в белом воздушном платье? Будущее представлялось ей таким лучезарным. И все почему-то пошло кувырком. Все. «Я потеряла отца, братьев и саму себя».

В монастыре она не думала о Боге, а теперь, здесь, с этим простым крестьянином...

«Не могла бы ты прочесть молитву?»

Лючия продолжала:

– «Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни».

Рубио не отрываясь смотрел на нее, он был искренне тронут.

– Спасибо, сестра.

Лючия склонила голову, она была не в состоянии ничего сказать. «Что это со мной?» – думала она.

– Ты готова, сестра?

– Да, готова, – ответила она, посмотрев на Рубио Арсано.

Через пять минут они уже были в пути.

Застигнутые неожиданным ливнем, они скрылись в заброшенной хижине. Дождь яростно барабанил по ее крыше и стенам.

– Как ты думаешь, эта буря когда-нибудь стихнет?

Рубио улыбнулся:

– Это не буря, сестра. Это то, что мы, баски, называем сиримири. Дождь кончится так же быстро, как и начался. Земля сейчас иссушена. Ей нужен этот дождь.

– На самом деле?

– Да. Я же крестьянин.

«Это заметно», – подумала Лючия.

– Прости мне мою откровенность, сестра, но у нас с тобой много общего.

Взглянув на этого доверчивого простофилю, Лючия подумала: «Вот это здорово».

– Серьезно?

– Да. Мне действительно кажется, что жизнь на ферме во многом напоминает жизнь в монастыре.

Она не улавливала связи.

– Я не понимаю.

– Видишь ли, сестра, в монастыре ты много думаешь о Боге и сотворенных Им чудесах. Разве не так?

– Так.

– Ферма в каком-то смысле похожа на Бога, окруженного своими творениями. Все, что вырастает из земли Господней, будь то пшеница, или маслины, или виноград, – все идет от Бога, так ведь? Это все – чудо, и ты видишь его изо дня в день. Ты помогаешь ему расти и сам становишься частью этого чуда.

В его голосе слышалось такое воодушевление, что Лючия не могла сдержать улыбки.

Дождь неожиданно перестал.

– Теперь мы можем идти дальше, сестра.

– Мы скоро подойдем к реке Дуэро, – сказал Рубио. – Прямо впереди будет Пеньяфиельский водопад. Мы дойдем до Аранда-де-Дуэро, а там – до Логроньо, где и встретимся с остальными.

«Ты и пойдешь туда, – подумала Лючия. – И желаю удачи. А я, дружок, буду в Швейцарии».

За полчаса до того, как они добрались до водопада, они уже слышали его шум. Низвергавшийся в быструю реку Пеньяфиельский водопад предстал перед ними во всей своей красе. Вода падала вниз с оглушительным ревом.