– А-а-а!.. – заорал он яростно, брызжа слюной, и принялся молотить меня ногами в щегольских штиблетах...

...И я выстрелил снизу вверх трижды на третьем ударе, а когда он стал валиться на меня, напрягся и толкнул что было сил. Мертвое тело Топоркова загрохотало вниз по лестнице. Прощаться не будем, Афанасий Тимофеич, подумал я вяло. Скоро увидимся.

Умирать? Или ползти? Или умереть в дороге?

Я выплюнул кровь.

Ты не справился, – прозвучал голос в моей голове. Но это был не Харон. Это был мой большой друг, Человек Равновесия. – Я отпустил тебя. Но ты даже уйти не мог. Ты никчемный.

Вот тебе, с-сука, сказал я мысленно. И мысленно сделал самый яростный неприличный жест – нет, два неприличных жеста!

И пополз.

На каждую ступеньку я взбирался, как на гору, цепляясь руками и толкаясь здоровой ногой. Преодолеть пролет было для меня равносильно подвигу. Боль была такой, что темнело в глазах, а сердце то и дело пропускало удар. Ни мыслей, ни чувств, только команда: ПОЛЗТИ.

Семь ступеней, пролет... Еще семь ступеней – седьмой этаж. Осталось совсем немного. Нужно постараться.

Больно и досадно. Больно – от ощущения уходящей жизни, а досадно... Ведь почти успел. Через такое пройти, и в последний момент... Не это ли ощущали русские солдаты в войну, погибая при штурме рейхстага, когда уже вот она – победа, протяни только руку...

Восьмой этаж.

Сил нет. Ничего не вижу. Не смогу. Не получится...

Тусклый голубоватый свет на этаже и шесть одинаковых пар дверей.

– Ты не успел, – сказал голос сзади. Все-таки пришел... посмотреть, как я умираю. – Время вышло.

Я выплюнул комок крови.

– Врешь ты все... – хрипы вместо слов.

– Испоганил своей кровью весь пол! Слабак. Ты не смог. Харон предлагал остаться!

– У меня... еще минута... две...

– Ты не успеешь определить, какие из дверей – твои.

Я медленно, превозмогая себя, чуть отодвигая стоящую рядом смерть при каждом движении, пополз к крайним правым дверям, самым ближним ко мне. Сзади раздался возглас – в нем были удивление и досада.

Я боднул двери головой. Они открылись внутрь.

Пол заканчивался в полуметре впереди. Дальше обрыв – и пустота.

– Game over, – сказал я – не столько ему, сколько самому себе.

– Стой! – бессильно заорали сзади. – Ты не успел! Время вышло!

– Пошел ты, гнида... – сказал я и попытался улыбнуться.

Как там говорил Харон? В этом мире только смерть реальна, все остальное – обман. Прекрасная возможность убедиться в правдивости его слов.

Я заорал, захрипел, застонал, преодолевая последние сантиметры... И на упрямстве, на вредности, обхватив мертвыми пальцами ровные спиленные края паркетной доски, толкнул тело вперед и полетел вниз, в серую пустоту.

Я умер уже в полете.

– Начинаем деактивировать навигационные поля.

Странно.

Звук есть, а изображения нет. Перед глазами черно.

Но главное – нет боли. Восхитительное ощущение.

– Пошла деактивация. Поле один... Поле два...

– Помедленнее, куда ты гонишь? Сорвем бэк.

– Поле три...

– Пространственный модуль – норма...

– Временной модуль – норма...

Что за странный язык, на котором они говорят? Раз нет боли, значит, я на небесах? Но ангелы не могут так разговаривать.

– Доктор, что с давлением?

– Сильно повышенное. И мне не нравятся его руки. Мышцы не расслабляются. Посмотрите на пальцы.

– Дайте немного времени.

– Поле сорок один...

– Что это на экране?

– Места виртуальных ранений. Видите, здесь и здесь – раны затягиваются.

– Пульс выравнивается. Давление приходит в норму.

– Включайте сканер.

– Поле шестьдесят четыре...

– Организм поразительной силы. Взгляните на это.

Судя по тому, о чем они говорят – я в дурдоме. Может быть, на небесах... А что? Возможно, в раю есть свои сумасшедшие дома. Для спятивших ангелов, например.

– О чем это он?

– Считает, что попал в сумасшедший дом в раю. Нормальная реакция.

– Поле девяносто семь...

– Открывайте шлюзы.

– До окончания деактивации запрещено вынимать саркофаг.

– Я знаю.

– Поле сто двенадцать...

А может, меня утащили инопланетяне, и я теперь у них на корабле. Подлечили, начнут ставить опыты. Судя по диалогам, очень похоже на инопланетян. Правда, странно то, что они говорят по-русски...

– О чем он?

– Дешифратор барахлит... Думает, что мы инопланетяне.

– Каким образом ему вообще удается нас слышать?

– Разработчики считают, что во время бэк это необходимо. Поговори с ними.

– Кто там катит баллон на разработчиков?

– Я просто хочу понять...

– Поле сто тридцать. Скорость деактивации повышается.

– Психосоматическая кривая – норма...

Судя по голосам, их человек десять. Впрочем, люди ли они? Может, это великаны с крысиными головами... А что? Почему бы этому кошмару не стать реальностью?

Я по-прежнему ничего не вижу и не могу пошевелиться. Подождем. Когда-нибудь они ведь должны закончить свою деактивацию.

– Все функции организма в норме.

– Поле сто семьдесят. Деактивация завершена.

– Шлюзы открыты.

О черт, что происходит?!

– Датчики сняты. Выровняйте скорость массажного механизма до положения «стандарт».

– Девять часов неподвижности. Я бы не согласился.

– А его никто и не спрашивал.

Площадка, на которой я лежу, ритмично вибрирует и покалывает крохотными разрядами тока.

– Это не вредно?

– Все апробировано. Зато сейчас он встанет и будет, как огурец.

Площадка пришла в движение, потом остановилась.

– Саркофаг на позиции один.

Пауза.

– Ну... С богом, ребятки.

Зашипело, задвигалось; основание площадки начало подниматься – я оказался в вертикальном положении. Ворвался свет – но неяркий, вполне терпимый для глаз.

Зрение было расфокусировано секунду; потом я увидел людей. Обычных людей, ничего сверхъестественного. Никого из них не зна...

Откуда-то справа появился конферансье Дюкин в белом халате с дружелюбной улыбкой на лице. Протянул руку:

– Добро пожаловать домой, Артем.

Сидящий напротив меня человек сиял, как тульский пряник. Румяное лицо, сахарная улыбка до ушей... Ново всем этом без труда виделась неестественность, нарочитость. «Изображаем радость». А именно это Виктор Владимирович Сотников делал отвратительно. Наверное, притворяться радостным – единственное, чего он не умел никогда. Может, его и учили в его разведке, но зачет он скорее всего не сдал.

И мне сейчас, говоря откровенно, смотреть на него было противно.

– Ты чего такой кислый?! – фальшиво-весело воскликнул он. – Знал бы, какие результаты по тесту...

– С этим позже, – сказал я. – Какие у меня права?

– В смысле?

– К какой информации я могу получить доступ?

Улыбка Сотникова слегка поблекла, но он держался из последних сил. Мне даже стало немного его жаль.

Он поискал по столу, потом выудил из пачки бумаг справа два листа, скрепленные степлером, и протянул мне:

– Подпиши, и можешь задавать любые вопросы.

Я пробежал глазами текст. Ничего необычного, Договор о неразглашении совершенно секретной информации, разработанный юристами банка и утвержденный правлением. Последствия при нарушении прописаны настолько туманно, что заставляют потенциального подписанта покрываться гусиной кожей от страха.

Я поставил две подписи по тексту, одну – в самом конце документа, и дату. Вернул документ шефу.

– Спрашивай, – сказал он.

– Нет, не так, – сказал я. – Рассказывайте. А вопросы я буду задавать, если чего-то не пойму.

– Хорошо... – Он наконец вернулся к своей привычной деловой, суховатой манере поведения. – Как ты знаешь, на планерках я говорил об этом не раз, мы активно расширяемся. Долгое время это происходило в городе и в пределах области, но недавно встал вопрос об экспансии в сторону северной столицы. Средства вполне позволяют. К тому же в ближайшее время мы становимся холдингом. И филиал – довольно крупный – планируется открыть в Санкт-Петербурге. Наши клиентщики, Валютное управление и Департамент активно-пассивных операций имеют большие виды на Питер. Разработано и утверждено восемь проектов, к реализации которых приступит филиал. Один из проектов касается Службы безопасности. Таким образом, встает вопрос о том, кто возглавит – первоначально на правах и. о. – безопасность в филиале.