Новое тело оказалось непривычным, тяжёлым и неповоротливым. Восемьсот Третий, все также расхаживающий в теле Марка, говорил, что это дело привычки и не до конца установившихся связей между механикой и органикой.

С каждым днём в самом деле становилось лучше, но до конца привыкнуть к стальным пальцам, которых было всего по два на каждой руке и подвижная "варежка" вместо оставшихся трёх, не получалось. Как и освоиться с тем, что ему больше не нужно дышать, есть, кроме нескольких стаканов специальной смеси в день, что не нужно тратить время на сон, только на подзарядку механической части, и что все проблемы, страсти, привязанности остались в прошлом. Эмоций больше не было, только необходимость, приказы и растущее, иррациональное желание отомстить тем, кто виноват в его нынешнем положении.

Бессмертные пока не требовали от него никаких действий, дали время освоиться с новым положением и даже предоставили небольшой зал для занятий и лабораторию. Магия ему больше не служила, сработал запрет Создателей, зато сколько бы он ни пытался поцарапать или повредить реагентами стальную оболочку — ничего не выходило. Значит, нужно только освоиться с ней, а потом — отомстить. Да. Ради этого стоит и дальше цепляться за жизнь.

И разобраться с составом яда, которым его убили, чтобы использовать в своих целях.

Четырнадцатое княжество серьезно изменилось за прошедшие дни. Здесь всюду кипела стройка и уже угадывались очертания будущих укреплений и защитных установок. У Айвен голова кружилась от непривычного обилия магии и того, насколько саму атмосферу пропитали эманации темной, тягучей и сладковатой энергии Приводящего В Свет. В его храмах, настоящих, тех, что были еще до создания “сумеречной птицы” такого никогда не ощущалось, но тогда во всем был баланс, примы же уничтожили его. Некросов с каждым днем становилось все больше, они заполняли целые полисы, несмотря на все усилия лже-жрецов водных богов и правительства Авроры. Которое, к слову, кажется до сих пор не определилось с тем, какую сторону следует поддерживать и во всю лавировала между Атроксом и мертвяками.

Всюду пахло деревом, металлом и бетоном. Здания возводились за считанные недели, еще быстрее ремонтировались старые, чтобы ощетиниться орудийными установками в сторону неба и полисов, откуда могла прийти угроза. Айвен по просьбе Нерона перепрограммировала движение платформ так, чтобы никакие другие не стыковались с княжеством, но мертвяки уже дважды взламывали защиту и прощупывали оборону с разных сторон. Впервые за целые тысячелетия они вышли из тени, изменили собственной схеме захвата тел и готовились к агрессивному вторжению. Айвен отсылала беспилотник в район пятого сектора, уже давно принадлежавшего мертвякам, и видела, как день за днем растут их укрепления, заповедники, в которых откармливают будущие тела и оружейные склады. Не так много навоюешь с холодным или огнестрелом, но если бессмертен и почти неуязвим — недостаток техники не преграда.

Она пыталась связаться с “Вуалью”, пересылала туда снимки растущего храма некросов, но бездушный ИИ ответил, что ждет главнокомандующего на борт и не уполномочен ввязываться в локальные конфликты. Гвен и прочие примы тоже не впечатлились. Странная девчонка рассказала, что в нынешнем Союзе борьба с некросами возложена на примов, за которыми числится данная планета, а если они проигрывают — ту либо зачищают орбитальной бомбардировкой, либо признают собственностью мертвяков.

По всему выходило, что это Айвен тот самый прим, который отвечает за Аврору, а значит именно ей нужно бороться с мертвяками. Но в одиночку, даже при поддержке прислужников из храма водных богов этого не сделать, а Нерон категорически отказывался развязывать полноценную войну. Он выжидал. Айвен не знала, чего именно и как долго, но изо всех сил пыталась убедить себя, что нужно хотя бы в этом поверить котенку. Тем более другого выхода у нее пока нет. Как только закончит работу над своим механизмом — появятся другие варианты.

На Авроре для его создания оборудовали целую мастерскую, Айвен лично расставила вокруг защитные заклинания и следила, чтобы внутрь никто не заходил. Возможно, Нерон и не врет о своей любви и том, что не станет удерживать ее от возвращения к сородичам, но проверять это на себе Айвен не рисковала. При этом не всегда хватало времени и сил на продолжение работы, поэтому ей и понадобился помощник, который уже должен был ждать у входа.

Но пока там торчал только сломанный дрон с Колыбели, тот самый, что чуть не пристрелил Айвен на заводе.

— Сам не ггат, — буркнул он, с досадой взмахнув верхней правой рукой. — Все Негон. Потгец. Завегиг, что здесь я встгечу годственную душу.

— Ещё какой подлец, — Айвен открыла дверь мастерской, но не следила, идёт ли Кастор.

Надо будет сделать и с ним снимок, дружеский такой, преисполненный понимания и толерантности, как раз подойдёт для Гвен. Не хватает только умной девушки-имуса и очаровательного трехногого щенка, чтобы все за пределами миров лучезарного уверились, насколько у леди Айвен широкие взгляды, добрая душа и большое сердце.

Кастор со скрипом и стуками повреждённых конечностей вполз в мастерскую и сразу же подошёл к стенду для сборки.

— Не похоге на когабгь.

— Маломестная модель.

Глупо было рассчитывать, что дрон не распознает, что перед ним. Он же не атрокские инженеры, которые только-только подступали к электричеству.

— Он тоже догадывается. Потгец, — уточнил Кастор. — Но я не сдам.

Дрон быстро перебирал инструменты, потом повертел в руках детали, переставил их по другому и приступил к работе. Айвен сбросила ему виртуальные схемы и свой план сборки.

— А как вышло, что вы подружились с Нероном?

— Я упустиг этот момент, — Кастор постучал пальцами по стенду и развел нижней парой рук. — Не имел такой цеги. Но он хогоший, хотя потгец.

Дрон тоже оказался хорошим. А в деле сборки сложных механизмов — ещё и незаменимым. Айвен переложила на ловкого и ответственного Кастора большую часть работы, изредка проверяя, как у него идут дела. Еще реже — находила в себе силы расспрашивать его о первых годах после гибели примов.

Как оказалось, Кастор очнулся не сразу, его система загрузилась на шестой год мирного времени. Дрон вначале пытался выйти с кем-то на связь, потом, помня последний приказ хозяина: "спасти людей", пытался найти пострадавших. Но на Колыбели их не осталось. Кастор консервировал заводы и лаборатории, обходя их одну за другой, постепенно совершенствовался и учился. Иногда выключал системы на целые десятилетия, ожидая, что по пробуждению он всё-таки найдет кого-то или сможет связаться с примами.

Первого человека он нашел спустя три тысячи восемьсот лет. Это был преступник, которого власти Авроры просто выбросили через портал в необитаемый мир. Кастор отвёл мужчину к руинам одного из городов, показал, как добыть пропитание и воду, затем ушел. Шумный, капризный, слабый и агрессивный человек, дважды пытавшийся сбежать от спасения и один раз — убить самого Кастора, не тянул на нового хозяина. И жить ему оставалось мало. По самым оптимистичным подсчётам — около шести лет. Слишком мало, для почти вечного дрона. А ещё Кастор помнил то гнетущее ощущение растерянности и беспомощности, в котором он пребывал после исчезновения хозяина и не хотел повторения.

О знакомстве с Нероном и причинах, почему так не любит примов дрон не рассказывал, как и о многом другом. Зато через несколько дней он все же признал Айвен новым другом и показал ей свое творение. По задумке Кастора это должна была быть его женщина, опора и поддержка, нечто прекрасное и нежное, способное разделить с ним бремя вечности. Но вышел БЧР. Правильнее было бы назвать: “Большой Рептилиообразный Робот”, потому как формой головы и выступающей челюсти создание больше похожило на ящера, как и ощетинившимся вокруг шеи генератором силового поля и орудийными установками. Еще у него было шесть ног для ходьбы по пересеченной местности и выезжающие чувствительные манипуляторы спереди, для мелких операций и, очевидно, теплых объятий холодными вечерами.