Я боялась. Ужасно нервничала за него. Я привыкла оперировать логикой и доводами рассудка, и мне было слишком тяжело иметь дело с иррациональным. Да, именно так! Меня пугало, что однажды Адриан не ограничится исступленным рисованием картин и пьяными выходками. А вдруг оценщик ломбарда вызвал бы полицию прежде, чем я приехала? Что, если бы тетя Адриана велела Адриану выпрыгнуть из окна?

Я почувствовала, как Адриан обнимает меня, и хотя руки его были сильны, голос его дрожал.

– Сидни, ты… между нами все кончено?

Прошла почти целая минута, прежде чем я смогла говорить, не задыхаясь. Я потрясенно уставилась на Адриана. Неужели он вправду верит, что я брошу его потому, что он страдает?

– Что? Нет! С чего ты взял?

Алкоголь выветрился, и паническое замешательство полностью вытеснило его предыдущие разочарование и печаль.

– Тогда почему ты плачешь?

– Из-за тебя! – Я замолотила кулаками по его груди. – Из-за того, что я люблю тебя и не знаю, как быть! Я могу решить, наверное, любую проблему, кроме этой! Я сдаюсь! И мне страшно за тебя! Ты знаешь, что со мной будет, если с тобой что-нибудь случится? – Я перестала колотить Адриана и прижала руки к груди, будто в сердце у меня был кинжал и он мог упасть. – Вот! Оно разорвется. Лопнет. Рассыплется в пыль. – Я уронила руки. – А пыль унесет ветром, и ничего не останется.

Воцарилось молчание, изредка прерываемое моими судорожными вздохами – я пыталась совладать с рыданиями. Было так тихо, что я услышала жужжание мобильника в сумке. Я поняла, что звонит Зоя. На фоне того, что творилось с Адрианом, Зоя казалась кем-то из другой жизни. Постепенно ко мне вернулось ощущение реальности. Зоя была очень веской частью жизни, и она волновалась. Может, думала, Джилл пожелала перекусить мной на ужин.

Я высвободилась из объятий Адриана и прочитала смс. Да, я правильно угадала. Я написала ответ, дескать, я в порядке и скоро вернусь. Когда я оторвалась от экрана телефона, Адриан смотрел на меня с таким страстным стремлением и отчаянием, что мне захотелось прильнуть к его груди и замереть. Но я понимала, что тогда я никогда не уйду, а идти пора. Земля вертелась вокруг своей оси.

– Поговорим попозже, – прошептала я, еще не оправившись от шока. Я нашла бумажник и положила немного денег на спинку дивана. – Возьми.

– Сидни… – Адриан шагнул вперед и потянулся ко мне.

– Попозже, – повторила я. – Поспи. И помни: я люблю тебя. Что бы ни случилось, я люблю тебя.

Мои слова показались мне жалким лепетом перед его терзаниями, но я решила, то этого должно хватить. Хотя бы на короткий промежуток времени.

Слезы меня подкосили.

Возможно, я продолжал бы стоять на своем и продолжать спорить с ней, объясняя, почему дух завладел мной. Вероятно, я добился бы успехов, даже в борьбе с превосходной логикой Сидни. Но когда – после ее ухода – я начал трезветь, ее рыдания не отпускали меня. Они преследовали меня. Я всегда радовался тем редким моментам, когда глаза Сидни сверкали – она всегда держала эмоции под контролем. Она была не из тех, кто показывает свои чувства другим, хотя только я был достаточно близок, чтобы понять всю душевную глубину Сидни, когда ее переполняли радость и желание. А сегодня ночью я, очевидно, оказался достаточно близок к тому, чтобы узреть ее горе.

Оно грызло меня, особенно потому, что, когда мы встретимся в следующий раз, Сидни будет вести себя так, будто ничего не случилось. Она держала свое слово. Она не собиралась бросать меня. Но, несмотря на ее улыбки и самообладание, я знал, что ее терзает разочарование. У меня была проблема. Нет, я сам был проблемой. И она не могла со мной справиться. Мне нужно было сделать шаг вперед. Еще никто и никогда не плакал из-за меня. Если честно, я вообще не думал, что стою чьих-нибудь слез.

– Но я должен, – заявил я Джилл через пару дней. – Если она переживает обо мне и может так страдать из-за меня, как я могу допустить, что она разочаруется во мне? Она думает, что я что-то собой представляю. Я должен доказать ей, что я чего-то стою.

– Ты бесценный экземпляр, – заверила меня Джилл.

Мы сидели возле кампуса и наслаждались зимним потеплением. Тень длинного оштукатуренного здания укрывало нас от солнечных лучей.

Я покачал головой.

– Не знаю, что я могу предложить ей или миру. Я думал, что дух является для меня самым главным элементом. Я считал, что мой дар и будет моим вкладом. Как ты или Оливия. – Я ничего не слыхал об Оливии после того, как она отправилась ко двору, и насколько я понимал, мои старания могли закончиться пшиком.

Джилл стиснула мои пальцы и улыбнулась.

– Ну, я определенно соглашусь с тем, что ты вносишь свой вклад, но Сидни права: ты не догадываешься, на что еще ты способен. Люди, в основном, оставляют свой след не посредством крупных чудес. Ну, только некоторые, – поспешно добавила она. – Но иногда самый лучший результат дает череда маленьких, тихих дел. Ты не сможешь сделать ничего такого, если…

– Окажусь под замком или умру, – докончил я за нее, повторив слова Сидни.

Джилл скривилась.

– Даже не думай! Не зацикливайся, ничего не случилось. Просто работай над собой. Например, учись самоконтролю.

– Ах ты, малышка! Мудра не по годам!

– Должно быть, на мне сказалась твоя мудрость. Ты уже творил великие дела ненароком. – Джилл прижалась ко мне. – Но я серьезно, Адриан. Попытайся. Попробуй сдержать дух и посмотреть, что получится.

– Я и не пользовался им с тех пор. Даже ауры не сканировал.

А еще я не пил, даже отказался от своей дозволенной дневной порции.

– Это было всего несколько дней назад. Нет, конечно же, твоя жертва благородна. Но ты сможешь устоять перед искушением применить дух, если… что если Сидни будет брить ноги и порежется? Сможешь ты сопротивляться или скажешь себе: «Да чего там, всего капля духа – а нога не будет болеть?»

– У нее отличные ноги, – признался я. – Терпеть не могу, чтобы они страдали.

– Именно. А капля духа ничего не решает. И точно так же ты подумаешь в следующий раз. И в следующий…

Я поднял руки.

– Хватит. Сдаюсь. Слава богу, Сидни слишком аккуратна, чтобы допустить такое фиаско.

Мы дружно рассмеялись, но потом я снова проникся серьезностью ситуации.

– Ты победила. Я постараюсь… но я не могу отделаться от мысли, что это эгоистично с моей стороны. Я был эгоистом всю свою жизнь. Было бы неплохо, если бы я сумел кое-что в себе преодолеть.

Джилл посмотрела мне в глаза.

– Каждый раз, когда ты используешь дух… это настолько хорошо?

Ответ я обдумывал долго.

– Зачем ты спрашиваешь, тебе же известен ответ, – сказал я. – Я использовал дух направо и налево потому, что ощущения были великолепными. Временами я достигал тех же высот, что при выпивке и курении.

– Тогда попробуй, – произнесла Джилл. – Если не сработает – перестанешь. Это всего лишь таблетка, а не пожизненное заключение.

– И отчего вдруг твои слова кажутся мне столь знакомыми?

Джилл усмехнулась.

– Вспомни, что говорила Сидни про противозачаточные таблетки.

И как я мог забыть?

– Ах да! Разговор, который тебе лучше было бы пропустить. Нам нужно хранить твою невинность.

На лице Джилл появилось лукавое выражение: с ним она казалась старше своих лет.

– Моей невинности пришел конец в тот миг, как нас связали узы.

Внезапно из общежития вышли Сидни с Зоей. Они нас не видели – мы сидели на дальней скамье, – и Джилл окликнула их. Зоя напряглась. Сидни улыбнулась вежливой улыбкой алхимика.

Я откинулся на спинку скамьи и закинул ногу на ногу в надежде, что так я выгляжу достаточно нагло.

– О, сестры Сейдж! Куда вы направляетесь? В библиотеку спешите? Или в «Контейнер Стор» финальная распродажа?

Невероятно – Сидни удалось сохранить невозмутимый вид. Я почувствовал, что люблю ее еще сильнее. И мне захотелось как-нибудь сыграть с ней в покер. В промежутке между покером и чтением ауры можно даже совершить убийство. Шучу.