– Я же обещал тебе, что вытащу!

– Но мне пришлось долго ждать!

Мы были совсем близко. Татуированный, покрытый шерстью торс Птицеяда прикрывала маленькая кожаная жилетка. Он распахнул две свои огромные ручищи, намереваясь обнять шефа... И в этот момент из-за спин байкеров ударила автоматная очередь.

Пули прошили тело радостного Птицеяда наискосок и насквозь; фонтанчики крови выметнулись из его груди, живота и бока. Птицеяд мгновение смотрел на себя удивленно, не понимая, что произошло... И повалился лицом вперед с раскинутыми в стороны руками.

Все произошло настолько быстро, что никто толком ничего не понял и, уж конечно, не успел отреагировать. Байкеры еще только оборачивались на стрелявшего, а Каракурт сделал огромный скачок вперед, перепрыгнул тело Птицеяда с яростным воплем «Никому не стрелять, б...ди, я сам!», врезался в толпу байкеров, так что снес троих – и исчез.

Я медленно опустился на пол у входа в камеру, где провел почти сутки. На пороге все еще лежал рядовой, в которого Каракурт метнул своего страшного паука. Сейчас твари на голове парня не было, но его лицо представляло собой кровавое месиво.

Из помещений и со стороны лестницы в коридор выходили и выползали менты с поднятыми руками; те, кто тащил с собой оружие, бросали его здесь же на пол. Из толпы байкеров крикнули:

– Пошли вон, уроды!

Горе-защитники потянулись к выходу. Троих раненых им прошлось поддерживать, одного вообще несли на руках. Проходя мимо победителей, каждый получил свою порцию тычков и затрещин, но ни одного не задержали.

Несколько здоровяков в коже рассредоточились по зданию в поисках поживы.

Я сидел неподвижно и смотрел в одну точку. Мой лимит неприкосновенности по сю пору не исчерпан; но теперь уже у меня было жгучее желание начать лезть под пули и схлопотать наконец свою долю. Я устал, смертельно устал от этого бесконечного марафона, длящегося, как мне временами казалось – годы, не имеющего конца. Сгинуть было жалко, но жить – тяжело. Пора сделать выбор. И, пожалуй, я его сделал...

– Чего расселся?

Надо мной стоял Каракурт.

– Через десять минут мы уезжаем, – сказал он. – Поедешь с нами.

– Ты догнал его? – спросил я. – Кто это был?

Он вздохнул и уселся рядом.

– Как я и предполагал: Топорков. Думаю, его целью был я, но времени совсем не оставалось, а дубина-Птицеяд закрыл сектор обстрела. Мент был одет точь-в-точь как наши, поэтому его никто не узнал. Те, кто видел незнакомого байкера, думали: это один из моих приятелей извне.

– Ты завалил его?

– Он ушел. Сам не понимаю, как ему это удалось. Он очень хорошо подготовился.

– Но ты жив.

– Ты не понимаешь... Если б он грохнул меня, для меня это было бы меньшей трагедией, чем стоять над мертвым Птицеядом.

– Да ладно, Каракурт! – с жесткой ухмылкой сказал я. – Откуда эмоции? Ты же беспощадный человек, точнее – Паук разумный! Ты столько народу убил, сколько я в своей жизни не съел куриных окорочков...

Он посмотрел на меня.

– Ты меня ничуть не боишься?

– Знаешь что, – сказал я ненавидяще, – мне опротивело бояться...

Где-то в глубине здания грохнул взрыв. К нам подошел один из байкеров.

– Босс, мы нашли их оружейку...

– Забирайте все, подчистую! – Каракурт легко поднялся. – И найдите Матвея!

– Это кто? – спросил я.

– Моя игрушка. Артем, у тебя мало времени. Ты хотел забрать табельное оружие. Поторопись. В дежурке на полу – гора ключей, посмотри, может, подберешь...

– Зачем я тебе нужен? – спросил я устало. – Я иду домой.

– Пока не идешь. И кстати говоря... Я тебе нужен больше, чем ты мне. И скоро ты убедишься, что я прав.

Зрелище было впечатляющим; мой уставший от постоянных потрясений мозг все-таки смог оценить его по достоинству.

Десятка полтора устрашающего вида байков (черные, лакированные, с желто-красными когтистыми драконами, змеями, пауками и прочей живностью на боках) стояли на приколе тут и там, разбросанные по всей небольшой площади перед зданием полиции. Их хозяева были или внутри, или тут же – с автоматами и «трубами»; но сейчас они пребывали в расслабленном состоянии, как истинные победители.

Зато еще машин двадцать – а возможно, и больше, – грозно ревя, без устали бороздили площадь из конца в конец; лучи фар резали темноту, сливались и расходились; всадники победно перекрикивались, свистели и время от времени палили в воздух. Кроме света фар, другого освещения на улице не было: все фонари в округе были перебиты.

В этой картине было что-то настолько ирреальное, что меня, привыкшего за последние дни к чудесам, пробрал мороз.

Двое байкеров вынесли тело Птицеяда и положили у крыльца. Рев моторов затих, байкеры один за другим слезали с железных коней и подходили к убитому: прощаться. Одна из девушек в джинсе с заклепками и с маленькой штангой в верхней губе стояла у тела дольше остальных. Она не плакала. Просто стояла и смотрела.

– Что, больше никто не погиб? – спросил я у одного из парней.

– Все Дикие Байкеры – заговоренные, – на полном серьезе ответил он. – Убивший Птицеяда обладал силой пробить заговор. Возможно, именно поэтому Каракурт не смог его догнать.

После прощания тело Птицеяда положили на импровизированные носилки – две широкие доски с бортами, концы которых крепились к двум параллельно стоящим байкам.

– Мы на базу! – крикнул один из байкеров. – Поедем медленно, так что вы нас еще нагоните!

И процессия самой малой скоростью выехала с территории полицейского управления.

В здании вспыхнул свет. Я обернулся. Каждое окно, каждая пробоина в стене были освещены. На крыльцо вышел Каракурт. Огромный мохнатый паук (как он назвал его? Матвеем?) висел у него на спине и, как мне показалось, слегка шевелился. Я на всякий случай сделал шаг в сторону.

– Молодец, что не попытался смыться, – сказал он. – Садись к Вязальщице, сейчас поедем.

Одна из девушек в привычной кожаной «униформе» приветливо махнула мне рукой.

– Зачем иллюминация? – спросил я, кивая на здание.

– Это знак. Место очищено от паразитов. Там Свет, – и он двинулся к парням, командуя на ходу: – Арсенал из оружейки раскидайте на три-четыре машины!

– Понятно... – пробормотал я, направляясь к Вязальщице и ее железному другу, расписанному в багрово-синих тонах. У каждого свои тараканы в голове, в том числе, как это ни парадоксально, и у Паука Разумного.

Вязальщица оказалась хрупкой на вид, но довольно крепкой и мускулистой девицей. Мои руки, которыми сначала несмело взялся за бока ее куртки, она решительно переложила себе ни живот (под футболкой я почувствовал мышцы пресса) и сказала:

– Сцепи пальцы и держись крепче. Поедем быстро.

Сзади на ее короткой черной кожаной куртке было объемное изображение серого паука с удлиненным брюхом и вытянутыми передними и задними конечностями. Передними лапами он как будто обнимал надпись: Tetragnathaextensa[8]. Она надвинула шлем, я устроился поудобнее и проверил кобуру под курткой: и кобуру, и ПМ (в стволе которого оставался один патрон), и куртку я нашел в том самом сейфе на втором этаже, ключи от которого обнаружились в куче на полу дежурки.

Когда колонна с грохотом, ревом и стрельбой в воздух отъезжала, я обернулся. С расстояния здание полиции Нижнего города напоминало дуршлаг с редкими, но крупными дырами, поймавший светляка и перевернутый кверху дном. «М-да, ребята... – подумалось мне о „полицейских“, – похоже, в этот раз вы НАЕ сами себя...»

А я? Куда я еду? Зачем? Все время задаю этот вопрос – и, наверное, никогда не смогу на него ответить.

Судя по направлению, мы движемся к окраине города... И что имел в виду Каракурт, когда сказал, что он нужен мне больше, чем я ему? Это просто такая игра – как свет в разгромленном здании – или нечто большее?

Колонна неслась по улицам Нижнего города с большой скоростью. На поворотах Вязальщица, ехавшая примерно в середине, закладывала сумасшедшие виражи и ложилась градусов под двадцать к асфальту, так что я, обмирая, в любую секунду ждал, что вылечу с байка, как пробка из бутылки теплого шампанского после хорошей тряски. Мышцы рук онемели в первые же несколько минут дьявольской гонки; ветер бил в лицо тугой струей, так что приходилось пригибать голову, прячась за спиной наездницы.