— Я… я… О чем вы говорите?

Псмит протянул длинную руку и почти с нежностью потрепал его по плечу.

— Ваше счастье, что вы встретились со мной прежде, чем вышли на остальных, — сказал он. — Боюсь, вы дерзнули без надлежащей подготовки. Они обличили бы вас, как самозванца, в первые же минуты.

— Что значит «самозванца»? Не понимаю, о чем вы говорите!

Псмит укоризненно погрозил ему пальцем:

— Мой дорогой товарищ Икс, должен сразу же предупредить вас, что подлинный Мактодд — мой давний и близкий друг. Еще и нескольких дней не миновало с нашей последней долгой и поучительной беседы. Вот — как мы можем без обиняков указать — так-то. Или я ошибаюсь?

— А, черт! — сказал молодой человек. Он расслабленно рухнул в кресло и утер взмокший лоб, трусливо сдаваясь на милость победителя.

На несколько секунд воцарилась тишина.

— Ну и что, — осведомился гость, подняв влажное лицо, гуманно заблестевшее в тусклом свете, — вы думаете делать?

— Да ничего, товарищ… Кстати, как вас зовут?

— Кутс.

— Ничего, товарищ Кутс. Ровным счетом ничего. Вы можете смыться отсюда в любой момент, когда пожелаете. Откровенно говоря, чем раньше это произойдет, тем мне будет приятнее.

— Вот это по-человечески!

— Отнюдь, отнюдь.

— Вы парень что надо!…

— Ах, довольно! — скромно перебил Псмит. — Но прежде чем мы расстанемся, объясните мне кое-что. Насколько я понимаю, вы приехали сюда с целью стырить брильянты леди Констанции?

— Да.

— Так я и думал. А отчего вы предположили, что вас здесь не встретит подлинный Мактодд?

— Тут-то полный порядок. Я плыл на одном пароходе с этим фрайером, с Мактоддом, и в Лондоне с ним виделся. Он только и трепался о том, как его сюда пригласили, и я у него вызнал, что тут его никто в глаза не видел. А потом встречаю его на Стренде совсем на взводе. Взбесился хуже всякой осы. Говорит, его оскорбили, и ноги его тут не будет, пусть хоть они все на колени попадают. Толком я не понял, но вроде бы он познакомился с лордом Эмсуортом и обиделся. Он мне сказал, что через час уезжает в Париж.

— И уехал?

— А как же. Я сам его проводил с Чаринг-Кросса. Потому-то и казалось, что приехать сюда вместо него проще простого. Откуда мне было знать, что у него в этих краях приятели. Он мне говорил, что никогда прежде в Англии не бывал.

— В этой жизни, товарищ Кутс, — назидательно сказал Псмит, — должно всегда проводить различие между маловероятным и невозможным. Вы правы, было очень маловероятно, что в этой глуши вам повстречается друг Мактодда, и вы опрометчиво построили свои планы на предпосылке, что это невозможно. С каким же результатом? Крик разносится по преступному миру: «Старина Кутс сел в лужу!»

— Хватит проедать мне плешь.

— Я делаю это для вашего же блага. В глубокой надежде, что вы запечатлеете этот урок в сердце своем и извлечете из него пользу. Кто знает, не станет ли это поворотным пунктом в вашей карьере? Через годы и годы вы, седовласый и состоятельный рантье, покинув преступный путь с кругленьким состояньицем, оглянетесь назад, и вспомните этот день, и поймете, что именно он вывел вас на дорогу к успеху. И вы расскажете о нем, когда репортер еженедельника «Медвежатник» возьмет у вас интервью для колонки «Как я начинал»… Но кстати, о путях и дорогах, не пора бы вам пробежаться по той, которая ведет к станции? Хозяин дома и его гости могут вернуться с минуты на минуту.

— Конечно, пора, — согласился нежданный посетитель.

— Да-да, — заметил Псмит. — Мне кажется, вы правы. Вы станете заметно счастливее, когда покинете эти пределы. Едва замок и парк окажутся позади вас, тяжкое бремя спадет с вашей души. Глоток свежего воздуха вернет розы на ваши ланиты. Вы сами найдете выход или вас проводить?

Он довел молодого человека до двери и сердечным толчком отправил его в дорогу. Затем широким шагом взлетел по лестнице, рассчитывая найти Еву в библиотеке.

Примерно в ту же минуту на платформу станции Маркет-Бландингс из поезда, который вышел из Бриджфорда примерно за полчаса до этого, сошла мисс Пиви. Мигрень, результат ожидания под жгучим солнцем, вынудила ее отказаться от удовольствия выслушать речь лорда Эмсуорта, и она ускользнула на удобном поезде с намерением прилечь и отдохнуть. Обнаружив по прибытии в Маркет-Бландингс, что головная боль у нее почти прошла, а дневной зной заметно спал, она направилась к замку пешком, с наслаждением подставляя лицо прохладному западному ветерку. Вышла она из городка точно в тот момент, когда безутешный мистер Кутс оставил позади себя большие ворота, от которых начиналась подъездная дорога к замку.

Серая меланхолия, которая, подобно усердному призраку, сопровождала мистера Кутса, когда он направил свои стопы назад в Маркет-Бландингс, и которую даже восхитительный вечер не мог рассеять, в первую очередь, разумеется, объяснялась тем горчайшим ощущением, кое охватывает человека, чьи заветные надежды рассыпаются прахом в тот миг, когда успех словно уже у него в руках. Каждому человеку минимум однажды в жизни выпадает то, что можно назвать только манной небесной, и мистер Кутс верил, что его экспедиция в замок Бландингс относится к этой категории. Как большинство своих собратьев по профессии, он испытывал в прошлом и взлеты и падения, но наконец-то, заверял он себя, капризница фортуна преподнесла ему на блюде нечто, обложенное кресс-салатом. Стоит ему утвердиться в замке, и найдется тысяча возможностей подобраться к ожерелью леди Констанции. И ведь, мнилось ему, достаточно просто войти, назвать себя и оказаться в положении почетного гостя. Угрюмо плетясь между пыльными живыми изгородями, Эдвард Кутс вкушал полынь и желчь, ведомые лишь тем, чьи планы рухнули из-за одного-единственного шанса «против» при девяноста девяти «за».

Но это было еще не все. Вдобавок к терзаниям из-за погибших надежд его преследовали мучительные воспоминания. Не только Настоящее стало для него пыткой, но тут же воскресло Былое, восстало и больно его укусило. Что может быть печальнее, чем память о прошлом счастье, и вот его-то и вспоминал теперь Эдвард Кутс. В такие минуты мужчина нуждается в нежных заботах женщины, а мистер Кутс лишился той единственной, кому он мог бы поверить свое горе, той единственной, кто понял бы его печаль и разделил ее.

Нас познакомили с мистером Кутсом на том витке его профессиональной карьеры, когда он подвизался на суше, но избранная им стихия была иной. Еще несколько месяцев тому назад он практиковал свое искусство на лоне вод. Соленый запах моря был у него в крови. А точнее говоря, он по профессии был карточным шулером на трансатлантических лайнерах. Именно в тот период он полюбил и лишился любимой. Более трех лет он работал в идиллическом согласии с дамой, которая, хотя, путешествуя, принимала самые разные имена, в кругу близких людей была известна как Ловкачка Лиззи. Он был практиком, она — приманкой, и их деловой союз настолько приближался к идеальному, насколько это вообще возможно в нашем циничном никому не доверяющем мире. Товарищеское чувство вызрело в нечто более глубокое, более священное. Между ними уже было решено при следующей же высадке в Нью-Йорке немедленно отправиться в ратушу за разрешением на брак. И тут они поссорились, поссорились непоправимо из-за одного из тех нелепых пустячков, которые вечно становятся причиной ссор между влюбленными. Какой-то дурацкий спор, как справедливо поделить довольно-таки жалкую сумму, выкачанную из миллионера-скотовода во время их последнего плавания, разбил все золотые грезы. Слово за слово… и дама по обычной женской привычке последнее слово оставила за собой, причем даже мистер Кутс вынужден был признать, что слово это било все рекорды. Она вымолвила его у нью-йоркского причала и навсегда ушла из жизни мистера Кутса. И с ней исчезла вся его удача. Словно разлука эта наложила на него проклятие. В следующем же рейсе у него произошло несчастное недоразумение с раздражительным джентльменом, уроженцем Среднего Запада, каковой был раздосадован неправомерным, как он считал (и справедливо!), числом тузов и королей, которые сдавал себе мистер Кутс, и выразил свое негодование, откусив ему первую фалангу на правом указательном пальце, чем положил безвременный конец блистательной карьере. Ибо мистер Кутс полагался главным образом на этот палец, когда творил чудеса с карточной колодой, предварительно слегка ее втихомолку перетасовав.