— Завораживающее зрелище, не находите? — гордо улыбнулся тюремщик.

— Соглашусь, в этом что-то есть. Пусть я и видел множество куда более красивых мест, — сухо ответил Зевс.

Пройдя ещё несколько десятков метров по пандусу, оба гостя Паноптикума оказались перед высокой шестигранной надстройкой, являвшейся одновременно и вершиной башни надзирателей, и единственным входом в здание. Ведь попасть сюда можно было лишь по воздуху, и никак иначе. Тюремщик подошёл к тяжёлой стальной двери, рядом с которой располагался терминал. Сняв с правой руки белую перчатку, тот приложил ладонь к экрану терминала, выполнявшему роль сканера. Далее ввёл код подтверждения, и тяжёлая дверь, зашипев пневмо-приводами, пришла в движение.

— Расскажи о результатах, — приказал Зевс.

Тем временем дверь полностью распахнулась, и тюремщик, пропустив Зевса вперёд, сам зашёл внутрь.

— Как прикажете, — кивнул тюремщик. — Субъект: Сергей Владиславович Акимов, двадцать два года, не женат, живых родственников нет. Психоэнцефалографическое исследование показало следующее: эмоциональная нестабильность, крайне низкое чсв, социофобия, граничащая с социопатией, а также начальная стадия шизофрении. Субъект легко поддаётся внушению, и способен пойти на убийство, при правильной мотивации. Состояние здоровья: удовлетворительное, лёгкая дистрофия, и расстройство сна. Итог: субъект пригоден для выполнения поставленной вами задачи.

— Фемида в курсе?

— Разумеется, нет.

— Отлично.

— Однако, при обследовании субъекта я обнаружил ещё кое-что… крайне странное, — замялся начальник корпуса.

— Ближе к делу, Антон Павлович.

Тяжёлые стальные двери с шипением закрылись, отрезав Зевса и тюремщика от порывов солёного холодного ветра. Они оказались в просторном светлом помещении, стены которого были покрыты мозаикой белого, синего, и бирюзового цветов, образующих красивый, причудливый узор. С легким потрескиванием зажглись под потолком лампы дневного света. В центральной части помещения гостей ждало три расположенных по кругу небольших лифта. Двери одного из них открылись при приближении гостей, впуская их внутрь кабины из светлого металла. Нажав на нужную кнопку, тюремщик продолжил.

— В его крови значительно превышена концентрация тета-клеток. Мы проверили всю его биографию, и дублёром он определённо не является. Но, я предполагаю, что кто-то из его родителей мог быть дублёром. Что может говорить только об одном: проходы в зазеркалье существовали ещё до Исхода.

— Будьте осторожнее со своими предположениями, — прорычал Зевс. — Иначе рискуете лично оценить все прелести долговременного пребывания в этой тюрьме.

— Прошу меня простить, — поклонился Антон. — Я предполагал, что эта информация не должна дойти до чужих ушей, поэтому не делал записей, и никому не говорил.

— Мудрое решение.

— С вашего позволения, я продолжу. В общем, я сопоставил результаты анализа с данными психоэнцефалографа, и могу с уверенностью сказать: он пророк.

— Даже так, — Зевс лишь повёл бровью. — Интересно.

— Вот только, в отличии от господина Аида, субъект не контролирует свои способности, и предположительно зациклен на чём-то. Яркий образ, событие, или человек с запоминающейся внешностью. Я думаю, именно это послужило первопричиной девиаций психики, и поведения. В любом случае, в таком состоянии он не способен предсказывать.

— Можем ли мы исправить это?

— Вряд ли, — подумав ответил тюремщик. — У нас просто нет для этого нужных данных.

— Жаль. В таком случае, он годится только на роль разменной монеты.

Наконец, двери лифта открылись. Зевс вышел в просторное круглое помещение. Изнутри стены башни не были покрашены, оставляя на виду шершавый серый бетон. Сквозь широкие окна были видны камеры заключённых: Просторные комнаты, полностью покрытые листами белого пластика, за исключением одной единственной стены. Той, что была обращена к башне. Эта стена у каждой камеры была абсолютно прозрачной, выполненной из взрывостойкого полимера. В остальном, камеры были достаточно комфортабельными. В каждой имелась душевая кабина, туалет, кровать, и компьютерный терминал, дающий доступ к изолированной сети, где заключённые могли подобрать музыку, фильмы, и книги на свой вкус. Вокруг камер, на каждом этаже шли кольцевые пандусы, а к ним, от башни подходило по три узких моста, подвешенных на тросах, которые, при необходимости, можно было сбросить одним нажатием кнопки.

Трое наблюдателей в чёрной форме молча поклонились Зевсу, и вернулись к выполнению своих обязанностей, оставив своего начальника без внимания, что явно не понравилось последнему. Однако Антон промолчал, понимая, что разозлить Зевса — значит подписать себе приговор.

— Господин Зевс, могу я задать вопрос? — вновь заговорил Антон.

— Задавайте, — пожал Зевс плечами.

— Нам действительно необходимо именно устранить объект? Просто… Паренёк ведь ещё не причинил никакого вреда Содружеству. Всего лишь попался на глаза не тому человеку. Разве это достойно смерти?

Зевс вместе с тюремщиком прошли через одну из дверей, и двинулись по мосту, ведущему к камерам, собирая на себе множество взглядов: кто-то смотрел с надеждой, другие с презрением, но большинство — с усталым безразличием. Паноптикум, при всей внешней "гуманности" крайне быстро ломает психику своих заключённых, превращая их в апатичные, ничего не желающие, и ничего не ждущие тени самих себя.

— Скажите Антон Павлович, сколько заключённых в этой тюрьме?

— Всего: шесть тысяч восемьсот тринадцать. В этом корпусе: пятьсот девяносто три, — незамедлительно ответил тюремщик.

— Знаете сколько из них причинили прямой вред Содружеству?

Антон помедлил, задумавшись.

— Нет, — признался он.

— Ни один. Все они — обычные люди, узнавшие то, чего знать не должны.

— К чему вы об этом заговорили?

— К тому, что мы — не святые. И наши методы никогда не имели ничего общего с догмами гуманизма, — ответил Зевс, решительно шагая к нужной камере, что была прямо у выхода с моста. — И если Стечкин стал угрозой, а благодаря Аиду, так и случилось, то я устраню эту угрозу, независимо от того гуманно это, или нет. Я не испытываю никакой неприязни к этому студенту, если вы об этом. И не получаю никакого удовольствия от убийства членов моей организации. Но жизни множества всегда стоят дороже жизни одного. Я не могу рисковать.

— Я понял вас, господин Зевс, — поклонился тюремщик, замолчав.

А в нужной камере уже поднялся с кровати молодой длинноволосый парень со светло-серыми глазами, направив свой, полный надежды, и мольбы взгляд на Зевса. "Отброс." Подумал Зевс, скривившись. "Но он станет отличной пешкой. Пусть и всего на один ход…"

Как оказалось, "недалеко" по меркам Егора — это два часа на машине. Вернее даже больше, ибо два часа уже прошло, а старенькая нива в камуфляжной расцветке всё-ещё катится по шоссе в неизвестном мне направлении.

Собрались мы в итоге почти сразу после тира, так что и выехали чуть раньше планируемого. Правда, пришлось сделать крюк, и заехать в один из множества небольших городков, из тех, что были по пути. Егор при поддержке Юно всё-же настоял на покупке хоть какого-нибудь алкоголя. Ну, а мне в целом было без разницы, главное чтобы Егор к завтрашнему дню был трезв, ибо он единственный, у кого есть водительские права. Саша, конечно, продолжал упираться, но был вынужден уступить, оказавшись в меньшинстве. Вот только ни в академии, ни в военном городке ничего такого в продаже не было. Вот поэтому и пришлось заехать в другой город. Хотя, каких-то отличий от военного у этого городка почти не наблюдалось: всё те же обшарпанные пятиэтажки тысяча девятьсот бородатых годов постройки, и те же узкие улочки, с потрескавшимся асфальтом. В общем, ничего особенного. Правда в самом магазине, куда мы зачем-то пошли все вместе, случился небольшой казус: