– А вы не боитесь ходить здесь одна?

Наверное только потому, что он просто сел, не выказав намерения подняться в рост, и даже говорил, не повернув в мою сторону головы, я от страха не заорала во весь голос. И постаралась поскорее взять себя в руки: я остановилась, посмотрела на него и сделала вид, что совершенно не испугалась, – не знаю уж, насколько естественно это у меня получилось. Но сама тут же сунула руку в карман шортов и крепко стиснула баллончик с газом.

– А вы всегда беспокоитесь за встречных девушек? Особенно когда они не обращают на вас внимания? – спросила я, стараясь, чтобы мой ответ прозвучал поехиднее. Хотя и понимала, что острота не шибко удалась.

– В подобных обстоятельствах – всегда, – сидящий в траве парень ответил вполне добродушно. – Вы разве не знаете, что творится у вас в поселке?

Тут он понизил голос и сказал замогильным голосом:

– А что, если бы на моем месте оказался он… тот?..

О господи! А вдруг это действительно наш маньяк?! Нет. Я этого типа не знаю, но он явно не здешний, а дед утверждал, что убийца – местный. Но все равно: в этот момент тени от деревьев показались мне очень уж густыми и темными, а на холме стало как-то чересчур безлюдно.

– А вы не боитесь сидеть здесь в гордом одиночестве? – спросила я, а сама (незаметно для него) огляделась по сторонам.

– Нет, не боюсь, – улыбнулся он и легко поднялся.

Я на свой рост не жалуюсь, но этот широкоплечий медведь был выше меня на добрых двадцать сантиметров – значит, в нем было под два метра. Густой ежик светлых, почти льняных волос, чуть длинноватый нос, тяжеловатый (на мой взгляд) квадратный подбородок и серые веселые глаза на загорелом лице. Вот глаза-то меня и успокоили: нет, он положительно не был похож на человека, который мог исподтишка убить бедного дядю Ваню Пахомова. Хотя, конечно, он был настоящим мужиком: в нем чувствовалась сила. И уверенность.

– А чего мне бояться – здесь когда-то был мой дом, – сказал он. – Вон там, за садом. Отличный, кстати, белый налив выращивал в нем давным-давно последний хозяин усадьбы, Сергей Федорович Бутурлин. Впоследствии, кстати, здесь сажали исключительно этот сорт.

– А вы, наверное, внук Сергея Федоровича? – снова попыталась сострить я.

– Ну, его внуку сейчас лет пятьдесят, не меньше. А я был лишь временным владельцем всего этого, – продолжил он, возвышаясь передо мной, как водонапорная башня. – Вот тогда-то, кстати, белый налив, собранный мной, нередко попадал на стол к вашему дедушке. Где вы его, насколько помню, с большим аппетитом лопали.

Я прямо-таки обалдела. Он меня знает?

– Мы что, знакомы? – спросила я.

– Ну, в общем, да. Правда, нас познакомили очень-очень давно. "Разреши воспользоваться случаем и представить тебе", – именно так и сказал тогда Николай Сергеич… Неужели не помните?

Он явно смеялся надо мной, этот громила.

– Не помню! – сердито сказала я.

– Немудрено. Вам тогда было лет десять, не больше. Девичья память коротка.

– Так значит вы – из дедовых воспитанников? – наконец догадалась я.

– Да.

Черт! Я его где-то видела. Причем совсем недавно. Но никак не могла вспомнить – где.

Он усмехнулся, явно угадав мои мысли, и сказал:

– Нас было два брата…

– Правильно! Наверное, вы – Кирилл! Да? – чуть не заорала я, тут же вспомнив старые фотографии на дедовом столе. Кирилл посмотрел на меня: он, конечно, стал абсолютно другим, взрослым, но все равно – в его лице отчетливо проскальзывали те неуловимые детские черты.

– Да, – улыбнулся Кирилл. – А вы, естественно, Стася.

По идее, на этом разговор можно было бы и закончить. Подумаешь, встретила человека, который знал меня совсем маленькой. Ну и что? Таких старых знакомых, как он, у меня – воз и маленькая тележка. Я могла вежливенько распрощаться и отбыть восвояси. Но я этого не сделала. Почему? Не знаю. Не сделала – и все тут. Вместо того чтобы уйти, я (безо всяких задних мыслей, честное слово) шагнула вперед и протянула руку:

– Будем знакомиться снова?

– Будем.

Он протянул руку, и в тот момент, когда наши пальцы соприкоснулись, раздался легкий сухой треск разряда. Мы оба чуть вздрогнули от неожиданности, но рук не отдернули. Я увидела, как его зрачки на мгновение расширились.

Мы одновременно слегка натянуто рассмеялись.

– Вот это да, – сказала я. – Салют!

– Энергетическое рукопожатие, – откликнулся он и с явной (готова в этом поклясться!) неохотой выпустил мою руку.

И мы замолчали, глядя друг другу в глаза.

– Ну что ж, мне пора, – сказала я. – Обещала родителям пораньше вернуться.

– Давайте-ка я вас провожу. Не будете возражать? – спросил он.

– Скорее наоборот, – чистосердечно призналась я.

– Что ж, пошли. А то действительно ваши родители забеспокоятся.

Солнце стояло в зените. Мы шли по тропинке, петлявшей вдоль старой аллеи, иногда вступая в полосы света и затем снова переходя в тенистую глубину.

– Дед рассказал мне о вашем пропавшем брате. У него дядя Ваня Пахомов любимого волчонка убил. Когда тот взбесился, – осторожно сказала я, покосившись на Кирилла.

Мы как раз шли в густой тени деревьев, и я не могла как следует рассмотреть выражение его лица.

– Да нет, бешеным он не был никогда. – Тут я заметила, что Кирилл поморщился: то ли потому, что вышел на свет, то ли от неприятных воспоминаний. – Это я обезумел. Все хотел его приручить. И вообще – история вышла из-за меня. Полез в вольер погладить волка по спине. А он разорвал мне руку. Да еще, считай, пожалел меня, только предупредил, как и положено в стае, – не приставай. Мог бы и вообще загрызть.

Кирилл снова ушел в тень и мрачно добавил:

– А Пахомыч решил рассчитаться с ним. И по-своему он был прав.

Он замолчал. Я сменила тему:

– Вы сюда по делу приехали или так, отдохнуть?

Почти на выходе из парка тропинка проходила через заболоченную низину. Здесь рос мелкий осинник. В особенно грязном месте кто-то догадался перебросить через лужу длинную доску. Пропуская меня вперед, Кирилл ответил не сразу:

– Ну, можно сказать, и по делу. А вообще больше так – отдохнуть. В гости.

Он шел на шаг позади. Я чувствовала это.

– А к кому, если не секрет?

– Да какой это секрет, Стася.

В этот момент я уже дошла до середины доски.

– Так к кому?

– К вашему деду.

– К деду?

Я удивленно обернулась, потеряла на миг равновесие и покачнулась. Кирилл резко шагнул вперед, ухватил меня за плечи и легко удержал от позорного падения. Я непроизвольно прижалась к нему. И в таком двусмысленном положении мы замерли на узкой полоске доски. Освобождаться от его объятий я почему-то не спешила.

– Хорошая у тебя реакция, – сказала я, глядя ему прямо в глаза. Ответ не заставил себя ждать.

– А у тебя хорошее чувство равновесия, – усмехнулся он и, не очень, на мой взгляд, торопясь, убрал руки. Мы выбрались на сухое место, а затем и за ограду старого парка (он вежливо пропустил меня вперед в дырку между прутьями). И пошли по улице. Я замедлила шаги и снова очутилась рядом с ним.

– Что ж за дело у тебя к моему деду? – спросилая.

Как-то само собой получилось, что мы плавно перешли на "ты". Видно, нас сблизило это милое происшествие на доске посреди моря грязи.

– Да так… Кое-что надо выяснить, – уклончиво ответил Кирилл.

И, резко сменив тему, снова принялся нахваливать сад моего прадедушки. Ну, просто выдал гимн юного мичуринца.

Я шла молча и слушала его пространные разглагольствования на сельхозтему. Убеждена, что он уходил от ответа – врал попросту говоря, когда сказал, что приехал просто отдохнуть. Ну и черт с ним. Я тоже не стала ему рассказывать о той своей беседе с дедом, когда он сказал, что Кириллов брат вполне может оказаться маньяком-убийцей. Потому что не надо быть особого ума, чтобы догадаться: между дедовым рассказом и его приездом явно существует связь. Хоть Кирилл и ушел от прямого ответа. Не хочет говорить – не надо. Тоже мне, темнилы – что он, что дед. Ну ничего: хорошо смеется не тот, кто смеется последним, а тот, кто больше знает, но молчит в тряпочку.