Бехтерев в одной из своих научных работ — «Тайна бессмертия» сделал марксистский вывод: мысль материальна и является разновидностью всемирной энергии, стало быть, в соответствии с законом сохранения энергии исчезнуть не может. «Смерти нет, господа, это можно доказать!». Он вернул веру в осмысленность жизни.

Западные спецслужбы очень интересовались работами и личностью Бехтерева. В Берлине и Париже разведуправления завели на него учетные карточки. В СССР, как полагают некоторые исследователи, Бехтерева пытались привлечь к созданию оружия, которое в наше время назвали бы психотропным. Он отказался.

По семейному преданию, озвученному Натальей Петровной Бехтеревой, деда отравили. Академик оказался неугоден из-за того, что, исследуя мозг умершего Ленина, пришел к заключению: вождь пролетариата страдал сифилисом.

Бехтереву предстояла поездка за границу на международную конференцию. Власти опасались, что своим открытием он может поделиться с коллегами и это нанесет вред имиджу советского государства.

Есть и вторая версия. В тот судьбоносный декабрьский день проходила консультация у Сталина. Когда Бехтерев с опозданием приехал на съезд, то в качестве оправдания он опрометчиво заявил, что смотрел одного «сухорукого параноика». Спустя всего сутки после визита к Сталину ученый, отличавшийся крепким здоровьем, неожиданно заболел и умер. По официальной версии произошедшего, накануне визита в Большой театр Бехтерев отравился, предположительно несвежими бутербродами. (На самом деле в знаменитом Большом театре Бехтерев с женой смотрели «Лебединое озеро». В буфете во время антракта ученый съел две порции мороженого. После этого ему стало плохо, и со второго действия Бехтеревы вернулись в квартиру профессора Благоволина, у которого остановились в Москве).

На другой день к нему вызвали профессора Бутурмина, который констатировал желудочное заболевание[33].

Интересно, что собранный консилиум кремлевских врачей однозначно постановил предать тело ученого кремации: после данной процедуры доказать отравление ядом уже невозможно. Сделано это было вопреки желанию семьи ученого, члены которой впоследствии были репрессированы.

В смерти 70-летнего человека, казалось бы, нет ничего удивительного. Но не в случае с Бехтеревым. В медицинских кругах ходили легенды о невероятной жизненной энергии и работоспособности академика. К тому же в том же 1927 году он женился во второй раз на женщине, с которой был близок 10 лет, — Берте Гуржи.

Добавим, что вскрытие тела Бехтерева провели поспешно, в день его смерти. Причем эту процедуру делал не профессиональный патологоанатом, а московский ученик умершего академика. Вскрытие проходило прямо в квартире профессора Благоволина и заключалось в извлечении мозга ученого, который обследовали и отправили в Ленинградский институт, где работал Бехтерев. А тело академика было кремировано в этот же день.

Я вспоминал все эти нюансы и готовился к сопротивлению возможного гипноза. Нас этому учили, естественно, но в этом теле я находился слишком мало и не был уверен в его психосоматическом[34] единстве, в умении сопротивляться ментальному воздействию. Я прекрасно помнил, что Бехтерев обладал колоссальной жизненной энергией и легко вводил больных в гипнотический транс. К тому же меня везли к светилу не в образе потенциального шпиона (я был в этом уверен, сомнения Крупской не могли вылиться в такую форму), а скорей всего, как мальчика получившего психологическую травму.

Поэтому я еще в машине включил самую примитивную защиту — однообразный, повторяющийся мотив. Я напевал внутри себя: «Эх, полна, полна коробочка, есть и ситец и парча; Эх, полна, полна коробочка, есть и ситец и парча; Эх, полна, полна коробочка, есть и ситец и парча…», входя в больничное здание, поднимаясь по лестнице и усаживаясь в кресло перед здоровенным бородачом.

И кончено же Владимир Михайлович достал из кармашка здоровенный брегет[35] и начал им покачивать напротив моего носа.

— Мальчик смотри, мальчик смотрит, мальчик не закрывает глазки, смотрит… — приговаривал он густым баритоном, — мальчик смотрит, смотрит, мальчик спит, спит, спит…

Ну а я слушал в своем сознании собственную шарманку: «Эх, полна, полна коробочка, есть и ситец и парча; Эх, полна, полна коробочка, есть и ситец и парча; Эх, полна, полна коробочка, есть и ситец и парча…», — да так, чтоб каждое «Эх» с повторяемой музыкальной интонацией.

— Ну да, бывает, — густо сказал академик. — Мальчик не гипнотабелен. Будем разговаривать.

Началась дуэль. Бехтерев спрашивал, я писал ответ. Скорректировав, естественно, его под манеру умного, но малоинформативного подростка.

Минут через двадцать ученый попросил меня выйти. Спустя время вышла в предбанник и Верочка. Я вопросительно на нее уставился.

— Все хорошо, — сказала Дридзо. — Бехтерев считает, что со временем ты заговоришь.

На самом деле, Бехтерев, будучи немного мистиком, сообщил её, что надо мальчика подставить в экстремальную ситуацию, сие возможно вернет речь. «Он от травмы замолчал, от следующего психического стресса заговорит. Надо как-то вызвать страх даже ужас. Или угрозу его близким имитировать. Так то юноша весьма крепкий и психологически, и физически. Его только откормить надо. И сообразительный. Не суггестибельный — не восприимчивый к суггестии, не поддающийся влиянию. Я в нем вижу большой интеллектуальный потенциал. Или — большую параноидальную функцию. Его психотип весьма, знаете ли, похож на психотип Иосифа Джугашвили…».

Тут он сбился и попросил госпожу Дридзо не передавать эти слова никому, «в той мере, насколько Вам это позволяет порядочность. Это все очень условно и гипотетично, милая барышня».

Верочка вышла озабоченная, но расколоть её на правду, имея в руках только блокнот и за плечами — малолетство, не представлялось возможным. Поэтому я нагло просочился опять в кабинет академика и протянул записку с большим вопросительным знаком. На что он рявкнул, как престарелый бегемот с бородой и послал меня, естественно, к Дриздо!

Собрался принять ванну — занята. Мамаша освоилась, замочила белье. Ну естественно, скоро в комнате появятся веревки, на них будет сушится барахлишко, на лакированном столе поставят примус или керогаз… Нам не страшен керогаз, если есть противогаз. Кстати, не помню как пишется керогаз — через «е» или «и»? Я их не застал, у нас в детстве (в первой жизни) была дровяная печь, которую вскоре сменила газовая. А в подвалах дома были дровяные сараи.