- Ты тяжко согрешил, сын мой. Помолись же вместе со мной, чтобы господь простил тебя.

Нэшвилл, не повернув головы, отозвался:

- Оставьте меня одного, ваше преподобие.

- Нет, сын мой, - теперь голос пастора звучал укоризненно, - так не годится. Ты тяжко согрешил, и теперь тебе остается надеяться лишь на милосердие господне…

- Ваше преподобие, - взволнованно перебил его Нэшвилл, - я не убийца, и мне не в чем раскаиваться. У меня только одна просьба: оставьте меня сейчас. Если богу угодно, чтобы я умер, я сделаю это и без напутствий. Пожалуйста, уйдите.

Пастор с неохотой поднялся.

Когда Глендэйл снова занял место в своей кабине и собрался было полистать журнал, лампы вдруг замигали и на несколько секунд свет их почти померк. Нэшвилл испуганно вскочил с койки.

- Ничего, ничего! - успокоительно крикнул ему Глендэйл. - Это просто проверка, в порядке ли стул. На пряжение в таких случаях всегда падает. - И он снова взялся за журнал.

В 7 часов 45 минут появился директор тюрьмы, сопровождаемый тремя чиновниками в парадных мундирах. Глендэйл отпер дверь камеры. Джим Нэшвилл вскочил, придерживая слишком широкие для него красные штаны и пытаясь по-военному выпрямиться, как учили его, когда он служил в армии.

Не удостоив осужденного взглядом, директор тюрьмы достал из папки бумагу, развернул ее и зачитал:

- «По делу народа Джорджия против Джима Нэшвилла. Глубокоуважаемый сэр! Мне поручено привести в исполнение вынесенный Вам достопочтенным судьей Фрэнком Митчеллом смертный приговор. Казнь назначена на сегодня, на восемь часов утра, о чем довожу до Вашего сведения».

Не дрогнув ни одним мускулом, стоя навытяжку, Нэшвилл выслушал это сообщение. Когда спутники директора быстрым, натренированным приемом схватили его, опасаясь, должно быть, что он упадет в обморок, он сказал только:

- Я пойду сам.

Никакой телефонный звонок не раздался, и в последнюю минуту ничто не помешало санкционированному судом убийству. Шериф Брукс, прокурор Нэш и представитель присяжных наблюдали за экзекуцией через пуленепробиваемое стекло и в 8 часов 10 минут засвидетельствовали в протоколе, что смертный приговор приведен в исполнение в соответствии с законом.

Адвокат Вуд узнал об этом из дневного выпуска «Атланта-экземинер». Заголовок на всю полосу извещал: «Молящийся убийца обезврежен», а под ним был напечатан отчет ведущего репортера газеты, присутствовавшего при казни. Заканчивался отчет словами: «Убийца Джорджа Мартина умер без покаяния и молитв, а потому слишком быстро. Все продолжалось только четыре минуты и десять секунд».

Из канцелярии губернатора Вуд на другой день получил следующее сообщение: «Ходатайства об отсрочке казни приносятся губернатору лично и в письменной форме с подробной мотивировкой не позднее чем за 48 часов до назначенного судом срока исполнения приговора. Уже по этим соображениям ходатайство, заявленное Вами устно, не может быть рассмотрено…»

Свое мнение по существу дела губернатор высказал в печати, обвинив Вуда в крючкотворстве, не достойном адвоката: дескать, зубную боль одного из присяжных он использовал как повод для обжалования справедливого и законного приговора, вынесенного врагу штата.

Кто-то после опубликования этой заметки ночью порезал шины автомобиля Джемса Вуда и на вывеске его адвокатской конторы написал: «Друг черномазых».

Шесть недель спустя с явной целью продемонстрировать объективность и независимость правосудия в штате Джорджия верховный суд штата удовлетворил кассационную жалобу Вуда, отменив давно приведенный в исполнение смертный приговор и направив дело на новое рассмотрение.

Белые восприняли это как неслыханное оскорбление и еще больше настроились против черных, а главным образом против адвоката Вуда. Однако люди, сведущие в политике и в вопросах права, были довольны. Некоторые американские газеты продолжали сомневаться в виновности поспешно казненного негра, и вторичное рассмотрение дела в суде давало возможность самым элегантным образом покончить с этими сомнениями. Спустя три месяца другой, но столь же предубежденный состав гриффинских присяжных вынес в «отсутствие» Джима Нэшвилла тот же вердикт, подсудимый снова был приговорен за убийство Джорджа Аллана Мартина к смертной казни на электрическом стуле!

И все же этот, второй процесс позволил Джемсу Буду выполнить давно задуманное дело. Ему удалось на несколько дней получить приложенный к делу пистолет «уэбли», подменив его на это время пистолетом той же марки, купленным в магазине. По просьбе Вуда в Нью-Йоркском металлургическом институте произвели спектральный анализ и восстановили уничтоженный контрольный номер. Со времени работы в полиции у Вуда там сохранились кое-какие связи, и он сумел потихоньку выведать, кто был последним владельцем этого пистолета. Им оказался Рокки Ротшильд, сыщик-сержант из отдела по борьбе с самогоноварением и контрабандной продажей алкоголя. За две недели до убийства Джорджа Мартина он был уволен со службы за взяточничество и вскоре бесследно исчез из Атланты.

При повторном рассмотрении дела в суде Вуд, однако, ни словом не обмолвился о сделанном открытии. Джиму Нэшвиллу уже не помогли бы недоказуемые заявления, а сам он, Вуд, был бы навеки заклеймен как враг штата.

Остается загадкой, почему Джемс Вуд, несмотря на свое столь трудное положение и на очевидную бесперспективность дальнейших расследований, вообще продолжал розыски действительного убийцы Джорджа Мартина. Из чувства ли профессионального долга, из политических соображений, из любви к сенсациям? Джемс Вуд вовсе не относился к числу сильных адвокатов, окруженных ореолом славы, описывающих и продающих издательствам каждую свою мысль, каждое слово, каждый шаг. Поэтому его дальнейшие действия, приведшие в конечном счете к изобличению убийцы, нашли в печати лишь скудное освещение.

Во всяком случае, целых два года Вуд продолжал потихоньку вести свою мелкую адвокатскую практику, довольный тем, что его роль в деле об убийстве Джорджа Аллана Мартина стала постепенно забываться и что в Гриффине ему больше не ставили в укор чрезмерное рвение, с каким он защищал черного.

Так продолжалось до 14 июля 1967 года, когда «Атланта-экземинер» сообщила, что при облаве на скачках в Кентукки арестован некий Рокки Ротшильд, державший нелегальный тотализатор и при аресте тяжело ранивший полицейского.

Прочитав сообщение, Джемс Вуд не мог успокоиться. Рокки Ротшильд не такое уж редкое имя, это мог быть и не тот, кого он искал. А вдруг все-таки тот? Нельзя ли тогда попытаться выведать у него, не он ли стрелял в Джорджа Мартина или, по крайней мере, имел отношение к этому убийству?

Путь к решению проблемы Вуд нашел быстро. Он написал Ротшильду в тюрьму и предложил бесплатно свои услуги адвоката. Ротшильд ответил согласием, но, когда оба они впервые встретились в камере для свиданий следственной тюрьмы Спартенбурга, Вуд заметил, что готовность гриффинского адвоката безвозмездно защищать его вызывает у Ротшильда подозрения.

- Все очень просто, Рокки, - попытался объяснить Вуд. - Ваше дело дает неизвестному провинциальному адвокату возможность выдвинуться, открывает ему путь

к карьере. Ради этого каждый готов потрудиться разок бесплатно.

Но бывший сыщик был не такой простак, чтобы сразу попасться на удочку:

- Как это? Что за лавры может вам принести мое дело? Я ведь убил полицейского. Или вам не известно, что он уже умер?

- Конечно, известно, Рокки.

- На что же вы рассчитываете? Ведь это убийство первой степени. За него меня отправят на стул. Без всякого снисхождения. Настолько-то я и сам знаю законы…

- Правда? Откуда?

Ротшильд не доставил Вуду удовольствия и не сказал: «Я служил в полиции и там приобрел некоторые юридические познания».

- Не имеет значения.

- Ничего вы не смыслите в законах! Вы видите дело не в том свете, в каком следует.

Впервые слова адвоката произвели на Ротшильда некоторое впечатление.

- А в каком свете вы его видите?