— Не так, как они, — ответил тот, тщательно обдумав.
— Порой мне и впрямь хочется перекинуться черной птицей… и делать все остальное, чего они так хотят.
— Не нужно, — пробормотал Шинори, испытывая неловкость — в первую очередь за то, что страх все же гнездится в душе.
— И без того много смертей, да?
Шинори склонил голову и молчал. Разве смеют низшие отвечать на такие вопросы?
— Хорошо, я понимаю, — в напевном голосе слышалось легкое раздражение. — Ты все делаешь правильно… Ступай, ты свободен.
Горы Юсен. Много раньше
Шайка Ёро отдыхала после удачного набега. Собрались на поляне возле пещеры, смеялись, потягивали хмельное питье из фляжек. Протянули одну Аоки — тот опять отказался.
— Почему? — поинтересовался Уж.
— Не хочу.
— С чего так? Не девочка вроде.
— Иди ты… Никогда и не пробовал толком, — отмахнулся Аоки. — Мелкий был… потом, в цирке, делал пару-другую глотков — не понравилось. А на Островке кто бы позволил…
— Сейчас-то позволено… За старые привычки держишься?
— Просто не хочу.
— Ты у нас еще малыш — сладкое любишь? — съязвил Суори. Рысенок только отмахнулся — привык к постоянному поддразниванию старшего приятеля. Сам мог ответить не хуже — всем в шайке Ёро так или иначе перепадало от его языка.
— Слышали, у нас уже несколько месяцев новая власть! — лениво обронил кто-то.
— Да что нам до них! — потянулся другой, зевнул. — В горах все равно свои законы.
— Не скажи! Он всерьез вознамерился наводить порядок…
— Небось, еще молодой! — фыркнул кто-то. Рассмеялись и забыли на том.
Через некоторое время иначе заговорили. Пару шаек накрыли прямо в их логовах. Люди наместника не боялись появляться в горах — и вели их опытные проводники.
— Занимался бы своими чиновниками! — раздраженно сказал Ёро, когда речь снова зашла о наместнике.
— Новая метла считает себя главной в доме, — хохотнул Суори. — Неймется ему. Надолго ли хватит?
— Ты больно-то не смейся, — резонно заметил рыжий рябой разбойник. — Когда про нового наместника услышали, так ни одна муха не почесалась, а сейчас он, поди, успел шороху навести. Если не приутихнет, трудно придется.
— Куда уж труднее… На всех дорогах посты!
— Ты уже испугался светлейшего господина Алайя? А знаешь, как его имя? Я как-то слыхал… Йири его зовут. Прям-таки пташка-ласточка… — прищурился Уж. Аоки чуть не подавился лепешкой, потом сплюнул с видом величайшего отвращения.
— Ты чего? — удивился Суори.
— Да… Мне от этого имени тошно. Кто бы там ни был этот наместник, от души желаю ему провалиться в болото.
— А я уж подумал, что вы знакомы, — протянул Уж, поигрывая ножом.
— Еще чего, — огрызнулся Аоки. «Знал я одного», — хотел прибавить он, однако и в этот раз промолчал. Эта ненависть принадлежала ему одному.
Такие разговоры велись вначале. Но чем дальше, тем меньше смеха вызывало имя молодого наместника.
Горы Юсен
— А он не дурак, — Суори был непривычно задумчив. — Даром, что молод. Да, он, пожалуй, сумеет… если раньше его не убьют. Тамошние богачи не больно-то хотят иметь над собой сильную руку.
— Раз еще не убили…
— Да хватит о нем! — в последнее время Аоки становилось тревожно, едва он слышал о наместнике Окаэры. По чести сказать, и повод для этого был. Словно умелые рыбаки, вылавливали его люди разбойничий сброд в предгорьях и горах Юсен. Шайка Ёро стайкой мальков ускользала от сети, но многие уже всерьез поговаривали о смене пристанища.
А Рысенок все чаще гнал от себя неприятную мысль. Пришедшая как-то во время бессонной ночи, она изводила не хуже зубной боли.
«Это не может быть он. Если он не подох тогда во дворце, то он в Сиэ-Рэн. И за ее границы не сунется. Куда ему… да и не отпустит никто, а разве же он пойдет против воли того, кто посмел приказать?»
Только редкие встречи с Хину отвлекали от постоянной неясной тревоги, похожей на озноб. Хину… рыжеватая горная птичка. Неправильное милое личико, робкая и вместе с тем быстрая. Она украшала себя цветами — даже дешевые самоцветные или стеклянные бусы были ей не по средствам. Зато лепешки пекла — за богатым столом предложить не стыдно. И раны перевязывала умело. А на Аоки боялась поднять глаза. Он никогда не рассказывал ей о Столице — не желал, чтобы она захотела стать похожей на тамошних женщин. Она даже пела не так, как там, — тихим, чуть ломким голоском, прозрачным, словно крылышко стрекозы. Ее руки всегда были исцарапаны колючим кустарником, которым тут кормили огонь.
Аоки было с ней тепло и грустно. Он никогда не сказал при ней грубого слова, правда, и ласковых слов для нее не знал. Те, которые знал, не подходили.
— Что сделал тебе человек с именем, как у наместника? — однажды спросил Суори. — Ты сам не свой, как про него упомянули. Прям заклятье какое-то, а не имя!
Уж никогда не спрашивал Аоки о прошлом. Но видел — тот как на иголках.
— Я служил ему, — глухо отозвался Рысенок. — Он… я не переносил его. Но, по чести сказать, он был справедлив.
— Вот как.
— Он спас мне жизнь, — еще более глухо закончил Аоки.
— Я ожидал услышать иную историю. Ты меня удивил. Впрочем, спасенные частенько ненавидят спасителей.
С высокого камня свистнули — по тропинке брели несколько лошадей в богатой сбруе — их вели три человека. На спине одной закреплен был матерчатый короб.
— Кому-то лошадок мало… Купил или подарили.
— А красивые!
— Зачем вам лошади? — вмешался Суори. — По скалам скакать, как горные козы?
— Да брось! — мигом откликнулись. — Они дорого стоят. И сбруя, а что в коробе — еще неизвестно.
— Что они тут-то делают? — неспокойно было Ужу. Но Ёро дал добро — лошади и впрямь хороши, охраны никакой… И Суори никто не слушал.
Погонщики или как их назвать, неожиданно оказали сопротивление — и были убиты. Лошадей пригнали в укромное место, привязали. Сняли короб — увидели несколько рулонов довольно дорогих тканей.
Остались довольны.
Спустя некоторое время Суори подозвал Аоки:
— Уходить надо.
Замолчал. С перевала доносились сорочьи голоса — верно, птицы тоже чему-то радовались.
— Да что стряслось-то?
— Не знаю. Звери, когда неладное чуют, тоже сказать ничего не могут.
— А они? — мотнул головой в сторону людей на полянке.
— А! — с досадой отозвался Уж. — Ну, что можно им втолковать? Ёро и тот как ослеп. Лошадок они добыли! А где продать, скажи? Таких-то, породистых?
Пока шли к пещере, остальные переговаривались, довольные. Только Суори смахивал на змею, которой хвост отдавили. А потом сороки трещать перестали.
Сверху полетели сети — видно, велено было по возможности взять живыми. Но все в шайке Ёро знали: остаться в живых значит быть отправленными в копи. А умирать там не захочет никто. Уж лучше так, в драке, да побольше солдат прихватить с собой!
Оружие держать люди Ёро умели, да только против них тоже не птенчиков пушистых послали.
Что до Аоки, то он драться мог неплохо — но в уличной свалке, а вот клинком махать всерьез не обучился. Крови не боялся, но и не любил. Предпочитал брать на испуг, а не убивать.
Сети стесняли движение тех, на кого попали, и один из сотоварищей Аоки, поняв, что не выбраться, исхитрился высвободить руку и полоснул себя ножом по горлу.
Аоки запутался в одной из сетей, увидел, как Суори споткнулся, повернулся неловко — и клинок солдата вошел в его плечо. Но Уж словно и не заметил этого — и сейчас не ужом его стоило бы прозвать, а черной гадюкой. Аоки поклялся бы сейчас, что у Суори четыре руки — и противники Ужа отступали. А потом Суори пронзило несколько стрел — солдаты сочли за лучшее прикончить разбойника.