Именно в этом он оперировал Тру?

Мне становится плохо, когда в голове проносятся нежеланные картинки.

– Джош, – кивает доктор.

– Лукас, это Джейк Уэзерс – жених Тру. Джейк, это доктор Лукас Киш.

– Приятно познакомиться, Джейк.

Я киваю в ответ.

Мне совсем не хочется жать его чертову руку и говорить, что мне приятно с ним познакомиться, потому что это совершенно не так.

Я не хочу с ним знакомиться. Я не хочу, чтобы Тру находилась здесь.

– Ладно, значит так... – он засовывает свои руки в карманы штанов. – Как уже объяснил ранее доктор Кимбл, Труди перенесла тяжёлую черепно-мозговую травму в результате удара.

Я вздрагиваю от боли, которую доставляют мне эти слова.

– Удар пришёлся на её правую лобную долю, которую мы называем эмоциональной частью мозга, вызвав серьёзный ушиб черепа. Образовалось внутреннее кровотечение и отёк головного мозга. Мы остановили кровотечение и ослабили давление. Труди также понесла и другие травмы из-за аварии. У неё трещина в ключице, сломана правая рука, раздроблена ладонь...

Трещина. Сломана. Раздроблена.

– ... но именно травма головы, что очевидно, вызывает наибольшее беспокойство.

Я стараюсь держать свои эмоции глубоко внутри, чтобы сосредоточиться на его словах. Но мой взгляд постоянно перемещается к двери слева от меня, где, я знаю, находится Тру.

Делая глубокий вдох, я выдавливаю вопрос, услышать ответ на который боюсь больше всего.

– Она выживет после всего этого?

Доктор Киш вынимает руки из карманов, складывает их вместе и делает глубокий вдох. Я вижу, как его взгляд опускается к полу, после чего возвращается ко мне.

Нервоз сковывает моё тело.

– Следующие двадцать четыре часа имеют решающее значение. Её жизненные показатели стабильны, но их уровень довольно низок. Она находится в коме и прикреплена к аппарату искусственной вентиляции лёгких. На данный момент Тру дышит с помощью него. С вашего разрешения, я планирую убрать аппарат в течение следующих двадцати четырех или сорока восьми часов, чтобы увидеть, сможет ли Тру делать это самостоятельно. Если у неё получится, мы рассмотрим это как положительный исход.

Я с трудом глотаю.

– А... если нет?

Он смотрит мне прямо в глаза, не отрываясь.

– Мы пересечём этот мост, когда подойдём к нему. Следующие несколько дней имеют решающее значение для восстановления Труди, но я обещаю вам, что мы будем делать всё, что в наших силах, чтобы перевести её на другую сторону моста и вернуть домой к вам с вашим сыном.

Я прижимаю руку к груди, пытаясь унять боль.

– Когда она придёт в себя, возможно ли, что у нее окажется необратимое повреждение мозга? – у меня пересыхает во рту.

Доктор снимает очки и протирает глаза.

– Возможно, да. Мы не узнаем, пока она не проснётся. Хорошо, что левая сторона её мозга в порядке. Если бы пострадала она, то, помимо всего прочего, могла бы быть затронута её речь. Таким образом, нам есть за что быть благодарными.

Я напрягаюсь, сжимая кулак.

– Не вижу ничего, за что могу быть благодарным, – мой тон холоден и раздражён.

На его лице проскакивает вспышка озабоченности.

– Конечно, нет, я не имел в виду... Мне очень жаль.

– Джейк, – Джош берёт меня за правую руку, но я не могу расслабиться. – Лукас не имел в виду ничего плохого. Он пытается показать тебе положительную сторону плохой ситуации. Он один из лучших нейрохирургов в США. Ты можешь доверять ему. Он сделает всё возможное, чтобы спасти Тру.

Я бросаю взгляд на Джоша, а затем на доктора Киша. Сглатываю, несмотря на ком в горле.

– Вы обязаны спасти её, потому что... она всё для меня.

Он смотрит на меня с пониманием и единожды кивает.

– Даю слово, Джейк.

– Хорошо, просто... – я тру лицо рукой. – Можно мне... Я хочу её увидеть.

Доктор Киш подходит ближе.

– Можешь, но ты должен быть готов. Сейчас Труди выглядит совсем не так, как обычно. У неё серьезные кровоподтёки на лице, а глаза слегка приоткрыты, поэтому может показаться, будто она не спит. Это связано с отёком мозга, который заставляет её глаза оставаться открытыми...

– Хорошо, – я перебиваю его, не желая больше этого слышать. – Мне просто нужно увидеть её.

Оставляя их стоять на своём месте, я направляюсь прямо к двери.

А затем останавливаюсь.

Поворачиваясь, я понимаю, что до сих пор не спросил.

– Как произошла авария?

Джош смотрит на Киша, а потом опять на меня.

– Пьяный водитель. Он проехал на красный свет и врезался в их заднюю дверь.

Меня накрывает неутолимая ярость, которую я никогда прежде не испытывал, она как улитка пробирается в мою голову. Я сжимаю зубы и кулаки вместе.

– Он выжил? Водитель?

Джош медленно качает головой.

– Нет. Он умер на месте.

– Хорошо, – потому что я бы убил эту сволочь собственными голыми руками, если бы он выжил.

Поворачиваясь назад к двери, к Тру, я делаю глубокий вдох и, повернув ручку, медленно вхожу в комнату.

Тру.

Иисус, нет.

Боль когтями впивается мне в грудь.

Я не был готов к такому.

Она выглядит сломленной. В ней едва ли осталось что-то от той Тру, которую я знаю.

Всё резко замедляется, словно под водой, когда я смотрю на неё.

Её кожа побледнела. На правую часть головы наложена повязка, а спереди, как я заметил, её прекрасные волосы выбриты.

Правая рука до самого плеча в гипсе. Руки обмотаны бинтами. Лицо распухло и всё в синяках. А глаза слегка приоткрыты, как и сказал Киш. Кажется, что она бодрствует, но я знаю, что это не так.

Больше всего на свете я бы хотел, чтобы она была здесь. Я бы отдал всё, лишь бы она была здоровой, рядом со мной.

По коже пробегают мурашки, эмоции зашкаливают, когда я вижу, сколько трубок отходит от её тела.

Машина передаёт её сердцебиение, эхом отдающееся у меня в голове.

Господи, детка, нет.

В моей голове проносятся воспоминания...

Наша встреча в отеле после стольких лет... Тру лежит подо мной, а я скольжу в неё, в первый раз занимаясь с ней любовью... когда признавались друг другу в любви... танцевали на Эйфелевой башне... Она согласилась выйти за меня замуж... Мы вместе с ней на острове... Её лицо, когда она увидела наш новый дом... Тру говорит мне, что беременна... Первый раз, когда мы увидели нашего малыша...

Преодолевая широкими шагами расстояние, разделяющее нас, я падаю на колени рядом с её кроватью, чувствуя холод от твёрдого пола. Боль едва ли заметна для меня.

Я беру её за руку, прижимаясь к ней лицом. Вдыхаю её запах, желая быть ближе к ней. Нуждаясь. Но от этого дерьма становится только больнее.

Слёзы агонии стекают по моим щекам.

– Не оставляй меня, Тру, – я задыхаюсь от боли в горле, когда слёзы с подбородка капают на кровать. – Ты так чертовски мне нужна. Нам нужна. У нас сын, Тру, он идеальный и такой красивый. Он похож на тебя. Я так чертовски сильно люблю тебя. Не оставляй меня, детка, пожалуйста... – я закрываю глаза. – Прошу, вернись ко мне.

Я хожу из стороны в сторону в небольшом крыле больницы, где теперь лежат Тру и мой сын. Охрана стоит за дверью.

Я знал, что пресса будет ломиться сюда.

Они даже не дали мне возможности пройти. Теперь это по всем новостям: авария, состояние Тру и рождение моего сына.

Несколько часов назад репортёр сумел проникнуть в больницу. Его целью было заполучить фотографии Тру в больничной койке.

Что за придурок додумался до этого?

Если бы он оказался где-то рядом с ней, я бы убил его на месте.

Оказалось, парень не успел пройти по коридору.

Дэйв поселился рядом с комнатой Тру в ту же секунду, когда узнал. Он вывел репортёра из больницы со сломанной рукой. Или так мне сказали. Я не видел. Я был с сыном в это время. Ненавижу, что меня не было рядом в тот момент.