Когда режиссер фильма, вахмистр уголовной полиции Рихард Мик, намеревается снять девятый дубль, Реберг не выдерживает:

- Хватит, Микки! Мы хотим ведь снять еще сегодня

сцены убийства в Крэенвинкеле. Кончай!

С большой неохотой Мик прерывает съемку. Раскрытие обоих убийств - его заслуга. За 18 месяцев розысков он потратил 2316 неоплаченных сверхурочных часов, пока напал на. след этой Мархловиц и с помощью изощреннейшего трюка добился от нее признания. Сейчас ему очень хочется точно и убедительно зафиксировать для истории криминалистики каждый этап раскрытых им преступлений. Он с раздражением рявкает в мегафон:

- Конец! Размонтировать установку - и в Крэен винкель!

Крэенвинкель - предместье Ганновера. Если верить Инге Мархловиц, в ночь с 19 на 20 декабря 1956 года на одной из тамошних безлюдных улочек она застрелила Генриха Бика и похитила у него 200 марок. Не прошло и месяца, как в ночь с 15 на 16 января 1957 года такая же судьба постигла Гейнца Энгельса. Как и с Биком, Инга заговорила с ним на площади Штейнторплац, а затем завлекла его в Крэенвинкель, сказав, что живет там и что он сможет провести у нее ночь. На этот раз добыча составила 400 марок.

Время близится к полуночи. Установка съемочной аппаратуры закончена, сцена должным образом освещена. Микки бросает последний критический взгляд через окуляр аппарата и дает знак начинать. Из темноты медленно выползает «фольксваген» и под лучами юпитеров движется прямо на аппарат. За рулем снова вахмистр уголовной полиции Шрамм, рядом с ним - Инга Мархловиц. Когда автомобиль останавливается, она указывает пальцем налево:

- Я живу там. Но не надо ехать дальше. Я не хочу, чтобы нас видели. - При последних словах она лезет в карман, словно за ключом от квартиры, но затем неожиданно прерывает сцену и, открыв дверцу, невозмутимо заявляет стоящему рядом с аппаратом Ребергу: - Без пистолета у меня ничего не выйдет. Не могу же я стрелять пальцем! - И она игриво сгибает указательный палец, будто спуская курок.

На миг воцаряется гнетущее молчание. Присутствующие мужчины видывали всяких преступников, но все же хладнокровная деловитость 17-летней девушки поражает их. В эту минуту уже никто не сомневается, что Мархловиц совершила оба убийства.

Тишину нарушает короткий металлический щелчок. Комиссар Реберг вынимает из своего служебного пистолета магазин с патронами, проверяет, не застряла ли в стволе пуля, и протягивает оружие Инге. Равнодушно, как привычную вещь, она сует пистолет в карман, захлопывает дверцу машины и кивает: можно продолжать!

Сцена, в которой должно выясниться, действительно ли эта красивая девушка хладнокровно убила человека, повторяется сначала. Машина отъезжает назад в темноту, затем снова едет на аппарат, тормозит. Сквозь ветровые стекла проникают яркие лучи прожекторов, и в машине становится светло, как днем. Кинокамера фиксирует каждое движение.

Инга Мархловиц снова указывает вытянутой левой рукой в темноту, отвлекая внимание сидящего за рулем мужчины; спокойно лезет в карман, достает пистолет, наводит его на спутника, кладет палец на спусковой крючок и толкает замечтавшегося Щрамма, чтобы он обернулся: в своих показаниях Инга объясняла, что Бик обернулся к ней до того, как она успела сделать первый выстрел.

Когда Шрамм, повинуясь, оборачивается, она недрогнувшей рукой спускает курок. Хотя раздавшийся тихий щелчок снаружи почти не слышен, присутствующие невольно вздрагивают, точно боятся, что из пистолета действительно вылетит пуля.

Шрамм явно не дорос до роли. Вместо того чтобы, как положено по сценарию, изобразить тяжелораненого и повалиться на руль, он смотрит на Ингу большими, расширенными от страха глазами и поднимает руку, защищая лицо: кажется, он думает, что его на самом деле застрелят. Только когда Инга толкает его в спину, он, спохватившись, падает на руль. Девушка поднимает пистолет, прижимает дуло к затылку вахмистра уголовной полиции и нажимает на спуск еще два раза, в точности так, как описано в ее признании.

Окружающим становится не по себе. Только Мик хватается за голову и грохочет:

- Ну и бездарь этот Шрамм! Надо было заменить его. Он испортил мне всю сцену. Еще раз все сначала!

Однако Реберг удерживает его от повторения отвратительной сцены:

- С меня довольно, Микки! Объяви сначала перекур.

Рихард Мик распоряжается подготовить всех для следующей сцены, в которой Инга должна показать, как она перетащила тяжелое мужское тело через спинку переднего сиденья на заднее и, отведя «фольксваген» к ближайшему водохранилищу, привязала труп Бика к запасному колесу и сбросила его в воду.

Пока производится переустановка аппаратуры, Реберг и Мик сидят в служебной машине и курят. Реберг молча глядит в темноту. Мик, не скрывая своего торжества, произносит:

- Ну, надеюсь, теперь ты убедился, Герберт! Ставлю свое месячное жалованье: эта девка убила их обоих.

Реберг затягивается сигаретой и неуверенно пожимает плечами. Ему нечего сказать. Поведение девушки в последней сцене как будто не оставляет сомнений в ее виновности. 18 месяцев назад вскрытием было установлено, что Бика убили в точности так, как показала сейчас Инга. А между тем с протоколом вскрытия ее не знакомили, и о подробностях убийства Бика и Энгельса ей не говорили ни на одном из допросов. Следовательно, знать эти подробности она может только из личного участия в деле. Этого факта Реберг при всем своем интуитивном недоверии не может оспаривать. И все-таки даже произведенный следственный эксперимент не вполне убедил его. Может быть, потому, что у него самого есть 17-летняя дочь, полгода назад сбежавшая из дому. Ей наскучила упорядоченная, размеренная жизнь, и она предпочла таскаться по дансингам и артистическим погребкам, вместо того чтобы зубрить латынь и математику. Может быть, и ее содержат теперь мужчины вроде Бика и Энгельса! Что знает Реберг о ее нынешней жизни? Но у него в голове не укладывается, что такая вот девушка способна не моргнув глазом убить человека. Он не может поверить, что 15-летняя девчонка хладнокровно грабит жертву, а затем сбрасывает труп в канал. Нет, он все еще не убежден, что убийства совершила Инга Мархловиц!

Мик, все это время внимательно наблюдавший за ним, говорит:

- Что ты терзаешься? Я знаю, тебя мучит мысль, что и с твоей дочерью могло бы произойти что-то в этом роде. Наверное, будь у меня дочь, и я думал бы так же. Но у меня ее, слава богу, нет, и потому мое представление о деле свободно от подобных сомнений. Нынешняя молодежь немногого стоит. Поверь мне! От нее всего можно ожидать. Нам слишком часто приходится убеждаться в этом. Не так уж и удивительно, что Мархловиц - убийца. Предлагаю пари, Герберт! Ставлю 500 марок - свое месячное жалованье!

Самодовольный тон Мика превышает меру терпения Реберга.

- Полтора года назад, - говорит он язвительно, - ты так же готов был прозакладывать свое жалованье да и наградные в придачу, что смерть Бика на совести белокурой Марго. А ведь выиграй она дело о возмещении убытков, тебе пришлось бы десять лет работать задаром, если бы тебе вообще позволили работать…

Эти слова сразу заставляют Микки умолкнуть. Менее всего он склонен говорить о своем промахе с белокурой Марго.

Через два дня после убийства Бика его труп, привязанный к запасному колесу автомашины, вынесло на мель вблизи Диндензена. Мик, самостоятельно производивший первоначальные следственные действия, вообразил, что сразу напал на след убийцы. В кармане покойного вместе с удостоверением личности оказалась фотография красивой блондинки, подписанная: «Моему маленькому Бикки на память о тысяче чудесных часов в «Д-2». Твоя Марго!» Наружность дамы и надпись с первого взгляда подсказали опытному криминалисту, что здесь изображена не супруга убитого и что искать сию особу следует в определенных кругах. Однако разматывать клубок Мик начал с другого конца - с установления личности убитого.

29-летний приятного вида руководитель айнбекхаузен-ского сельского товарищества пользовался в округе уважением как трудолюбивый коммерсант и примерный семьянин. В Айнбекхаузене у него остались домик, купленный в кредит и оплаченный лишь на одну треть, добродетельная и экономная супруга и сын, которому не исполнилось еще года. Вдове было известно только, что покойный часто разъезжал по делам; никаких подробностей она не знала.