Пол еле заметно шел под уклон,, оттого бежать было легко. Выстрелы были почти не слышны. Коридор несколько раз забирал то левее, то правее, но, в общем, не заплутаешь. Несколько минут спустя уперлись в стену. Игорь сделал неуловимое движение рукой – сверху со щелчками спустилась металлическая лестница, на вид довольно прочная.

– За мной, – сухо скомандовал Каламацкий, ставя ногу на ступеньку.

Лестница подрагивала, но ощущения того, что мы вот-вот сверзнемся, не было. Сверху пошел чистый воздух, но взбираться пришлось не до второго этажа, гораздо выше. В какой-то момент стала отчетливо слышна стрельба, я даже на мгновение приостановился.

Минуту спустя Игорь замер, перевел дух, поднял руку и толкнул крышку люка. На нас хлынули свет и звук, и я почти оглох от грохота выстрелов.

– Где мы? – спросил я.

Он рывком вбросил тело на площадку, тут же нагнулся и протянул руку:

– Вылезай – и будешь в банке.

Я хохотнул над каламбуром.

Мы были в подсобных помещениях главного здания, на цокольном этаже. Каламацкий тщательно запер люк, завалил его старыми фанерами и отряхнул руки.

– Я не знал про ход, – сказал я.

– Думаю, о нем не знал даже Михалыч, царствие ему... Хотя старый лис проработал в банке дольше Папы. И никто из нас не узнал бы, если б не Апокалипсис... Пошли, ВВС тебя ждет.

– С чего ты взял?

– Потому что он отправил меня за тобой. Пошли.

Теперь мы бежали по коридорам цокольного этажа, где я ориентировался с закрытыми глазами.

– Вы же считали, что я погиб! – проорал я Игорю на ходу, перекрикивая грохот выстрелов.

Он вдруг остановился.

– Хватит болтать, Темыч, – сказал он жестко. Было ощущение, что он совсем не устал. – Мы считали, да. Все мы, но не Папа. Он откуда-то знал, что ты жив и даже не ранен.

– Но по башке-то я получил...

– Херня, заживет твоя башка. Дураком-то ведь не стал?

– Кое-кто считает... – начал я, вспомнив бывшую учительницу.

– Так вот! – перебил Каламацкий. – Ты зачем-то сильно нужен Папе. Именно ты. Виды на него у тебя. Поручил мне разыскать и доставить. Я уж подумал: все, хана тебе пришла, Кулема. Это ж равносильно пойди туда, не знаю куда, приведи того, хрен знает кого... Но ты сильно облегчил мне задачу. – Он снова пошел по коридору, стараясь говорить в перерывах между выстрелами, чтобы не орать; это было затруднительно, поскольку перерывов практически не было. – Я увидел тебя в бинокль, когда наблюдал за перемещениями этих уродов... Вот ведь комедия! Вооружены – хуже не придумаешь, зато оптика...

– Плохой из меня сотрудник, – сказал я. – Зря ВВС назначил меня старшим смены.

– Плохой, – согласился Игорь устало, – и зря. Но Папа сказал – я сделал. А задачу ты мне облегчил, так что спасибо.

Мы вышли на первый этаж. Здесь все было хуже не придумаешь: снаряд попал в стену рядом с оперзалом; было ощущение, что мы внутри обстреливаемого здания в Грозном в разгар войны в Чечне..

По холлу носились наши ребята с оружием; двое устроились у дыры, огрызаясь одиночными из «Кедров»; в глубине у стены был устроен походный лазарет, лежали перевязанные раненые, я увидел одного убитого, которого не знал. Среди медиков две женщины. Я подумал, что наверняка такой лазарет в здании не один, на других этажах есть еще...

– Страшно? – спросил Игорь. Я увидел, что он весело скалится. – А все-таки мы их вдесятеро больше положили!

– Чему ты радуешься? – спросил я. Прозвучало как-то так, что он посерьезнел и двинулся вперед, не оглядываясь.

– Артем!

Подбежал парень из моей смены, Витя, молодой оболтус, лицо в ссадинах, костюм в пыли и грязи, рукав оторван.

– Не угостишь «узишником», а то у меня только «макар», настоящего оружия на всех не хватает... Сижу на скамейке запасных, помогаю оттаскивать раненых, ну и так, по мелочи... Остопротивело!

Каламацкий остановился и смотрел на нас с интересом.

– А тебе зачем? – спросил я.

– Биться буду! – Глаза его загорелись сумасшедшинкой.

– Ну и мудак, – сказал я. – Не угощу. Самому надо. Сидишь в запасных – и сиди. Успеешь.

– Ну хоть патронов отсыпь, старшой!

– В оружейке поклянчи, если у них осталось. – Я наклонился близко к его уху. – Да смотри пупок не надорви, идучи на рати.

Легонько оттолкнул и пошел дальше. Игорь догнал.

– Что это ты... Со своими-то?

– Слушай, Кулема, – громко заговорил я на ходу, не поворачиваясь, – ты чье задание выполняешь? Меня куда должен доставить? Вот и шевели помидорами!

Было обидно и горько. Не потому, что я боялся; я знал – боялись они все, и Каламацкий тоже. Просто пришла беда – и вот они уже живут в беде, комфортно и с огоньком. А это неправильно. Так не должно быть. И щенок этот, Витя... Не нужно ему под пули лезть. Как говорил мой дед, прошедший войну: «Не спеши на тот свет, там кабаков нет».

На первом этаже Папы не оказалось. Не было его и в кабинете.

– Где шеф?! – воззвал Каламацкий.

Никто не повернул головы – все были заняты делом. Мимо несся один из бойцов и орал в рацию:

– Подошла машина с припасами! Не давай приближаться! Гаси водилу и всех, кто сунется!

– Снайперов у нас всего трое, – с сожалением сказал Каламацкий, провожая его глазами. – С той стороны есть солдаты, воевавшие в Чечне, некоторые из них – спецы в городском бою... Гранатометы – именно у них, хрен завалишь, даже снайперу. Без остановки перемешаются...

– А чего вообще хотят? Тот же Топорков?!

Игорь пожал плечами:

– Поди знай... Ну где шеф-то, мать вашу?! – снова заорал он.

Несколько человек обернулись, но опять никто не ответил.

Мы двинулись к лифтовому холлу, и тут нас догнала одна из медсестер.

– Вы Виктора Владимировича ищете? Ранен он, в плечо. На втором этаже, в большой переговорной, с врачами...

– Да тише ты, коновал, аккуратней! – взревел Сотников.

Мы переглянулись, Каламацкий постучал и сразу вошел.

– Виктор Владимирович, Армеев...

Я шагнул в переговорную и остановился на пороге.

Шеф сидел напротив входа, во главе длинного стола для совещаний, бледный, с испариной на лице, голый по пояс, с замотанным бинтами левым плечом. На бинтах – небольшое красное пятно. Над ним стояли двое врачей-мужчин в белых халатах, на столе перед ними – медикаменты, бинты, вата, ножницы. На полу в поле видимости – «Кедр».

Все трое смотрели на нас.

– Артем, проходи, присаживайся, – сказал Сотников. – Вы, господа, – он поднял голову, обращаясь к врачам, – помогите раненым. На этом этаже или на других. Думаю, работа для вас найдется.

Обойдя с двух сторон стол и нас, врачи вышли.

– Теперь с тобой, Игорь. Дуй в оружейку, выберешь, что захочешь. Скажи, я распорядился. Там для тебя кое-что оставлено. Но вообще... Нам очень нужен четвертый снайпер – в оранжерее.

Каламацкий просиял:

– Есть, шеф!

И мгновенно улетучился.

Я прошел в переговорную, сел за стол (мимоходом уловил тонкий аромат любимой сотниковской туалетной воды «Hugo boss») и невидящим взглядом уставился на медикаменты перед собой. Звук выстрелов здесь был приглушенным.

Насквозь промокший, усталый... Сил не было ни на что.

– Артем, ты не молчи, рассказывай... У нас не так много времени.

Я медленно начал излагать – с того момента, как мы приехали в «Центральный». Закончил эпизодом встречи с Каламацким под балконом жилого дома. То, что он разглядел меня из банка, наблюдая за нападавшими, говорить, естественно, не стал.

Сотников спросил:

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Да, – сказал я. – На примитивном уровне. Понимаю, что все плохо. Но не имею представления, когда конкретно это «плохо» на нас свалилось. Кто говорит – три дня назад, кто говорит – пять... Я ничего не знал до вчерашнего вечера, когда очнулся на полу в туалете супермаркета. Не понимаю, как мог забыть, что проводил своих на поезд в Москву накануне суточной смены, считая, что в городе неспокойно. Скажите: а совет директоров проводился? Или мне это тоже... привиделось? – Я посмотрел на Сотникова.