– Господин премьер-министр, не могли бы вы рассказать подробнее о том, кто эти четыре сбежавшие монахини? – спросил корреспондент «Оджи».

– Сожалею, но больше не могу дать вам никакой информации. Я повторяю, леди и джентльмены, правительство делает все, что в его силах, чтобы найти этих монахинь.

– Господин премьер-министр, в печати сообщалось об имевшей место жестокости при нападении на монастырь в Авиле. Что вы на это скажете?

Это был для Мартинеса больной вопрос, потому что жестокость действительно имела место. Полковник Акока грубо нарушил границы своих полномочий. Но с полковником он разберется позже. В данный же момент нужно было продемонстрировать единство.

Он повернулся к полковнику и спокойно сказал:

– На этот вопрос ответит полковник Акока.

– Я тоже об этом слышал, – сказал Акока. – Подобные сообщения безосновательны. Обратимся к фактам. Мы получили достоверную информацию о том, что террорист Хайме Миро с дюжиной своих вооруженных до зубов людей скрывается в цистерцианском монастыре. К тому времени когда мы устроили там облаву, они сбежали.

– Полковник, мы слышали, что ваши люди надругались...

– Вы оскорбляете нас подобными обвинениями.

Вступил премьер-министр Мартинес:

– Благодарю вас, леди и джентльмены. Это все. О дальнейшем ходе событий вас будут информировать.

Когда журналисты ушли, премьер-министр обратился к полковникам Акоке и Состело:

– Нас выставляют варварами в глазах всего мира.

Акоку абсолютно не интересовало мнение премьер-министра.

Его волновал раздавшийся среди ночи телефонный звонок.

– Полковник Акока?

Он слишком хорошо знал этот голос и тут же проснулся.

– Да, сеньор.

– Вы нас разочаровываете. Мы уже надеялись услышать от вас о каких-нибудь результатах.

– Сеньор, я уже стягиваю кольцо вокруг них. – Он почувствовал, как взмок от пота. – Прошу вас подождать еще немного. Я оправдаю ваше доверие.

Затаив дыхание он ждал ответа.

– У вас остается мало времени.

Связь прервалась.

Положив трубку, полковник Акока был близок к отчаянию. «Где же этот мерзавец Миро?»

«Я убью ее, – думал Рикардо Мельядо. – Я бы задушил ее голыми руками, сбросил бы с горы или просто пристрелил бы. Нет, наверное, приятнее всего было бы задушить ее».

Его еще никто не выводил из себя так, как сестра Грасиэла. Она была невыносима. Сначала, когда Хайме Миро поручил ему сопровождать ее, Рикардо Мельядо обрадовался. Да, она была монахиней, но такой потрясающей красавицы Рикардо видеть еще не доводилось. Он определенно собирался познакомиться с ней поближе, узнать, почему она решила спрятать на всю жизнь такую необыкновенную красоту за стенами монастыря. Под ее одеждой он различал очертания прекрасного женского тела. «Путешествие будет очень увлекательным», – решил Рикардо.

Но все приняло совершенно неожиданный оборот. Трудность заключалась в том, что сестра Грасиэла отказывалась с ним говорить. С самого начала их пути она не произнесла ни единого слова, и, что приводило Рикардо в полное недоумение, она не выглядела ни сердитой, ни испуганной, ни удрученной. Ни в малейшей степени. Она просто ушла глубоко в себя и, казалось, не проявляла абсолютно никакого интереса ни к нему, ни к тому, что творилось вокруг. Они шли довольно быстрым шагом по жарким и пыльным проселочным дорогам мимо пшеничных, ячменных и овсяных полей, переливавшихся золотом под лучами солнца, мимо виноградников. Они огибали маленькие деревушки, встречавшиеся на пути, проходили через поля подсолнухов, поворачивавших свои желтые головы вслед за солнцем.

Когда они перешли реку Морос, Рикардо спросил:

– Ты не хочешь немного отдохнуть, сестра?

Молчание.

Они приближались к Сеговии, за которой их путь лежал на северо-восток, в сторону заснеженных вершин Гуадаррамских гор. Рикардо по-прежнему пытался завязать с ней вежливую беседу, но это было совершенно безнадежно.

– Мы скоро будем в Сеговии, сестра.

Никакой реакции. «Чем же я мог ее обидеть?»

– Ты проголодалась, сестра?

Ни звука.

Словно его и не было. Он еще никогда так не отчаивался. «Может быть, эта женщина умственно отсталая, – думал он. – Должно быть, так и есть. Господь наградил ее неземной красотой, а потом наказал слабоумием». Но ему было трудно в это поверить.

Когда они добрались до окрестностей Сеговии, Рикардо заметил, что в городе было многолюдно, а следовательно, и гражданская гвардия проявляла большую, чем обычно, бдительность.

Неподалеку от Конде-де-Честе он увидел направлявшихся в их сторону солдат.

– Возьми меня за руку, сестра, – прошептал он. – Мы должны выглядеть прогуливающейся влюбленной парочкой.

Она словно не слышала его.

«Господи, – подумал Рикардо. – Да что она, глухонемая?» Он сам взял ее за руку и был поражен ее неожиданно яростному сопротивлению: она отдернула руку будто ужаленная.

Гвардейцы приближались.

Рикардо наклонился к Грасиэле.

– Не злись, – громко сказал он. – То же самое и с моей сестрой. Вчера после ужина, когда она уложила детей спать, она говорила, что мужчины не должны где-то рассиживать за пустой болтовней, покуривая свои вонючие сигареты, в то время как вы, женщины, мечетесь, оставаясь одни. Готов поклясться...

Гвардейцы прошли. Повернувшись, Рикардо посмотрел на Грасиэлу. Ее лицо ничего не выражало. Рикардо мысленно проклинал Хайме зато, что ему досталась именно эта монахиня. Она была словно каменная, и ее холодная неприступность казалась непрошибаемой.

При всей своей скромности Рикардо Мельядо знал, что он нравится женщинам. Он уже от многих это слышал. Он был высок и хорошо сложен, у него была светлая кожа, аристократический нос, интеллигентное лицо и красивые белые зубы. Он родился в богатой баскской семье, жившей в северной части Испании. Его отец был банкиром, и он позаботился о том, чтобы сын получил хорошее образование. Рикардо учился в университете в Саламанке, и его отец с нетерпением ждал, когда сын приобщится к семейному бизнесу.

Вернувшись домой по окончании университета, Рикардо послушно начал работать в банке, но очень скоро оказался вовлеченным в борьбу своего народа за независимость. Он ходил на собрания и митинги, принимал участие в выступлениях против правительства и вскоре стал одним из лидеров ЭТА. Узнав о деятельности сына, отец вызвал его в свой просторный кабинет и отчитал.

– Я тоже баск, Рикардо, но я к тому же и бизнесмен. Нельзя гадить в собственном доме и вовлекать страну, в которой ты живешь, в хаос переворота.

– Никто не собирается свергать правительство, отец. Мы лишь требуем свободы. Угнетение басков и каталонцев правительством становится невыносимым.

Откинувшись на стуле, Мельядо-старший внимательно посмотрел на сына.

– Мэр, мой хороший друг, сказал мне вчера по секрету, что тебе лучше не ходить больше на митинги, а направить свою энергию на банковское дело.

– Отец...

– Послушай меня, Рикардо. Когда я был молод, во мне тоже кипела кровь. Но ее можно остудить и по-другому. Ты помолвлен с замечательной девушкой. Надеюсь, у вас будет много детей. – Он взмахнул рукой, показывая вокруг. – Тебя ждет большое будущее.

– Но разве ты не видишь?

– Я вижу лучше тебя, сын. Твоего будущего тестя тоже не радует твое увлечение. Я бы не хотел, чтобы что-то помешало вашей свадьбе. Надеюсь, ты меня хорошо понимаешь?

– Да, папа.

В следующую субботу Рикардо Мельядо был арестован в Барселоне во время проведения баскского митинга. Он отказался от предложения отца освободить его под залог, если отец не внесет залог и за других участников демонстрации, арестованных вместе с Рикардо. Мельядо-старший не пошел на это. Карьера Рикардо закончилась. Свадьбу пришлось отменить. Это было пять лет назад. Пять лет, полных опасности и смертельного риска. Пять тревожных лет борьбы за дело, в которое он горячо верил. Теперь он, убегая и скрываясь от полиции, сопровождал через всю Испанию слабоумную и немую монахиню.