– Клянешься, сынок. Я не верю словам. Но в последнее время слышу от тебя только слова и не вижу никаких дел.

– Как я могу что-либо предпринимать, если ты держишь меня в неведении? – Когда пылающие огнем глаза прищурились и застыли на нем, Лекс поспешил добавить: – На территории я случайно столкнулся с воином, он рассказал мне, что недавно было убито несколько G1. Он сказал, что Орден связывался с тобой, чтобы предупредить об опасности. Отец, ты должен был рассказать

мне об этом. Как начальник твоей охраны, я заслуживаю того, чтобы получать информацию

– Заслуживаешь? – прошипел Якут, едва разжав зубы. – Алексей, пожалуйста, скажи мне, с чего ты взял, что ты чего-то заслуживаешь?

Лекс молчал.

– Нечего сказать, сынок? – Губы Якута растянулись в глумливой усмешке. – Несколько лет назад одна глупая женщина так же, как и ты, пыталась убедить меня, что она чего-то заслуживает, пыталась пробудить во мне чувство долга. Возможно, даже милосердие. – Якут рассмеялся, отвернулся к камину и продолжил ворошить угли. – Не сомневаюсь, ты помнишь, чем это для нее закончилось.

– Я помню, – осторожно подтвердил Лекс, удивившись, что у него мгновенно пересохло в горле.

Словно саламандра, из огня в камине возникли картины прошлого.

Север России, студеная зима, он – маленький мальчик, ему едва исполнилось десять, и он единственный мужчина в их маленькой семье. Кроме матери, у него больше никого не было. Она единственная знала, какой он, и любила его, несмотря ни на что.

Он очень волновался в тот вечер, когда она собралась вести его знакомиться с отцом. Она сказала, что Лекс – ее тайна, которую она долго хранила, ее единственное маленькое сокровище. Зима в тот год выдалась суровой, а они были бедны. В стране царил беспорядок, и было опасно в одиночку воспитывать такого ребенка, как он. Они нуждались в защите, в надежном убежище. И его мать все свои надежды возлагала на его отца. Она верила, что он с готовностью раскроет свои объятия родному сыну.

Сергей Якут встретил их холодно, с трудом скрывал клокотавшую в нем ярость. И вместо защиты выдвинул им ужасный ультиматум.

Лекс помнил, как его мать молила Якута приютить их... категоричный отказ. Он помнил, как красивая гордая женщина упала на колени и умоляла позаботиться хотя бы о сыне.

Ее слова до сих пор звучали в ушах Алексея: «Он твой сын! Неужели он ничего не значит для тебя?! Неужели он не заслуживает большего?»

Ситуация мгновенно вышла из-под контроля.

Для Якута ничего не стоило выхватить меч и отсечь голову беззащитной матери Алексея.

И потом зверски сурово прозвучали его слова: в его доме есть только комната для солдат и у Лекса есть выбор – служить убийце матери или лечь рядом с ней в луже крови.

Рыдая, заикаясь, Алексей с трудом пробормотал: «Я буду служить тебе». И почувствовал, как часть его души превратилась в мертвую пустыню, когда он, замирая от ужаса, осмелился взглянуть на бездыханное, истекающее кровью тело матери и повторил: «Я буду служить тебе, отец».

Последовало холодное молчание.

Холоднее стылой могилы.

– Я твой слуга, – громко произнес Лекс, склоняя голову более от тяжести воспоминаний, нежели в знак уважения к тирану, которому волею судьбы случилось быть его отцом. – Я всегда был предан тебе, отец. Я служу только ради твоего блага.

И словно пламя огня лизнуло его под подбородком. Ошарашенный, он вскрикнул и отпрянул. Перед глазами, клубясь, поднималась струйка дыма, в нос ударил тошнотворно-сладковатый запах горелой плоти – его плоти.

Сергей Якут стоял перед ним, держа в руке кочергу. К ее раскаленно-красному кончику прилип пепельно-белый клочок кожи Лекса.

Якут усмехался, обнажая клыки:

– Ради того чтобы потешить меня, помни это. Так случилось, что в твоих жилах течет моя кровь, но это не значит, что я не захочу ее пролить.

– Я знаю, – пробормотал Лекс, морщась от боли.

Ненависть лавой кипела в нем – ненависть, вызванная унижением, которое он мог лишь молча проглотить, и бессилием, которое он испытывал перед этим вампиром, смотревшим на него злобным взглядом и готовым продолжить пытку, соверши он малейшую оплошность.

Наконец Якут отступил. Сгреб со спинки стула коричневую льняную рубаху и надел ее. Его глаза все еще горели похотью и жаждой крови. Он облизал зубы и выступавшие клыки.

– Ну, если ты так хочешь мне услужить, пойди и приведи сюда Ренату. Она мне сейчас нужна.

Лекс так стиснул зубы, что едва не раскрошил их. Не сказав ни слова и держась как можно прямее, он вышел из комнаты. От пережитого оскорбления в его глазах метались янтарные искры. Он заметил смущенный вид телохранителя, столбом стоявшего у двери, заметил, как тот отвел взгляд, уловив запах горелой плоти и почувствовав кипевшую в Лексе ярость.

Ожог скоро затянется, не оставив следа, – каждому представителю Рода был свойствен повышенный метаболизм; фактически процесс восстановления кожного покрова уже начался, пока Лекс шел к комнате Ренаты. Она только что вошла и, завидев Лекса, остановилась, затем развернулась, сделав вид, что не заметила его, и попыталась скрыться в своей комнате.

«Ни хрена», – усмехнулся про себя Лекс и рявкнул:

– Он зовет тебя! – Его нимало не заботило, слышат ли его телохранители. Все и так знали, что она шлюха Якута, и не было резона это скрывать. – Иди, он хочет, чтобы ты его обслужила.

Холодный взгляд зеленых глаз пронзил его.

– Я после тренировки. Мне нужно смыть грязь и пот.

– Рената, он сказал «немедленно». – Лекс знал, это подействует и заставит ее повиноваться беспрекословно. Хоть какое-то удовлетворение для его уязвленного самолюбия.

– Хорошо. – Рената пожала плечами и, как была босая, направилась к комнатам Якута, своим невозмутимым видом демонстрируя, насколько ей безразлично мнение окружающих и тем более – Лекса. И эта неуязвимость разжигала в нем ядовитое желание унизить ее еще больше. Он презрительно хмыкнул ей вслед:

– Ему плевать на твою грязь. Каждый знает: чем грязнее шлюха, тем она слаще.

Рената никак не отреагировала на пошлость. Не сбила его с ног ударом психической энергии. Если бы она это сделала – Лекс надеялся на это и был бы доволен, – она бы показала, что уязвлена. Но Рената лишь бросила в его сторону холодный взгляд – он не стоит того, чтобы тратить на него свои силы.

Женщина прошла мимо с таким достоинством, которое самому Лексу было незнакомо. Якут-младший и все телохранители, присутствовавшие при этой сцене, наблюдали, как она с величием королевы, обреченной на казнь, проследовала к комнатам хозяина.

Лекс с удовольствием представил тот день, когда он возьмет власть в этом доме и все будут под его жестким контролем, включая заносчивую Ренату. И конечно, он собьет спесь с этой суки, поскольку ее тело, ум и воля будут принадлежать только ему. Миньон будет беспрекословно выполнять каждую его прихоть... и тех вампиров, кто будет ему служить.

«Да, – мрачно подумал Лекс, – чертовски приятно быть царем».

Николай вытащил кинжал, который Рената всадила в столб, и был вынужден отдать должное ее поразительной меткости. Если бы он был не вампиром, а человеком, со всеми присущими человеческой природе несовершенствами, она бы непременно сразила его наповал.

Он рассмеялся, кладя кинжал на мягкую замшу, на которой уже лежали три других. Клинки были красивыми – отполированные, идеально сбалансированные, явно ручной работы. Нико перевел взгляд на узор, покрывавший рукояти из чистого серебра. То, что казалось сплетением виноградных лоз и цветов, при ближайшем рассмотрении складывалось в слова – на каждой рукояти по одному. Честность. Смелость. Достоинство. Самоотверженность.

«Кредо воина? – удивился Николай. – Или личные принципы Ренаты?»

Николай вернулся мыслями к их поцелую. «Их». Он усмехнулся: ну, это сказано с большой натяжкой, если учесть, как он на нее налетел. Он не собирался ее целовать. Но кого он хочет обмануть? Он не смог себя остановить. И какие сейчас могут быть извинения. Да и Рената не дала ему ни малейшего шанса извиниться.