«Однако. Люди здесь весьма предусмотрительные и не жадные, надо бы не забыть оставить свой вклад.»

Пока готовил необходимые банки склянки, самому себе напоминая матёрого торчка. Апостол занялся чисткой оружия, а Фавн наблюдал за моими действиями.

— Смотри с уксусом не переборщи, — предостерёг он меня. — Да–да, столько на троих достаточно.

Пойло надо сказать, приятным на вкус не было, что предсказуемо, уксус за гашеный содой плюс экзотический ингредиент из башки монстра людоеда — жесть. Выпили, поплевались, все кроме Фавна, тот был доволен, словно испил дорогущего вина на халяву.

— А вы, стало быть, свежаки!? — скорее утвердил, чем спросил он, пытаясь улечься поудобнее.

— Так заметно? — поинтересовался я, чуть напрягшись.

— Да! Одеты как попало, простых вещей не знаете. Расслабься парень, не враг я вам, к тому же свежакам помогать надо.

— Я тут несколько дней, а Апостол и того меньше, — не было смысла скрывать информацию, как оказалось очевидную.

— Интересное кино, всего ничего, а уже крестником обзавёлся!? Можешь не говорить, конечно, но кто твой крёстный?

— Хром. Погиб он, — предугадал я, закономерный вопрос.

Судя по тому, как у Фавна дёрнулись брови, они были знакомы.

— Расскажи, как было?

Мне ничего не оставалось делать, как рассказать.

— Мда, Хрома, конечно, жалко, хороший парень, весёлый, из стронгов кстати, но тут ничего не поделаешь. Бывал я на той трассе и не раз, до элеватора от неё, больше двух километров. Честно признаюсь, твой рассказ про дар, это что–то невероятное, и ты уж извини неправдоподобное. Так что, приготовься изложить всё ментату, — последнее было сказано как приговор.

— Кому? О чём ты, вообще? — как–то быстро Фавн, из несчастной жертвы превратился в хозяина положения.

Щёлкнул затвор автомата, Апостолу тоже не понравились перемены. Бывший священник, если, конечно, таковые бывают, направил ствол на Фавна, сделал два шага назад, подхватил мою винтовку и кинул её мне. Несмотря на возраст, всё было проделано быстро, чётко и не отводя глаз от мишени.

— Зря вы так, ребятки, никто вам ничего плохого не сделает, просто несколько вопросов, только чтобы убедиться в твоей честности Кнут.

— У меня тоже есть вопросы. Кто ты такой? И где твои дружки?

Раз жертва так уверенна в себе и говорит про какого–то ментата, значит есть кто–то ещё. Выходит, это была ловушка, только затейливая больно. И на кого? На двух оборванцев!?

— Я Фавн. Всё сказанное мной, это правда, — начал тот примирительным тоном. — У меня много друзей среди стронгов и Хром в их числе. Его, знаешь ли, не так просто убить.

— В курсе, сам тащил этот обрубок через пустыню, — на что Фавн ухмыльнулся. — Ты так и не ответил, где твои дружки?

— Едут! Они уже близко, — тут он поднял руку, из–за которой совсем недавно кривился, в ладони что–то чернело.

— Не шали парень, — строго сказал Апостол.

— Спокойно, это всего лишь тревожная кнопка, я её полчаса назад нажал, а вторая сработала, как только открылась крышка люка.

«Вот тебе и щедрые парни».

Я махнул Апостолу на ребёнка, тот правильно меня поняв, подхватил одной рукой спящую девочку, не спуская глаз с Фавна, мы двинулись на выход.

— Зачем так парни, ну да виноват я, надо было сразу предупредить, они же вас покалечат…

Не обращая внимания на монолог жертвы, мы выскочили на улицу, и уже добежали до уазика, как в воздухе странно свистнуло. Я обернулся и тут же получил удар в челюсть, что–то смазано мелькнуло. Апостол, охнув упал на землю. Послышался плач ребёнка. Болезненный удар в нос, и я лечу назад. Свист, мелькание, удар ногой в печень, даже сквозь круги перед глазами, я разглядел силуэт человека.

— Стой, Свищ! — крикнул кто–то громко и предостерегающе.

Опять свист. Перед глазами нарисовался армейский ботинок. Удар и темнота.

Когда–то, в прошлой жизни, лет, наверное, тридцать назад, я был влюблён. Такое случилось в первый и последний раз. Маша, Машенька, самое красивое имя на свете, как же мне хотелось носить её на руках, совершить ради неё подвиг. Она сидела впереди, через две парты от меня. Когда Маша поворачивала голову, чтоб пошептаться с подругой, я любовался и представлял нас, где–нибудь в диком ночном лесу у костра. Неподалёку воют волки, рычит страшный медведь, она в страхе жмётся ко мне такому сильному и смелому, мне всего лишь надо сказать: не бойся, я с тобой.

Как–то, окрылённый, после удачных проводов Маши до дома, я решился пригласить её на свидание. До того, пришлось под страхом смерти, пробраться в огородик Елены Ивановны и сорвать самую красивую розу. И вот я, весь такой смелый, и с цветочком, заявляюсь к ней во двор, обдумывая на ходу, что говорить её маме или не дай бог папе.

А мечта моей жизни, сидит на скамейке в компании трёх дворовых пацанов и посмеивается над их шутками. Я тогда не растерялся, мало ли, просто соседи, сидят и болтают. Подошёл, вручил удивлённой девочке розу и позвал на прогулку. Она бы скорее всего согласилась, но вмешался самый рослый из ребят.

Со словами: «Ты, кто такой? Вали в свой двор!» Он толкнул меня в грудь. В долгу я не остался, двинул рослому по носу. Началась драка. А Маша вдруг крикнула окрыляющую фразу: «Не трогай его, он мой парень!» Сердце забилось чаще, улыбка растянулась до ушей. Тут она встала между нами и почему–то толкнула меня в грудь.

— Отстань Артур, ты мне в школе прохода не даёшь, теперь и во двор пришёл.

Почему она так сказала, я тогда не понял. Роза полетела на землю, а Маша, подхватив под руку рослого, зашла в свой подъезд. Получилось, как в той песне. «Ну а теперь малыш, отчаливай».

С разбитым сердцем, я пошёл домой, но далеко не ушёл, всего лишь за дом. А там мне разбили нос и челюсть, набили кучу шишек на голове и вообще на всём теле, короче знатно попинали. Оставшиеся двое друзей рослого, не стали терять времени даром, догнали и по–своему попросили, больше сюда не приходить, до потери моего сознания просили. Я их потом, по одному нашёл, плюнув на рослого с Машкой, там всё по–честному было.

Вот и сейчас, я пришёл в себя. Боль во всём теле, губы разбиты, нос кровит, а внутри кипит гнев. Виду что пришёл в себя не подал, решил послушать.

— Чех! Ну вот на хрена вы так? Это же просто запуганные свежаки! — возмущался Фавн. — Тем более помогли они мне, с креста сняли, живчиком и даже горохом поделились, нормальные ребята, — не успокаивался тот.

— Да откуда мне было знать? Тревожная кнопка дважды сработала. Подумаешь, вырубили чуть–чуть, через пару дней оклемаются, — примирительно ответил Чех.

— Чуть? Да ваш отмороженный Свищ, ногами его пинал, пока не оттащили.

— Видел, — с грустью в голосе подтвердил Чех. — С ним вопрос решим! — а затем громко. — Свищ, тебя предупреждали!?

— Да, ладно тебе, Чех, чо с ним будет–то? Ну, перестарался малость, с кем не бывает? Иммунный же, до свадьбы заживёт! — голос у этого Свища, был молодой, нагловатый и с лёгким оттенком гнили. Приходилось с такими встречаться.

— Закрой рот, на базе решим, — безапелляционно заявил Чех.

— Кажись второй очухался, — встрял мягкий вкрадчивый голос. — Виду только не подаёт, хитрый!

— Всё уже Кнут, не притворяйся, у хомяка зачатки знахаря есть, — это уже Фавн.

Я открыл глаза, сел и облокотился на колесо Уаза.

— Дайте ему живца!

Кто–то схватил меня за плечо, предостерегая от падения и сунул в руку бутылку. Сделав несколько больших глотков, я наконец рассмотрел своих пленителей.

В метре от меня стоял крепкий бородатый мужик, лет тридцати пяти, взгляд властный, твёрдый, но не злой, видимо Чех. Сосед справа, совсем уж с ним не смотрелся, тщедушный с субтильными ручками, большой щекастой головой и хитрющими глазами.

По всему периметру, стояли бойцы с автоматами, десятка полтора, может два. Чуть в стороне, виновато мялся Фавн, на своих двоих мялся, говнюк. А вот слева, стоял тот самый, не с кем его не спутаешь. Такие обычно при сильных ходят и во всём тем подпевают, а в одиночку, ведут себя тише воды и ниже травы. Вот только силу он недавно приобрёл, и теперь ей упивался. Широко расставленные ноги, грудь колесом, взгляд наглый, глазки, однако, бегают. Этакая пантера, с заячьей душонкой.