– А чего? Из-за Андрюши?

– При чем здесь Андрюша? Так… И вообще, мне пора. А то действительно мама будет беспокоиться. А завтра ты к нам придешь обедать, как договорились.

– С Андрюшей? – усмехнулась моя подруга.

– Можешь и с Андрюшей, – улыбнулась я. – Повеселим моих стариков.

– А как же ты сейчас одна пойдешь?

Я пожала плечами:

– Да здесь же совсем рядом. До дома – максимум пятнадцать минут спокойным шагом. И фонарик у меня есть.

– Может, я тебя провожу?

– Зачем? – искренне удивилась я. – Я уже вполне взрослая девочка. И еще не очень поздно. Давай так: мы сейчас отойдем, вроде как на минутку, пошушукаться. А там я и смотаюсь. Ладно?

– Ладно.

Незаметно прихватив пакет и фонарик, я поднялась и, взяв Алену под руку, пошла по берегу в сторону от нашей развеселой компании. Андрюша, который в этот момент как раз открыл глаза, все же заметил наш маневр. Забеспокоился, забормотал что-то невнятное, предпринял героическую попытку подняться, но тут же, как подкошенный, снова рухнул в траву.

– Лежи, лежи. Отдыхай, милый. Мы сейчас вернемся, – громко сказала ему Алена.

Говори не говори: за грохотом музыки, за воплями и начавшимися танцами никто, кроме Андрюши, особо и не обратил внимания на наш уход. Мы нырнули за прибрежный кустарник, на прощание расцеловались, и, включив фонарик, я быстро зашагала все той же знакомой тропинкой прочь от озера.

Мертвенный свет луны заливал лес, кусты, поляны и извилистую тропинку, по которой я возвращалась домой.

На душе у меня было как-то муторно. Наверное, поэтому я и постаралась поскорее уйти от ребят, поэтому и хотела как можно быстрее попасть домой и спрятаться в его безопасном, освещенном уюте. Где меня точно никто не тронет.

Хотя кто меня может и здесь-то тронуть?..

И все же я никак не понимала, что со мной творится. Стоило мне углубиться в лес (я уже не слышала голосов ребят), как снова накатил все тот же иррациональный, не поддающийся логическому объяснению страх. Почему? Я шла и размышляла. Может быть, на меня в самом деле так подействовало известие об убийстве старого егеря? Но тогда почему я не боялась утром, не боялась днем, когда была дома? Почему этот страх пришел лишь тогда, когда я отправилась на озеро к ребятам? Потому что наступила ночь – как говорится, время тайн и кошмаров? И вообще – чего я боюсь? Никого вокруг не видно. Не слышно ни шороха, ни звука. Словно весь лес затаился. Я слышала только свое дыхание. Да еще свои же шаги – кроссовки чуть шуршали по еловым иголкам.

Но что-то странное я слышала, когда шла к озеру? Или почудилось? Может, по лесу шастает чья-либо собака? В поселке ведь полным-полно собак. Может, какая-нибудь шавка сорвалась с привязи на ночь глядючи и теперь бегает, радуется неожиданной свободе, а я обмираю от страха?.. Но если это собака, то почему я не слышу топота собачьих лап? Они же носятся, как носороги! Почему не слышу сопения и повизгивания?..

Я остановилась и на всякий случай прислушалась, даже дыхание затаила на несколько секунд. И снова ничего – ни звука. Неподвижно замерли деревья и кусты. От земли тянуло ночной прохладой и сыростью. И ничто не говорило об опасности. Тем более наползающей из мрака.

Но острое чувство, что где-то совсем-совсем рядом, в зловещей непроглядной темени затаилось нечто неведомое, смертельно опасное, не покидало меня. Что-то должно было случиться. Что-то невероятно ужасное. Я это уже не просто ощущала – я это знала наверняка.

Я тряхнула головой, стараясь избавиться от наваждения, и быстро зашагала прочь.

И снова, как по дороге к озеру, я не совладала с собой и понеслась по тропинке, беспрестанно оглядываясь и поводя из стороны в сторону крепко зажатым в руке фонарем. Стволы сосен мельтешили, словно в калейдоскопе: нервы у меня были напряжены до предела – мне угрожало что-то незримое, что-то жуткое, потустороннее надвигалось из темноты, из непролазного ельника, начинавшегося неподалеку от тропинки.

Как же мне хотелось ошибиться!..

Она ошибалась и не ошибалась.

Стася не ошибалась, потому что в ельнике действительно кто-то прятался. Кто-то, невидимый в темноте леса, явственно ощущал ее присутствие. И не только ощущал, но и следовал за ней. Этот некто почувствовал, как Стася, попрощавшись с Аленой, отошла от костра и пошла домой. И этот невидимый, следивший за ней из глубины леса, бесшумно двинулся следом за девушкой, огибая поляну с костром. Огонь ему не нравился. И поэтому чудовище двинулось к тропинке. Вслед за девушкой.

А ошибалась Стася потому, что эта невероятно злобная тварь, претерпевшая очередную метаморфозу и превратившаяся из водяного полумертвого монстра в огромного волкоподобного зверя, жаждущего крови, ощутила ее присутствие, лишь когда Стася пошла домой. До этого момента существо не преследовало девушку, потому что еще не обнаружило ее присутствия в ночном лесу. И Стасины страхи по дороге к озеру были подсознательным предчувствием того, что еще только должно было случиться.

Но девушка не знала об этом.

Не знала она и того, что существо могло пока только следить за ней, и то – по запаху: зрение у чудовища еще не восстановилось до конца, и из-за этого оно вынуждено было полагаться на чутье, не слишком пострадавшее от подводного взрыва. Слух тоже еще не восстановился – до сознания кошмарной твари сквозь боль в ушах доносились лишь отдельные, глухие и разрозненные отзвуки, смутное эхо шагов передвигающейся где-то в отдалении добычи. Эхо не позволяло точно определить, откуда, из какого именно места эти звуки исходят.

Но оно уже старалось определить. Чтобы напасть и убить.

И все-таки существо отчетливо ощутило появление добычи: оно метнулось на тропинку, но находилось еще далеко позади девушки. Тварь низко пригнулась к земле, впитывая жадно расширенными ноздрями запах жертвы. Запах, который поведет его по следу девушки, как охотничью собаку по следу зайца.

Запах страха.

И, следуя за этим запахом, пригнувшись к тропе, существо решительно двинулось в погоню. Оно бесшумно понеслось по тропинке в мерцании призрачного лунного света. Пригнувшись, понеслось на своих мощных кривых задних лапах, как гигантская обезьяна.

Девушка уже выбежала из леса и, не оборачиваясь, перешла на легкую ровную трусцу. Хотя теперь она уже была на открытом, залитом холодным светом пространстве, необъяснимое чувство тревоги не стихло, а наоборот, усилилось, охватывая ее с новой силой. Девушка по-прежнему никого и ничего не видела, но чувствовала, что кто-то за ней наблюдает. Кто-то идет по ее следу. И этот кто-то – совсем не человек, она могла в этом поклясться. Не какой-нибудь там клыкастый вампир в развевающемся черном плаще и не восставший из праха полуистлевший мертвец, нет. Но и не человек. Что скрывалось там, в черноте ночи, она не знала. Но знала, что он или оно вот-вот ее настигнет. В какой-то момент ей даже показалось, что она слышит у себя за спиной осторожные крадущиеся шаги. Дыхание у нее прервалось от одного только предположения, что сейчас какая-то неведомая тварь бесшумно вынырнет из темноты и вцепится клыками ей в горло.

Девушка стиснула зубы и снова рванулась вперед.

Тропинка устремилась вверх по пологому, поросшему высокой травой и редкими кустами холму, за которым начинались первые дома поселка. Сзади, из сумрачной ложбины, отделяющей холм от леса, начал подступать, накатываться еще почти прозрачными клубами ночной туман. Высокая трава влажно поблескивала в ледяном лунном сиянии.

Странная горбатая тень бесшумно выскочила из густого подлеска к освещенному лунным светом подножию холма.

Но девушка уже не могла ее увидеть, потому что в этот момент как раз перевалила вершину пологого холма и изо всех сил понеслась вниз. Перед ней внезапно открылась узкая пустынная улица поселка, обсаженная черемухой и сиренью. Листья сирени матово поблескивали в свете фонарей. Над улицей плыла круглая луна. Откуда-то доносилась негромкая музыка. Ее перебивало бормотание теледиктора – завтрашний прогноз погоды. Изредка где-то на огородах взлаивали собаки. Только поравнявшись с первыми домами, девушка осмелилась оглянуться.