Что тут плохого? Или лучше так — что здесь хорошего? Может быть, Шейла была и права, охарактеризовав меня как серого человека, но только отчасти. Она ожидала Шона Коннори в роли Джеймса Бонда, а получила всего лишь меня — порядочного, старомодного, серого, среднего типа.

Но она сделала свое дело; заставила меня посмотреть внимательно на самого себя, и в том, что я увидел, было мало утешительного. Заглядывая в будущее так далеко, как только возможно, я мог различить себя, закладывающего все более сложные цифры во все более сложные компьютеры, повинуясь воле людей, делающих деньги. Тусклая перспектива — если не употреблять приевшееся слово «серая». Возможно, я попал в колею и раньше времени занял позицию человека средних лет.

Я выбросил в окно окурок третьей сигареты и завел машину. По-видимому, тут уже ничего не изменишь, к тому же я был счастлив и доволен выпавшим на мою долю жребием.

Хотя, возможно, не так счастлив, как раньше, пока Шейла не выдавила из себя свой яд.

* * *

Отрезок пути от Хонитона до фермы, раположенной возле самого Тотнеса, я преодолел за полтора часа, и поскольку еще было раннее утро, мне удалось избежать воскресных пробок на Эксетфорском шоссе. Как всегда я остановился на минуту на маленьком клочке земли возле Каттерс Корнер, где брала свое начало зеленая долина, и в высокой изгороди образовалась брешь. Я вышел из машины и облокотился на ограду.

Я родился здесь тридцать один год назад в фермерском доме, приютившемся на дне долины и походившем более на продукт природы, чем на рукотворный объект. Он был построен Уилом и Уилами, жившими здесь более четырех сотен лет. По существовавшей среди нас традиции, старший сын наследовал ферму, а младшие уходили в море.

Занявшись бизнесом, я нарушил традицию, но мой брат Боб взял ферму Хентри в свои руки и поддерживал земли в хорошем состоянии. Я не завидовал Бобу, поскольку он был лучшим фермером, чем я мог когда-нибудь стать. Я не испытывал привязанности к коровам и овцам, и подобная работа приводила меня в уныние. Наибольшее, на что я был способен, это вести для Боба его бухгалтерию и давать ему советы по распределению доходов.

Среди Уилов я был посмешищем. В конце длинной генеалогической линии охотников на лис, истребителей фазанов, иоменов-землевладельцев на свет появились Боб и я. Боб следовал семейным привязанностям; он хорошо работал на земле, как сумасшедший носился следом за гончими, был хорош в скачках по пересеченной местности и не знал ничего лучшего, чем провести весь день на охоте. Я же был чудаком, который не любил убивать кроликов из пневматической винтовки мальчиком, и еще меньше из дробовика, будучи уже взрослым мужчиной. Мои родители, когда они еще были живы, смотрели на меня с некоторой растерянностью, и я, должно быть, вносил смятение в их неискушенные умы; им казался не совсем нормальным ребенок, который не предается мальчишеским забавам, а вместо этого проявляет слишком уж необычную для Уилов склонность к чтению книг и обладает способностью заставлять цифры скакать через обруч. Они задумчиво покачивали головами, как бы спрашивая самих себя: «Что же получится из этого парня?»

Я закурил сигарету и выпустил струйку дыма в прозрачный утренний воздух, затем улыбнулся, заметив, что над трубами фермы дыма не видно. Должно быть, Боб лег поздно, как бывало всякий раз, когда он проводил вечер в Кингсбридж Инн или Котт Инн, своих любимых пабах. Этой приятной привычке настанет конец, когда он женится. Я был рад, что он наконец собрался жениться, поскольку не мог себе представить ферму Хентри без Уилов, а если бы Боб вдруг умер неженатым, то из них в живых остался бы только я, а мне совершенно не хотелось заниматься сельским хозяйством.

Я вернулся в машину, проехал еще вперед, а затем свернул на дорогу, ведущую к ферме. Бобу было давно пора ее выровнять и положить новое покрытие, что он обещал сделать уже не один год. Миновав большой дуб, который, по семейной легенде, посадил мой прапрадед, я обогнул угол дома и оказался почти в самом дворе фермы.

Затем я резко нажал на педаль тормоза, потому что на середине дороги кто-то лежал.

Я вышел из машины и посмотрел на него. Он лежал ничком, откинув в сторону одну руку, и когда я присел и дотронулся до его кисти, она оказалась холодной как камень. Я тоже похолодел, взглянув на его затылок. Я осторожно попытался повернуть ему голову, но тело уже окоченело, и чтобы посмотреть на лицо, мне пришлось перекатить его на спину. Я издал вздох облегчения, увидев абсолютно незнакомого мне человека.

Его смерть была тяжелой, но быстрой. Выражение лица говорило о том, что конец был мучительным, губы, искаженные предсмертным оскалом, застыли в жуткой усмешке, а широко открытые глаза смотрели через мое плечо в утреннее небо. Под ним образовалась большая лужа наполовину высохшей крови, которой была покрыта и вся его грудь. Никто не смог бы потерять такое количество крови медленно — она была извергнута одним внезапным взрывом, принесшим за собой быструю смерть.

Я встал и огляделся по сторонам. Вокруг было очень тихо, и все, что я слышал, это трель одинокого черного дрозда и хруст гравия под моими ногами, звучавший неестественно громко. Из дома донесся замогильный вой, перешедший в леденящий душу лай, и из-за угла выскочила молодая овчарка. Ей было не более девяти месяцев, и я решил, что это один из повзрослевших щенков Джесс.

Я протянул руку и щелкнул пальцами. Агрессивный лай сменился радостным тявканьем, и молодой пес, возбужденно завиляв хвостом, двинулся вперед забавной боковой рысью. Из дома донесся вой другой собаки, и от этого звука волосы у меня на затылке встали дыбом.

Я прошел во двор фермы и сразу же заметил, что дверь на кухню приоткрыта. Я распахнул ее мягким толчком и крикнул:

— Боб!

Занавески на окнах были опущены, свет не горел, и поэтому в комнате царил полумрак. Там что-то задвигалось, и раздалось жуткое рычание. Я открыл дверь пошире, чтобы впустить побольше света, и увидел старую Джесс, подкрадывавшуюся ко мне с обнаженными в оскале клыками.

— Все в порядке, Джесс, — сказал я мягко. — Все в порядке, девочка.

Она замерла, посмотрела на меня внимательно, затем, закрыв пасть, спрятала свои клыки. Я похлопал по ноге.

— Ко мне, Джесс.

Но она не приблизилась, а безутешно взвыв, повернулась и скрылась за большим кухонным столом. Последовав за ней, я нашел ее нависшей над телом Боба.

Его рука казалась ледяной, но это не был холод смерти, и на запястье прощупывалось слабое биение пульса. Свежая кровь сочилась из ужасной раны на груди, пропитывая собой его рубашку. Я знал достаточно про серьезные ранения и не стал его трогать; вместо этого я бросился наверх, сорвал с кровати одеяло, вернулся вниз и укрыл им Боба.

Затем я подошел к телефону и набрал 999.

— Это Джемми Уил с фермы Хентри. Здесь стреляли. Один человек мертв, а другой серьезно ранен. Нужен доктор, карета скорой помощи и полиция — именно в такой последовательности.

2

Часом позже я разговаривал с Дейвом Гусаном. Доктор и скорая помощь приехали и уехали, и Боб был уже в госпитале. Он находился в плохом состоянии, но доктор Грейсон отговорил меня ехать с ним.

— В этом нет смысла, Джемми. Ты там будешь только мешаться. Мы сделаем все, что в наших силах.

Я кивнул и спросил:

— Каковы его шансы?

Грейсон покачал головой.

— Не слишком хорошие. Но точнее можно будет сказать только после того, как я осмотрю его более тщательно.

Так что я разговаривал с Дейвом Гусаном, который был полицейским. Когда я видел его в последний раз, он носил звание детектива-сержанта, теперь он был детективом-инспектором. Я ходил в школу с его младшим братом, Гарри, который тоже служил в полиции. Полицейская работа была семейным поприщем Гусанов.

— Вот что плохо, Джемми, — сказал он. — Для меня это дело слишком серьезно. Они послали сюда суперинтенданта из Ньютон Аббота. Я не обладаю полномочиями вести дело об убийстве.