— Да, — ответил Кейд, пятерней ероша ежик черных волос. Его стального цвета глаза в обрамлении черных ресниц прямо и открыто смотрели на Лукана. — Это был он. Его дермаглифы ни с чьими не спутаешь, мы не каждую ночь сталкиваемся с G1.

Лукан нахмурился:

— И он видел вас обоих?

— Прежде чем раствориться в городе, этот сукин сын оглянулся и посмотрел на нас, — прорычал Брок, обнажая зубы. — Такое впечатление, что он хотел, чтобы мы увидели его и то, что он сделал.

Лукан замолчал, обдумывая неприятную новость. В этот момент двери лаборатории разъехались и вошед Чейз. От него густо разило порохом, адреналином и человеческой кровью.

Гидеон, пока система вела поиск и по экрану сливались вниз строчки, крутанулся на стуле и посмотрел на Чейза:

— Господи, Гарвард, в какой переделке ты побывал?

Бывший агент рухнул на ближайший стул, стянул с головы вязаную шапочку и швырнул ее на стол.

— Решил немного прогуляться по северным окраинам города и наткнулся на парня с разорванным горлом. Его чуть ли не досуха выпили и бросили валяться на виду у всех.

Лукан перехватил взгляд Кейда. Наглость, с которой было совершено нападение, и идентичность нанесенных жертве ран вряд ли могли быть случайным совпадением.

— Ты видел, кто это сделал?

Чейз замялся, словно не знал, стоит ли говорить об этом при всех.

— Я заметил фигуру, но она быстро скрылась, так что с полной уверенностью сказать, кто это был, не могу.

— Не настолько быстро скрылась, чтобы не рассмотреть, — проворчал Кейд.

Голубые глаза Чейза прищурились:

— Что ты хочешь этим сказать?

— После того как ты ушел из клуба, мы с Броком наткнулись на нечто подобное в Дорчестере. Разорванное горло, следы крови на два квартала и мертвое тело у всех на виду. Убийца все еще крутился там — огромного роста ублюдок с дермаглифами G1 и бритой головой.

— Вот черт, — процедил Чейз. — Значит, это и вправду был Охотник. Я тоже его видел. Но плохо рассмотрел и не хотел утверждать, что это именно он. У парня, конечно, нет навыков социального поведения, учитывая его прежнюю жизнь, но такие поступки свидетельствуют, что он законченный психопат.

— Конечно, мы не вправе, но все же нам придется спросить его, как он проводит свое свободное время, — сухо произнес Гидеон.

Лукан обвел воинов суровым взглядом:

— Как только он появится, немедленно дайте мне знать. И если кто-нибудь из вас станет свидетелем подобного убийства человека, а наш парень будет слоняться поблизости и откажется идти на мирный контакт, я разрешаю вам его уничтожить.

— Лукан, ты это серьезно? — Гидеон покачал головой. — Маленькая Мира сильно расстроится, если с ее Охотником случится нечто подобное. Он, конечно, не снискал нашей всеобщей любви, но Мира души в нем не чает. И как бы странно это ни прозвучало, мне кажется, эта привязанность обоюдная. Вы же все видели, как трепетно он относится к ребенку. Охотник знает: если бы Мира за него не заступилась во время рейда на логово Драгоша под Монреалем, Нико застрелил бы его на месте. И ради девочки Охотник готов на все.

— Его привязанность к ребенку не может изменить его природы, — напомнил Лукан Гидеону и остальным. — Я хочу быть уверен в его преданности Ордену, Особенно сейчас, когда перед нами стоят такие сложные задачи. Не будем забывать, что три месяца назад Охотник был смертоносным оружием в руках Драгоша — хладнокровным убийцей, которого он использовал для достижения своих целей.

Гидеон кивнул:

— Возможно, Тигану стоит с ним поговорить, выяснить, что у этого парня на уме. — Гидеон имел в виду способность Тигана через прикосновения считывать эмоциональную и ментальную информацию. Прошлым летом после событий в Монреале именно эта способность Тигана дала Охотнику зеленый свет для присоединения к Ордену.

— Тиган сейчас в аэропорту, — сказал Лукан. — Кто знает, когда Охотник должен вернуться с патрулирования? — Он вздохнул, когда все присутствовавшие в лаборатории пожали плечами. — У нас и без Охотника неприятностей хватает. Проблему необходимо разрешить немедленно. Охотник должен быть в бункере и ответить на все вопросы.

Чейз, Брок и Кейд согласно закивали и направились к выходу. Когда раздвижные двери за ними сошлись, Лукан повернулся к Гидеону:

— Появятся хорошие новости по тем спискам продавших из Темных Гаваней, с которыми работают Дилан и Саванна, сообщи мне.

К По взгляду Гидеона он понял, что ночь закончится не плохо, а очень плохо.

Андреас сидел в «лендровере» вместе с Тиганом и Элизой. Его тревога с каждой минутой росла. Он вел им счет — семнадцать; отсутствие Клер затянулось.

Она сбежала в момент их разговора с Тиганом о Вильгельме Роте. Только сейчас Андреас осознал, что это было непростительной грубостью с его стороны — в таком тоне вести разговор в ее присутствии. Какую бы ненависть он ни испытывал к Роту, тот все же в течение нескольких десятилетий был кровной парой Клер, и это нельзя сбрасывать со счетов. Как только она вернется, он должен будет перед ней извиниться.

В полете он ощущал ее растерянность и беспокойство и понимал, что отчасти в этом есть и его вина. Андреас чувствовал себя последним негодяем из-за того, что случилось в его сне, когда она пришла к нему. Секса, хотя он был таким фантастическим, нельзя было допускать. Но он хотел ее так страстно, что, как только она оказалась рядом, пусть не наяву, не сумел совладать с собой.

Но сейчас он сожалел не только об этом.

Он не хотел, но все же увлек Клер в эпицентр кровавой трагедии, произошедшей в его доме. Он не собирался показывать ей ту разрушительную силу, которая проснулась в нем и будет терзать до конца дней.

Никто не должен знать о его кошмарах, тем более Клер. Она меньше всего в них повинна. Но это все же не остановило его, и он показал ей бойню и, что еще хуже, ту роковую роль, которую сыграла в ней Хелен. Гибель семьи и Хелен и собственная вина в этом — незаживающие раны его души.

И эта боль усиливалась параноидальным страхом, что Клер, как и Хелен, будет использована в качестве оружия против него. Через кровную связь, сама того не желая, она предаст его, и Рот непременно этим воспользуется. Он уже все у него отнял, и это будет последний удар.

Но Клер… он не может допустить, чтобы она страдала.

Андреас пережил и выдержал столько, что сам удивлялся, как у него хватило сил. Но если с Клер что-нибудь случится — особенно потому, что она невольно оказалась вовлеченной в его вендетту, — это станет для него последней каплей. Это будет то, что убьет его окончательно.

— Слишком долго она не возвращается, — пробормотал Андреас, чувствуя, как в груди растет и ширится неприятная пустота. — Что-то здесь не так.

Элиза, сидевшая впереди рядом с Тиганом, повернулась к нему и сказала:

— Да, долго. Пойду посмотрю, что с ней.

Элиза вылезла из машины и направилась к флигелю. Вскоре она уже с тревожным лицом спешила назад к машине.

— В туалете ее нет. Я все проверила: все кабинки, зал терминала. Ее нигде нет.

— Вот черт! Садись, Элиза, быстрее, — сказал Титан. — Она не могла далеко уйти. Не вернемся в бункер, пока не найдем ее.

— Нет. — Андреас открыл заднюю дверцу и вылез из «лендровёра». — Я сам займусь ее поисками. Думаю, я знаю, куда она могла отправиться.

Всю свою сенсорную систему Райхен настроил на Клер, полагаясь на силу кровной связи, но и без того догадывался, куда она в таком смятении чувств может отправиться в надежде обрести покой и равновесие.

Тиган опустил стекло и пристально посмотрел на Андреаса:

— Ты уверен, что тебе не нужна помощь?

Андреас кивнул:

— Возвращайтесь в бункер без меня. Я иду за ней.

Тиган тоже кивнул, затем достал из кармана мобильный телефон:

— Вот, возьми. Два последних номера соединят тебя с бункером.

— Спасибо, — сказал Андреас. — Позвоню, как будут результаты.

Босые ноги Клер гулко шлепали по полу старого викторианского дома, стоявшего на берегу залива Наррагансетт. Она очень давно не была в доме, где некогда жила с бабушкой и дедушкой, но казалось, он за все это долгое время ничуть не изменился. Та же атмосфера и те же запахи — старого полированного дерева и солоноватый — залива. И все же многое изменилось с тех пор, как она юной девушкой покинула этот дом и уехала учиться в Германию. После смерти бабушки Клер владела домом на началах доверительной собственности как единственная и последняя наследница по материнской линии. Даже Вильгельм не знал о его существовании. Это был ее секрет, и сейчас она была рада, что не поделилась с ним.