Тэйн оборачивается, когда подхожу, и хотя явно пытается сохранять невозмутимое выражение лица, все равно смотрит на меня так, словно рад, что я не выбралась через окно и не убежала. А это просто нелепо.

Хотя бы потому, что в ванной нет окон.

– Привет.

Едва говорю это, сразу чувствую себя глупо. Ведь Тэйн только что оттрахал меня до потери сознания, а я ничего лучше «привет» не смогла придумать.

– Взял на себя смелость заказать еду.

Стараюсь не поникнуть от его слов. Ничего не имею против рыбы, но уже несколько недель ела ее в каждом блюде. И все же приятно, что он догадался меня покормить, поэтому пытаюсь улыбнуться.

– Идеально.

Тэйн открывает рот, и я изо всех сил стараюсь не напрягаться. Не готова к разговору, мысли о котором отражаются в его черных глазах. Не уверена, буду ли когда-нибудь готова. Но он не спрашивает, что меня тревожит, и больше не заикается о том, чтобы снова спать вместе. Просто указывает рукой на небольшой столик, который не заметила, когда осматривала комнату.

– Ты азартна?

Это ловушка, но весьма хорошая. Предпочту что угодно, лишь бы не трудный разговор да и питаю слабость к играм. Во время игры возникает чувство близости, и когда однажды заикнулась об этом, мой тогдашний парень так смеялся надо мной, что я убежала из комнаты, но своего мнения не изменила.

Достаточно веская причина, чтобы отказаться, но все равно подхожу ближе.

– Я играю во многие игры. Но насчет этой не уверена.

Его губы изгибаются в подобии улыбки.

– Могу научить тебя, если хочешь.

– Хорошо.

Сажусь на один из свободных стульев и жду, когда Тэйн присоединится. Изгибы стула, из-за которых то и дело сползаю на середину сиденья, на самом деле оказываются очень удобными. Отворачиваюсь, пока Тэйн не успел поймать мой взгляд, и сосредотачиваю внимание на доске.

Она состоит из квадратов, как доска для шашек или шахмат, но цвета отличаются: темно-синий и светло-серый. Рассматриваю расставленные с моей стороны серые фигуры. Они очень похожи на шахматные, но немного отличаются.

– Выглядит одновременно знакомо и нет.

– По словам торговцев, игра похожа на ваши шахматы.

Тэйн объясняет правила. Меня так и манит утонуть в низком тембре его голоса, но заставляю себя слушать внимательно. Он прав, игра очень похожа на шахматы. Фигуры выглядят немного иначе, и конь в этой игре ходит по-другому, но в остальном игра почти такая же. Названия фигур отличаются от привычных, но мне проще использовать знакомые обозначения.

Задаю несколько вопросов о ходе игры, но в целом понимаю правила.

– Ты часто играешь?

– Больше нет.

Он ждет, когда переставлю одну из своих фигур, а затем делает ход пешкой.

– Этот комплект – подарок Бранты. Мы играли почти каждый вечер.

Тэйн больше не улыбается, но вид у него не замкнутый, а печальный.

– Она была бы недовольна, что я не играл так долго.

– Бранта была бы недовольна? Не в ее характере. Она похожа на святую.

Не хотела язвить, но кажется, не могу себя контролировать. Качаю головой.

– Прости, это было грубо.

– Ничего.

Мы играем, погрузившись в комфортную тишину. Я не сильна в шахматах. Мне никогда не хватало терпения придумать стратегию. А даже если бы придумала, то не смогла бы изменить ее при первой неудаче. Неважно, как давно Тэйн не играл, он явно хорош в этом, потому что задал мне жару всего через полчаса.

Он убирает руку с ферзя, которым только что разгромил моего короля.

– Хочешь… сыграть еще раз?

Его голос полон надежды, от чего сердце тревожно екает в груди.

Бессмысленно отрицать. Мне было суждено влюбиться в Тэйна с того момента, когда он появился в моей жизни, словно башня, которую никогда не надеялась преодолеть. А то, что он сейчас дарит мне близость – последний гвоздь в крышке гроба.

– Да, – тихо говорю я.

Он быстро расставляет фигуры и жестом велит сделать первый ход. И только после этого говорит:

– Бранта не была безупречна.

Я ожидал, что возвращение в комнату, которую делил с Брантой много лет, принесет больше боли. Делла поддерживала ее в прекрасном состоянии. Когда она была жива, комната служила подобием убежища от насущных требований позиции лидера, но после ее смерти стала похожа на гробницу. Куда бы ни взглянул, всюду напоминания о ней и о том, что утратил навсегда.

Обходил башню стороной, пока не привел сюда Каталину, и последние несколько недель спал в одной из подводных гостевых комнат. Даже не думал приводить ее сюда. Просто хотел показать ей, что это правда что-то для меня значит.

Дать ей доступ к тому, чем никогда ни с кем не делился.

Напоминания о Бранте никуда не исчезли, но словно больше не могут меня ранить. Я скучаю по ней. Не думаю, что однажды перестану скучать. Но, оказавшись здесь, больше не испытываю желания уплыть и никогда не возвращаться, а только переживаю приятные воспоминания.

Впервые чувствую, что не совершаю предательства, а ощущаю освобождение. Не до конца. И не от всего. Но точно от бремени, которое нес со дня ее смерти.

Не знаю, насколько это связано с Каталиной. Наблюдаю за ней краем глаза, пока делаем несколько ходов. Она все еще потрясена. Каталина на удивление хрупка, притом что постоянно делает вид, словно ничто не огорчает ее. Ей причиняли боль, причем сильную.

Прячу сжатые пальцы в кулаки среди щупалец. Мне не под силу бороться с людьми из ее прошлого. Это не исправит причиненного ими вреда и сомневаюсь, что нам обоим от этого станет легче.

Но, возможно, могу выровнять чаши весов как-то иначе. Делаю глубокий вдох, который нисколько не помогает успокоиться.

– Бранта была эгоисткой.

Каталина вздрагивает.

– Ты не обязан этого делать. Знаю, что ты любил и продолжаешь любить ее.

– В том-то и дело.

Жду, когда она посмотрит мне в глаза, а потом продолжаю.

– Не нужно быть безупречной, чтобы быть достойным любви, Лина. Бранта была обаятельной и милой, она делала мою жизнь лучше, но в то же время бывала порой эгоистичной и небрежной со словами и чувствами окружающих. Она никому не хотела причинять вреда, но это не значит, что никогда не причиняла. А еще никогда не вставала раньше полудня.

– Боже упаси. – Каталина отвечает легкой улыбкой. – Похоже, с ней было нелегко.

– Это так. – Не знаю, почему в горле норовит встать ком, но должен это сказать. Должен. – Но ее не стало и этого не изменить.

– Тэйн…

– Прошу, дай договорить.

Вид у Каталины взволнованный, но в итоге она кивает.

– Ладно. Продолжай, пожалуйста.

– Я не ищу замену Бранте. Такое невозможно и несправедливо по отношению ко всем.

Приходится отвернуться, чтобы не видеть боль в ее глазах.

– Но минувшие несколько недель дали ясно понять, что я отгородился от многого, и, возможно, слишком поспешно. Я не знаю, каким был бы партнером. У меня полно недостатков. Но…

Снова поворачиваюсь к ней.

– Мне нравится проводить с тобой время. Не только заниматься сексом, хотя он просто неописуем. Мне нравится, как ты освещаешь все вокруг своей энергией, Лина. Не знаю, что это значит для будущего, но хотел бы иметь возможность это узнать.

Она берет фигуру, а потом кладет ее на место.

– А что будет, если ты решишь это узнать, а потом поймешь, что совершил ошибку и я тебе совсем не нравлюсь?

– Этого не случится. – Медленно протягиваю руку и накрываю ее ладонь своей. – Я знаю, что ты тоже это чувствуешь, Лина.

– Никто никогда меня так не называл. – Она смотрит на наши руки. – Только Каталиной или Кэт.

– Хочешь, чтобы я перестал?

– Нет. – Она поджимает губы и, нахмурив брови, смотрит на доску. – Ну ладно, может, ты и не решишь, что я тебе не нравлюсь, но что будет, если все пройдет хорошо?

Послушать ее, так такой исход даже хуже первого варианта.

– Ты о чем?

– Я уйду. – Она убирает руку и передвигает фигуру на доске. – Сделка с Азазелем длится всего семь лет, а значит, когда срок выйдет, он вернет меня в мой мир с кучей денег в качестве оплаты.