Он сдвинул пачку бумаг на угол своего рабочего стола, поставил кружку с кофе и показал мне на стул напротив. Несколько минут он рылся в ящиках, пытаясь найти ручку, которая бы писала, а потом еще столько же времени вытаскивал из стола разные бланки и засовывал их обратно. Наконец он положил перед собой работоспособную ручку и чистый бланк протокола.

— Назовите, пожалуйста, ваше имя.

— Энни О’Салливан.

Он уставился на меня — глаза его изучали каждую черточку моего лица, — а затем вскочил так резко, что опрокинул кофе.

— Оставайтесь здесь, я должен кое с кем переговорить.

Оставив разлитый кофе пропитывать бумаги, он ушел за стеклянную стенку и принялся разговаривать там с каким-то невысоким седым мужчиной — я решила, что это начальник, потому что только у него был отдельный кабинет. Судя по жестикуляции, Пеппер был очень возбужден. Когда констебль указал на меня, пожилой начальник повернулся и глаза наши встретились. У меня уже бывало такое чувство и раньше, а называлось оно «сматывайся отсюда, И КАК МОЖНО СКОРЕЕ».

Копы выключили телевизор и теперь смотрели то на меня, то друг на друга. Я перевела глаза на стол на входе, женщина тоже следила за мной. Пожилой мужчина поднял телефонную трубку и принялся что-то говорить, расхаживая по комнате, насколько это позволял шнур. Потом он положил трубку и вытащил из шкафа позади себя какую-то папку. Они с Пеппером заглянули в нее, обменялись парой слов, уставились на меня, потом снова уткнулись в папку. Да, деликатными этих ребят назвать было нельзя.

Наконец пожилой полицейский и Пеппер с папкой в руках вышли из застекленного кабинета. Пожилой наклонился и протянул мне руку, а второй оперся о колено. Он говорил медленно и произносил каждое слово очень отчетливо:

— Здравствуйте, меня зовут сержант Яблонски.

— Энни О’Салливан.

Я пожала протянутую руку. Она была сухой и холодной.

— Рад познакомиться, Энни. Мы бы хотели поговорить с вами с глазу на глаз — если не возражаете, конечно.

Какого черта он вытаскивает из себя по слову? Английский — мой родной язык, тупица.

— Не возражаю.

Я поднялась.

Схватив со стола пару блокнотов и ручек, Пеппер выпалил:

— Мы хотели бы проводить вас в комнату для допросов.

Этот, по крайней мере, хотя бы разговаривал с нормальной скоростью.

Мы пошли, а все копы в комнате застыли на своих местах. Пеппер и Яблонски встали по обе стороны от меня, причем Пеппер попытался взять меня за руку, но я вырвалась. Можно было подумать, что это эскорт сопровождает меня на электрический стул. Клянусь, в этот момент даже телефоны прекратили свой бесконечный трезвон, а Пепперу удалось немного втянуть живот, и он шел, развернув плечи и гордо выпятив грудь, как будто лично выследил и поймал меня.

Городок явно был маленьким. До сих пор я видела здесь всего несколько полицейских, а холодная комната с бетонными стенами была размером с обычную ванную. Не успели мы сесть напротив друг друга за металлический стол, как Пеппер вскочил, потому что раздался стук в дверь. Женщина, которую я видела на входе, принесла два кофе и попыталась заглянуть ему через плечо, но констебль преградил ей дорогу и закрыл дверь. Пожилой коп кивнул мне.

— Хотите кофе? Может, лимонад?

— Нет, спасибо.

На одной из стен располагалось громадное зеркало. Меня бесила мысль, что за нами может наблюдать кто-то, кого я не вижу.

— Там есть кто-нибудь? — спросила я, указывая на зеркало.

— Не тот случай, — ответил Яблонски.

Должно ли это означать, что тот случай еще может настать?

— А камера зачем? — спросила я, кивнув в сторону левого верхнего угла комнаты.

— Наш разговор будет записываться на диктофон и видеокамеру, это стандартная процедура.

Это было еще хуже, чем зеркало. Я покачала головой.

— Вы должны выключить это.

— Вы скоро забудете о ее существовании. Так вы та самая Энни О’Салливан из Клейтон-Фолс?

Я уставилась на камеру. Пеппер прокашлялся. Яблонски повторил свой вопрос. Молчание длилось еще примерно минуту, после чего Яблонски махнул рукой. Пеппер на пару минут вышел из комнаты, а когда вернулся, маленькая красная лампочка на камере погасла.

— Но мы должны оставить включенным диктофон, — сказал Яблонски, — мы не можем проводить допрос без этого.

Я подумала, что он, наверное, водит меня за нос, — в телесериалах копы иногда записывают разговор на пленку, иногда нет, — но решила не заострять на этом внимание.

— Давайте попробуем еще раз. Вы Энни О’Салливан из Клейтон-Фолс?

— Да. А мы сейчас на острове Ванкувер?

— Вам это неизвестно?

— Зачем бы я тогда спрашивала?

— Да, вы сейчас на этом острове, — ответил Яблонски. Но уже со следующим вопросом его медленная и отчетливая речь исчезла. — Почему бы вам для начала не рассказать нам, где вы были?

— Я этого точно не знаю, могу только сказать, что это была какая-то хижина. Я не знаю, как туда попала, потому что я показывала выставленный на продажу дом, а тот парень…

— Что за парень? — вмешался Пеппер.

— Вы знаете этого человека? — спросил Яблонски.

Когда они заговорили — одновременно, — в моей памяти вспыхнула картинка: Выродок выходит из фургона и направляется в сторону дома.

— Это был незнакомец. Время показа дома уже почти закончилось, и я вышла на улицу, чтобы…

— На чем он приехал?

— Это был фургон.

Я видела Выродка, улыбающегося мне. Такая славная улыбка… Желудок мой свело болью.

— Какого он был цвета? Вы помните марку и модель? Вы видели эту машину раньше?

— Это «додж», думаю, «караван», желто-коричневый, новый. Это все, что я могу сказать. У него в руках была газета с объявлениями по недвижимости. Он следил за мной, и он знал всякие…

— Это не был ваш прежний клиент? Или, может быть, парень, с которым вы когда-то пересекались в баре или болтали по Интернету? — спросил Яблонски.

— Нет, нет и нет.

Он удивленно приподнял брови.

— Вы пытаетесь сказать нам, что парень похитил вас, появившись ниоткуда, просто из воздуха?

— Я ничего не пытаюсь вам рассказывать, я действительно не знаю, почему он выбрал меня.

— Мы хотим вам помочь, Энни, но сначала мы должны знать правду.

Он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

Моя рука скользнула по столу, и их блокноты и чашки с кофе полетели по воздуху. Я встала, уперлась в стол обеими руками и заорала прямо в их ошарашенные физиономии:

— Я и говорю вам правду!

Пеппер выставил вперед руки.

— Послушайте, полегче! Не надо так волноваться…

Я перевернула стол. Они, пытаясь не попасть мне под руку, выскочили за дверь, а я вопила им в спину:

— Ни единого слова больше не скажу, пока мне не пришлют настоящих копов!

Оставшись в комнате одна, я потрясенно уставилась на весь этот беспорядок — я даже разбила одну из кружек. Я поставила на место стол, подняла блокнот и попыталась вытереть разлитый кофе какой-то бумажкой. Через несколько минут появился Пеппер и схватил со стола блокнот. Выставив одну руку вперед, а второй прижимая блокнот к груди, он медленно пятился к выходу.

— Просто расслабьтесь, сейчас приедут люди, которые могут с вами поговорить.

Спереди его штаны были мокрыми от кофе, который я пролила, когда переворачивала стол. Я хотела отдать ему осколки разбитой кружки и извиниться, но он пулей вылетел в дверь.

Я рассмеялась, однако длилось мое веселье всего несколько секунд. Потом я легла лбом на стол и заплакала.

Сеанс двадцатый

— Не уверена, что вы читали эту статью в воскресной газете, док, но они нашли в сарае на участке у того подростка некоторые украденные вещи. Точнее, на участке его родителей, конечно. Так или иначе, но я позвонила копу, который занимался делом о проникновении в мой дом, чтобы спросить, нет ли там чего-то, принадлежащего мне, но он ответил, что у всего уже нашлись свои хозяева. Потом я вспомнила еще одну вещь, которую прочла в этой статье, — все кражи были совершены ночью.