Проведя в таком режиме полдня, я подумал, что расплачиваться за предоставление пищи и жилья конечно надо, но следует подумать об ином способе.
Но к моему удивлению, после обеда мне дали последнее задание — натаскать воды из колодца, а затем предоставили самому себе. Предложив сходить искупаться на речку. Подумав, что пока не стоит выдавать себя, взял полотенце и отправился в указанном направлении. А вот придя “на речку” обнаружил кое-что интересное.
Похоже этот участок ландшафта местные использовали для проведения каких-то странных ритуалов. Тут было несколько детей младше моего реципиента которые с каким-то остервенением бултыхались в воде. Так как в доставшейся мне базе данных присутствовали сцены подобного времяпрепровождения, то я тоже разделся до исподнего и полез в воду. Единственное что, меня не прельщало находиться в мути поднятой мальчишками, так что я отошёл от этого места немного выше по течению, где берег густо зарос ивняком.
Идя среди практически касающихся воды ветвей, я обнаружил небольшую прогалину в зарослях. Осторожно заглянув туда увидел как в небольшом пятачке воды свободной от растительности осторожно купается какая-то девушка. Присмотревшись внимательней опознал в ней ту самую девушку которую ребята называли “Милкой”.
Пока в голове у меня прокручивались варианты дальнейших действий я продолжал стоять в тени ветвей наблюдая как девушка в тонком сарафане на голое тело бродит по колено в воде. При этом мокрая ткань полностью облегала её тело практически не оставляя простора для воображения — видно было что девушка только что плавала, а теперь выходит на берег.
Так и не решив что будет правильнее сделать в такой ситуации, я просто дождался пока девушка не выйдет полностью из воды и скроется среди растущих на берегу кустов. Возможно я поступил глупо, что-то упустив, а может наоборот правильно так и не выдав своего присутствия — я до сих пор не понимаю местных. В головах у них одни мысли и поступки, а в реальности совсем другие, зачастую прямо противоположные.
Так как времени у меня до наступления вечера оставалось ещё прилично, и тратить его на бессмысленное бултыхание в воде (даже с учётом возможности установления контактов с некоторыми заинтересовавшими меня людьми) я решил наконец заняться делами.
Ещё по пути к дому родственников, я заметил торчащие в отдалении, от населённого пункта, антенные вышки. Так что выбравшись из воды и одевшись, я направился в ту сторону.
Чем ближе я подходил я к тому месту тем больше деталей мог различить. Похоже заинтересовавшие меня антенны были частью каких-то машин, накрытых странными зелёными тряпками со множеством навязанных ленточек и лоскутков, и заглубленных в землю зданий. Добравшись довольно близко я обнаружил невысокую проволочную изгородь. На которой, через равные промежутки, висели выцветшее от времени информационные таблички. Сообщавшие о том, что дальше начинается запретная зона, проход на которую, запрещён. Кстати что-то подобное было и среди воспоминаний реципиента — деревенские жители неохотно говорили на эту тему. Но было как-то само собой разумеющимся, что ходить в эту сторону было не принято. Тут рядом не косили траву, не пасли коров и не собирали ягод. Так что стоя у изгороди я испытывал странное чувство — с одной стороны было понятно что просто так добраться до заинтересовавших меня объектов мне не удастся, а с другой стороны — никого поблизости не было, а изгородь была скорее номинальной преградой, чем чём-то по-настоящему ограждающим.
Решив обойти этот участок по кругу — вдруг я найду какие-нибудь ворота или встречу кого нибудь кто сможет пояснить что тут находится, я отправился вдоль проволочной ограды. Периодически меня настигало чувство чужого взгляда, но несмотря на это вокруг по-прежнему никого не было — стрекотали кузнечики, щебетали птицы, да ветерок глухо гудел среди растяжек антенных полей.
Наконец достаточно далеко отойдя от деревни я наконец добрался до грунтовой дороги. Один конец её, петляя, уходил куда-то между полей, а другой упирался в потрёпанный шлагбаум. Рядом со шлагбаумом стояла дощатая будка, подойдя к которой я убедился что она абсолютно пустая. И что же делать дальше — совершенно непонятно — вроде можно зайти внутрь — между шлагбаумом и оградой достаточно места, чтобы протиснуться одному человеку, с другой стороны — эти таблички и назойливое ощущение взгляда, прямо говорили что туда нельзя. Но мне, в любом случае, нужна связь с оставшимися в городе ребятами, так что выбора в общем-то нет.
Приняв решение я принялся протискиваться внутрь огороженного пространства. Но стоило мне оказаться внутри, как ближайший к будке куст зашевелился и из него выглянуло конопатое лицо вымазанное зелёными и коричневыми полосами краски.
— Парень, ты чего читать не умеешь? Видишь ведь написано: “проход запрещён”, так куда идёшь?
Кинув на него внимательный взгляд, и попытался подключиться к его нейропространству. Но оно оказалось достаточно плотным, так что с ходу мне это не удалось.
— Всё понял, извините, — примирительно поднял я руки, — уже ухожу.
Быстро выбравшись обратно я не оглядываясь, прямо через поле отправился в сторону деревни. В принципе задачу минимум я выполнил — хоть я и не добрался до антенных установок, мне удалось на несколько мгновений прикоснуться к нейропространству одного из людей имеющего к ним доступ. Так что в ближайшую ночь я узнаю всё что меня интересует.
Добравшись до деревни я направился в местный клуб совмещающий в себе все основные развлекательные заведения — тут должна быть библиотека, пока есть ещё немного времени, почитаю какую нибудь литературу, никогда не стоит оставлять шанс получить немного новой информации.
Лейтенант девятого отдела пятого управления КГБ СССР Симохин Михаил Юрьевич, ещё при получении задания понял что с этим делом что-то не чисто. Ну не могли же в какой-то убогой деревне свить своё гнездо какие-то махровые антисоветчики. И даже изучив все бумаги по этому делу всё равно остался при своём мнении — пусть председатель колхоза “Новый завет Ильича” Упорно игнорировал указания от вышестоящих органов по срокам и объёмам начала заготовки кормовых и уборки урожая (всё-таки на местах видней когда надо проводить эти работы, пусть и свои решения надо проводить как-то мягче), пусть местные “информаторы” и “доброжелатели” буквально сошли с ума засыпая все соответствующие органы сначала “анонимками”, а затем и простыми письмами не скрывая собственных имён (периодически у таких вот “товарищей” случались сезонные обострения, по этому поводу даже был выпущен специальный циркуляр с инструкциями для сотрудников разбирающих “сигналы” с мест), но вот то что три группы местного, а затем и районного отдела милции откомандированных туда почему-то буквально через пару дней подали рапорты об отставке и остались в деревне при этом колхозе, работать зоотехниками — наводило на странные подозрения.
Над этими и другими странностями он всё время думал пока его вместе с остальной группой вёз сначала поезд, а затем и урал выделенный ближайшей В/Ч. Странностей в рапортах хватало — тут было и двукратное, а по некоторым позициям и трехкратное увеличение выпуска продукции (так например молока выдавалось аж на 237 % больше по сравнению с аналогичным периодом предыдущих пяти лет, так что районный молокозавод не всегда мог переработать такой объём молока, а по заготовке силоса на 467 % больше, только вот зачем им так много силоса?). Также было странно то что снизилось энергопотребление и упал расход ГСМ, а вот количество распахиваемых площадей выросло в два раза, при том что с центральных складов они получали стандартное количество посевного материала (и чем же они планировали засевать новые площади?). Информаторы, прежде чем перестать писать “сигналы с мест” сообщали о каких-то странных общественных собраниях, общественной работе, на которую ходят даже дети и строительстве какого-то гигантского подземного сооружения. Кстати эта информация было последнее, что сообщил основной информатор работавший в управлении перед тем как пропасть. Так же смущал тот факт, что по информации полученной со станции перехвата где-то в этом районе работала странная радиостанция. Она была достаточно мощной чтобы её работу засекала станция загоризонтного слежения. Сначала из-за странного принципа работы её вообще принимали за помехи. Но после того как эти помехи на протяжении длительного времени повторялись примерно в одно и то же время каждый день, но станции сделала полную запись эфира за день, и на осциллограмме были чётко видны пики каких-то зашифрованных сигналов. Пока над их расшифровкой работала служба Р первого управления, Михаилу почему-то казалось что эти сигналы как-то связаны с их заданием.
