Я заснула на кровати, на которую упала, после того как убила Выродка, и разбудила меня ритмичная пульсация в груди — это из нее продолжало сочиться молоко. Первая моя мысль после пробуждения была о ключах, которые я держала в руке. Я так крепко сжимала их во сне, что на ладони остался след. Не сразу сообразив спросонья, почему ключи у меня в руке, и испугавшись, что Выродок может поймать меня с ними, я выронила их. Они, звякнув, упали на кровать, и этот звук вернул меня к действительности. Он был мертв. Я убила его.
Мне ужасно хотелось в туалет, пописать, но я сверилась с часами и увидела, что нужно подождать еще десять минут. Когда я все-таки попробовала сделать свои дела, мочевой пузырь словно заледенел. А через десять минут — никаких проблем.
По пути обратно на кровать моя нога случайно задела детское одеяло, висевшее на корзинке. Я подхватила его и прижала к лицу, вдыхая последние следы ее запаха. Моя дочка по-прежнему была где-то там, на улице — одна. Я должна была ее найти.
Я надела белое платье и сунула в лифчик тряпки, смоченные холодной водой. Нацепив на ноги какие-то тапочки, я пошла к реке и обследовала ее берег, идя в обоих направлениях, пока не упиралась в густой лес или отвесные скалы. Порой я замечала светлый валун размером с младенца, и у меня перехватывало дыхание, пока я не подходила ближе. При виде куска ткани, зацепившейся за дерево посреди реки, я едва устояла на ногах и пошла к нему вброд, но потом поняла, что это просто тряпка. Когда мне не удалось найти каких-то признаков ее пребывания у реки, я тщательно обследовала всю поляну, метр за метром, в поисках следов разрытой земли, но так ничего и не обнаружила.
Я даже перерыла руками мягкие грядки огорода, окружавшего хижину, — я вполне допускала, что этот больной на голову негодяй мог закопать ее там, где мы выращивали для себя овощи, — а потом залезла под крыльцо. Ничего. Единственным местом, где я еще не искала, оставался сарай.
Летнее солнце грело металлические стены сарая все утро, и, когда я открыла дверь, в лицо мне тошнотворной волной ударил смрад уже начавшей разлагаться плоти. Я схватила со скамейки пахнувшую бензином тряпку и поднесла ее к лицу. Потом, стараясь дышать через рот, я на цыпочках прошла мимо тела. Рой мух, попавших сюда накануне вместе с трупом, жужжал вокруг закрывавшего его брезента, словно работающий генератор.
Дрожащими руками я вытащила все из морозильной камеры. Ее там не было, а на полках в сарае лежали только фонари, аккумуляторы, керосин и веревки. Я обнаружила люк на лестницу в подвал под полом, и пахнувший оттуда влажный запах показался мне свежим по сравнению со зловонием смерти наверху. Внизу оказались консервы, домашняя утварь, аптечка первой помощи, какие-то коробки, а в банке из-под кофе — скрученные в рулон деньги, перевязанные розовой резинкой для волос. Я надеюсь, что резинка эта не принадлежала какой-нибудь девушке, тоже пострадавшей от него. Денег там было немного, и я решила, что у него должно быть еще где-то припрятано. Кошелька его я не нашла: его не было ни в карманах, откуда я доставала ключи, ни во всех этих шкафах в хижине — впрочем, я никогда не видела у него кошелька. Один из ключей пока не подошел ни к одному из замков, и я надеялась, что это ключ от спрятанного где-то фургона, а кошелек находится в нем.
В деревянном ящике я нашла ружье, пистолет и патроны и уставилась на все это. Я не видела пистолет, которым он угрожал мне в самый первый день, чувствовала только, как он упирается мне в спину, а потом видела его рукоятку, торчавшую у Выродка из-за пояса. По сравнению с ружьем пистолет казался таким маленьким, но мне были ненавистны они оба. Одно убило моего селезня, а с помощью второго меня силой отправили в этот ад. Рука моя автоматически коснулась места на пояснице, куда упиралось тогда дуло. Я закрыла ящик и засунула его за какие-то другие.
Каждый раз, открывая новый ящик, я боялась, что могу найти там тело своего ребенка, аккуратно спрятанное подальше и снабженное надписью «Неудачная проба». Но в последней коробке лежал мой желтый костюм, все мои фотографии и объявления из газет. Я открыла крышку, уловила аромат своих духов и прижала мягкую ткань к лицу. Я примерила жакет поверх платья, и почувствовала какую-то неловкость, как будто надела вещи мертвой девушки. Я оставила костюм в коробке, прихватила только свой снимок, который, думаю, был взят в моем офисе, после чего снова выбралась на солнечный свет.
Единственной не обследованной территорией оставался лес, поэтому, попив холодной воды, я уложила в старый рюкзак, который нашла в подвале, аптечку, протеиновые плитки и термос с водой. Я уже хотела идти, когда заметила фото, лежавшее на кухонной стойке рядом с одеялом моей дочки и одним из ее комбинезончиков. Я добавила все это к своему набору сокровищ в рюкзаке.
Вскоре после того как я вошла в лес справа от хижины, плеск реки и щебетание птиц постепенно стихли, и единственными звуками остались мои шаги, приглушенные мягким ковром хвои, укрывавшей землю. Всю вторую половину дня я провела, преодолевая поваленные деревья, раскапывая землю при малейшем намеке на холмик и постоянно принюхиваясь в поисках запаха тления. При этом я старалась не удаляться от хижины дальше чем на пятнадцать минут ходьбы.
Наконец я обнаружила узкую тропинку на краю поляны, уходившую в лес. Она совсем заросла вереском и папоротником, и ее можно было различить только по старым затертым зарубкам на деревьях. Некоторые из них, высоченные пихты Дугласа, были несколько футов в обхвате, и стволы их поросли укрыты мхом. Так что я, похоже, все-таки находилась на острове Ванкувер.
Я в последний раз оглянулась на поляну и попросила, что если небеса действительно есть, — еще никогда в жизни мне так не хотелось, чтобы это было правдой, — то пусть мой ребенок окажется там вместе с папой и Дэйзи.
Двигаясь по этой колее, я заметила вдали разрыв в линии деревьев, а еще через пять минут вышла из леса на старую гравийную дорогу. Судя по рытвинам и отсутствию следов от шин, ею уже некоторое время никто не пользовался. Через несколько метров насыпь немного снижалась справа.
Направившись туда, я обнаружила начало другой дороги, которая ответвлялась от главной. Выродок должен был прятать фургон где-то неподалеку от хижины, поэтому я решила идти по ней. Дорога эта была неширокой, и, если ехать мимо, ее можно было вообще не заметить. Через время она поворачивала и шла параллельно главной дороге на расстоянии примерно метров в шесть.
Чуть дальше по дороге я наткнулась на маленькую белую косточку, и ноги мои остановились вместе с сердцем. Я обследовала землю вокруг сантиметр за сантиметром и поняла, что эта кость слишком большая для моего ребенка, а через несколько метров чуть не упала, споткнувшись о скелет оленя.
Я шла по дороге, пока она не уперлась в стену из сухого кустарника и веток. За ней поблескивало что-то металлическое. Дрожащими руками я растащила завал. Передо мной была задняя дверца фургона.
При быстром осмотре бардачка я не нашла бумажник, документов на машину и даже карты. Взглянув между сиденьями в полумрак задней части фургона, я заметила свернутую в клубок ткань и схватила ее. Это было серое одеяло. То самое, которое он использовал, когда похищал меня.
Ощущение грубой шерстяной материи под пальцами в сочетании с запахом самого фургона освежили мои воспоминания. Я отшвырнула одеяло, словно обожглась, и развернулась на сиденье. Стараясь не думать, что произошло там, сзади, я сконцентрировалась на том, чтобы повернуть ключ зажигания. Но ничего не произошло.
Я затаила дыхание. «Пожалуйста, заведись, пожалуйста, заведись…» Я снова повернула ключ. Ничего. В душном фургоне тело мое обливалось потом, ноги в местах, где платье задралось, прилипали к обивке сидений. Упершись головой в горячий руль, я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и заглянула под капот. Там я заметила отсоединенный провод аккумулятора, поставила его на место и снова попробовала запустить двигатель. На этот раз он завелся с пол-оборота, и из радиоприемника загремела музыка кантри. Я так давно не слышала ничего подобного, что расхохоталась. Когда мелодия закончилась, я расслышала слова диджея: «…наступает час без рекламы». Никаких подсказок относительно того, где я нахожусь. А когда я попыталась поймать другую станцию, ручка настройки свободно прокручивалась в любую сторону.
