Он замолчал, и я предположила, что они с Халлой обсуждают свои впечатления вне канала. Хотя у него больше видений, чем у Халлы, Рууэл всегда советуется с ней в подобных случаях. Не уверена, связано ли это с тем, что она сильнее в видении места, или просто таланты настолько непостоянны, что это похоже на собирание кусочков пазла в надежде получить общую картину.

– Самое отчетливое впечатление – что это место возвещения, оно оценивает.

За сим последовал исключительно скучный отрезок времени, в течение которого группы сетари и серых костюмов трепались друг с другом, устанавливали оборудование и делали осторожные попытки выяснить, для чего нужна эта мозаика и как заставить ее реагировать. Я оставалась на том же месте, за компанию с Лоном и Марой, и работала над проектом муинских животных, который могла с ними обсуждать. Но в конце концов серые костюмы, сдавшись, решили выпихнуть Девлин на мозаику и посмотреть, что из этого получится. После моей первой экскурсии в Каласу они гораздо менее охотно используют меня для тестирований, но распознать момент, когда это произойдет, легко.

Мозаика, кажется, и правда отозвалась, когда меня поставили на желтый круг. Аппаратура засекла всплеск энергии. Но потом все опять засуетились, желая, чтобы я вызвала какую-нибудь, какую угодно, реакцию. Серые костюмы фонтанировали гениальными идеями, главным образом основанными на повторении того, что я делала с платформами – за исключением более высокого (теоретически) уровня безопасности. Ни одна из них даже отдаленно не походила на годную.

– А ты сама что думаешь, Касзандра? – поинтересовалась истен Нотра, наблюдающая за всем по интерфейсу.

– Испытание поединком? – с сомнением предположила я, глядя на Рууэла, который неутомимо стоял на другом круге, как мне казалось, целую вечность.

Он опустил взгляд. Подозреваю, чтобы не показать, насколько смехотворной находит мою идею.

Я вздохнула:

– Не понимаю, зачем хотят начать с меня. Если оценивание, не должен ли кто-то другой доказать, что достоин? Похоже, Каласа уже знает, каково мое место в этом мире.

Я просто была раздражена, но Рууэл поднял на меня широко распахнутые глаза.

– Перефразируй это в вопрос, – сказал он.

Вернее приказал. Очень настоятельно так приказал.

Я зависла на мгновение, ведь уже задала вопрос. Но затем поняла, о чем он, и спросила:

– Чем ты станешь для Муины?

Рууэл не произнес ни слова, но снова опустил взгляд на мозаику, а затем закрыл глаза и замер. Все в комнате умолкли и словно даже дышать перестали. Понятия не имею, о чем он думал, что ответил Каласе на мой вопрос, но, видимо, его ответ получил одобрение. Клянусь, мозаика в какой-то момент будто пошевелилась. Изменений я не заметила, но не добавился ли туда еще один крошечный фрагмент?

Все вокруг заметно повеселели. Особенно я, когда несколько экспериментов показали, что теперь Каласа реагирует на Рууэла так же, как на меня: он может активировать платформы и мозаику. Вскоре его примеру последовал Мейз, затем Мара и ислен Тезарт. Давненько я не получала таких приятных новостей. Больше никаких игр в такси и толканий на всякие штуки. Хотя «прошли» не все – что, естественно, расстроило проваливших испытание, – особенно ислен Даффен, выглядевшую так, словно ей дали пощечину. Впрочем, почти все неудачники, которых я успела увидеть, прежде чем вернулась в Пандору, кажется, не питали к Муине теплых чувств – им было некомфортно под бескрайним небом и среди неконтролируемых опасных животных, насекомых и растений. КОТИС придется вернуть разумный процент персонала обратно на Тару, просто потому что они не могут поладить с Муиной.

Никто вроде как не стремится обсудить, каково это – быть оцененным. Похоже, все немного сложнее, чем своего рода изложение жизненных целей. Пока никто из сетари не потерпел неудачу, но, учитывая задействованные отряды, я не удивлена. Радует, что все коларские сетари тоже справились. Недавно им сообщили, что дела на Коларе пошли на лад, и ребята уже не выглядели такими расстроенными, но сегодня Шаф улыбнулся мне впервые с тех пор, как его правительство пыталось меня купить.

На завтра в расписании ничего, кроме утренней встречи с медиками. Держу пари, меня снова хотят отправить на Тару.

После завтрака со мной нянчились Зен и Лентон. С утра они уже посетили Каласу и «оценились», поэтому были сдержаны и задумчивы. Не знаю, в чем дело: то ли в том, что это их первый туда визит, то ли в самой проверке. Самого подробного описания того, на что это похоже, мне удалось добиться от Зи, которая после испытания почувствовала себя незащищенной, будто что-то очень большое вскрыло ее и заглянуло в душу.

Учитывая некоторые рассуждения о планете как о живом существе, могу понять, почему это привело всех в такое замешательство. Они не уверены, то ли их оценивает сама планета, то ли просто какое-то устройство лантаров. Хотелось бы знать, почему мне не пришлось проходить оценку. Хотя вообще это радует. Провалиться было бы унизительно.

К середине утра медики меня отпустили, а Зен сказала, что нам разрешили выйти за пределы Пандоры. Приятный сюрприз. Я сразу же предложила проверить, на месте ли еще выдры – я почти уверена, что они не мигрируют, чтобы избежать зимы.

Пока мы легко летели вдоль берега озера, я вспоминала свои первые две недели на Муине и пройденные километры, пытаясь представить, как преодолеваю их по снегу – в школьной-то форме. Полет по морозному воздуху даже в усовершенствованном костюме сетари, куртке и шапке заставил меня с тревогой осознать, насколько мало у меня было шансов. Тут я заметила, что мы промчались мимо ручья с выдрами, и в замешательстве обернулась к Зен, а она улыбнулась (Зен так редко это делает) и кивнула на землю.

Шесть отрядов сетари – это много народу. На фоне заснеженного поля в своей черной форме они напоминали стаю ворон, в которой зелено-черным пятном выделялся отряд-один. Зен опустила нас в центре сборища, где сошлись все капитаны.

Я перевела изумленный взгляд с нее на Мейза, и он спросил:

– Ты же хотела эпичный бой в снежки?

Редко когда они делают что-то, способное настолько меня удивить.

– Правда? – уточнила я с ноткой недоверия в голосе и, вспыхнув, обвела глазами всю компанию, явно позабавленную моей реакцией, а потом опять посмотрела на Мейза. – Спасибо.

Лицо уже просто полыхало, и я силилась не опозориться, разревевшись на виду у всех.

Мейз одарил меня одной из своих суперпотрясающих улыбок:

– Мы как раз пытались определиться с правилами. Есть ли для подобных игр какой-то стандарт?

Я всерьез сомневалась, что сетари устроит вариант «торчать посреди поля и, визжа и хохоча, словно ненормальные, швырять друг в друга полные пригоршни снега».

– Не совсем. – Припомнив папины игры в пейнтбол, я добавила: – Каждый отряд может отметить базу, и если в кого-то попали, то он выбывает до следующего раунда и ждет на базе подбившей его команды, пока не останется кто-то один. Или сыграть в захват флага: выигрывает команда, которая владеет им в конце установленного промежутка времени. Если в вас попадут, должны отправиться на свою базу, но затем можете сразу вернуться обратно в команду.

– Оба варианта подойдут. – Мейз взглянул на Грифа. – Что, если сыграть в захват текущими отрядами, а затем сделать второй раунд с индивидуальными очками?

– Что будем использовать в качестве флага? – поинтересовался Гриф.

– Разве не очевидно? – Вовсю веселящийся Нилс похлопал меня по голове: – Флаг, который может дать отпор.

– Просто бросаю снежки наугад? – уточнила я.

– Во всех и каждого. Если умудришься попасть в любого члена команды, которая пытается тебя захватить, прежде чем окажешься в пределах их досягаемости, весь отряд должен вернуться на свою базу. И любой, кто хочет тебя захватить, обязан подбить тебя снежком. Потому что, не сомневаюсь, так тебе куда интереснее, чем если мы будем стараться сохранить каждый волосок на твоей голове. – Он сорвал с меня шапочку и нацепил на себя. Темные кудри обрамили его лицо. Вот ведь кому все идет – Нилс выглядел безумно сексуально. – Когда тебя поймают, можешь целиться в атакующие отряды, но не в своих нынешних захватчиков.