– Куда ехать? – спрашивает она хриплым голосом, пытаясь сдержать слезы, но у нее ничего не получается.

– Не знаю… Здесь не так много… – мои веки тяжелеют, – …мест, куда можно пойти. Сейчас ночь, и уже поздно… Все закрыто…

Я прикрываю глаза и проваливаюсь в никуда.

Меня будят звуки сирен. От их громких завываний я подскакиваю и ударяюсь головой о потолок машины.

«Машина? Какая еще, к черту, машина, что я здесь делаю?»

Оглядевшись по сторонам, вижу Тессу на водительском сиденье, ее глаза закрыты. Она подогнула ноги и свернулась клубочком, как котенок. Голова раскалывается от боли. Вчера я явно перепил.

За окном уже день. Солнце прячется за облаками, небо серое и хмурое. Если верить часам на приборной панели, сейчас без десяти семь. Я не узнаю место, где мы припарковались, и пытаюсь вспомнить, как вообще оказался в машине.

Больше не слышно ни сирен, ни полицейских машин. Должно быть, они мне приснились. В голове стучит, и, когда я задираю футболку, чтобы вытереть лицо, в ноздри ударяет резкий запах дыма и гари.

В сознании вспыхивают образы горящего дивана и плачущей Тессы.

Я пытаюсь собрать разрозненные обрывки воспоминаний воедино, но все еще пьян.

Рядом шевелится Тесса. Ее ресницы трепещут, и она открывает глаза. Не знаю, что она видела прошлой ночью. Не знаю, что я сделал или сказал, но, судя по ее взгляду, лучше бы я сгорел… вместе с домом. Перед глазами всплывает мамин дом.

– Тесса… – Слов нет. Ни мой разум, ни мой гребаный язык меня не слушаются.

Пробелы в памяти постепенно заполняются: обесцвеченные волосы Джуди, Кристиан, выталкивающий меня через заднюю дверь маминого дома.

– Ты как, в порядке? – спрашивает мягко и хрипло одновременно. Похоже, она практически сорвала голос.

Ее интересует, в порядке ли я?

– Э-э-э, да. А ты? – Поставленный в тупик вопросом, я вглядываюсь в ее лицо.

Из моей памяти исчезла большая часть ночи… Черт, даже ночи и дня, но я точно знаю, что огорчил ее. Она медленно кивает и тоже всматривается в мое лицо.

– Я пытаюсь вспомнить… Приехали копы… – Я просеиваю возвращающиеся воспоминания через решето памяти. – Горящий дом… А где мы сейчас?

Выглянув в окно, я пытаюсь понять, куда нас занесло.

– Мы… Я не совсем уверена, где мы.

Откашлявшись, она переводит взгляд на лобовое стекло. Видимо, она много кричала. Или плакала. Или и то и другое – она едва может говорить.

– Я не знала, куда ехать. Ты уснул, так что я просто продолжала вести машину. Но очень устала, и в конце концов пришлось припарковаться у обочины.

Ее глаза покраснели и припухли, тушь размазалась, губы высохли и потрескались. Ее с трудом можно узнать, но красота никуда не делась. Это я довел ее до такого состояния.

Я смотрю на нее и вижу, что со щек исчез былой румянец, в потухших глазах нет ни следа надежды, счастье покинуло полные губы. Красивую девушку, которая жила ради других и видела во всем только хорошее, даже во мне, я превратил в пустую оболочку, смотрящую теперь на меня безжизненным взглядом.

– Меня сейчас вырвет.

Горло сжимается, и я резко распахиваю дверцу. Весь выпитый ром, виски, все мои ошибки вырываются на асфальт. А меня все рвет и рвеет, пока внутри не остается ничего, кроме чувства вины.

– Куда мне ехать? – доносится до меня мягкий и хриплый голос Тессы, пока я пытаюсь отдышаться.

– Не знаю.

Я разрываюсь на части. Одна моя половина считает, что лучше ей сесть на ближайший самолет и покинуть Лондон. Одной. Другая же, эгоистичная, которая гораздо сильнее первой, знает: если она улетит, я не продержусь и ночи – снова напьюсь в хлам. В который раз. Во рту привкус рвоты, горло саднит от того, каким жестким способом желудок решил избавиться от своего содержимого.

Достав из бардачка салфетку, Тесса начинает вытирать уголки моего рта. Она едва касается кожи, но меня передергивает от леденящего холода ее пальцев.

– Ты замерзла. Заведи машину.

Я не жду ее согласия. Наклонившись, сам поворачиваю ключ в замке зажигания и ощущаю, как из клапанов начинает течь воздух. Сначала холодный, но в этой дорогущей машине все устроено как надо, и по небольшому салону быстро распространяется тепло.

– Нам нужно заправиться. Не знаю, как долго я вела машину. Индикатор топлива мигает, да и на экране то же самое, – указывает она на навороченный навигационный экран на приборной панели.

Ее голос меня убивает.

– Ты охрипла, – говорю я, хотя это совершенно очевидно. Она кивает и отворачивается. Я беру ее за подбородок и заставляю снова взглянуть на меня. – Если хочешь уехать, я пойму. Прямо сейчас отвезу тебя в аэропорт.

Она озадаченно смотрит меня, прежде чем ответить:

– Ты остаешься? Здесь, в Лондоне? Наш вылет сегодня вечером, и я подумала, что… – Последнее слово больше похоже на писк, и она начинает кашлять.

Я ищу, нет ли в подстаканниках воды или хоть какой-нибудь жидкости, но они пусты.

Кашель не прекращается, и я растираю ей спину, а затем меняю тему.

– Садись на мое место, я поведу, – киваю я в сторону заправочной станции через дорогу. – Тебе нужна вода и что-нибудь для горла.

Я жду, что Тесса пересядет с водительского сиденья, но она, бросив на меня рассерженный взгляд, вместо этого жмет на педаль газа, и машина срывается с места.

– У тебя еще слишком много алкоголя в крови, – шепчет она, стараясь окончательно не сорвать и без того севший голос.

Тут мне возразить нечего. Проспав несколько часов в машине, до конца не протрезвеешь. Я выпил столько, что целая ночь стерлась из памяти. Голова трещит. Черт, наверное, я еще целый день буду отходить с бодунища. Полдня уж точно. Не угадать. Я даже не помню, сколько выпил…

Мои путаные размышления резко обрываются, как только Тесса, припарковавшись у заправки, протягивает руку к дверце.

– Пойду я, – говорю я и выхожу из машины прежде, чем она успевает возразить.

В такой ранний час народу в магазине немного, одни мужчины, спешащие на работу. Когда Тесса заходит внутрь, я уже стою у кассы с аспирином, бутылками с водой и разными снеками.

Все головы поворачиваются к растрепанной красотке в испачканном белом платье. От взглядов мужчин меня начинает мутить.

– Почему ты не осталась в машине? – спрашиваю я, когда она подходит ближе.

Она машет у меня перед носом каким-то предметом из черной кожи.

– Твой бумажник.

– А-а.

Отдав бумажник, она исчезает, но через секунду возвращается с двумя бумажными стаканами дымящегося кофе.

Я сгружаю товары на стойку у кассы.

– Пока я буду оплачивать, определи наше местоположение по телефону, – прошу я, забирая огромные стаканы из ее маленьких рук.

– Что?

– Поищи на мобильнике, где мы находимся.

– Аллхаллоус. Вот вы где, – кивает Тессе полный кассир, хватая и встряхивая перед сканированием пузырек с аспирином.

– Спасибо, – вежливо улыбается она в ответ.

Ее улыбка становится шире, и этот засранец заливается румянцем.

«Да, я знаю, она горячая штучка. А сейчас отвернулся быстро, пока я тебе глаза не вырвал, – хочется мне сказать. – А если еще издашь какой-нибудь жуткий звук, когда у меня похмелье, например, снова затрясешь этим гребаным аспирином, тебе конец».

После вчерашней ночи мне не помешает выпустить пар, и я совершенно не в настроении наблюдать, как этот гаденыш пялится на грудь моей девушки в семь утра. Черт возьми, семь утра!

Если бы не ее полный равнодушия взгляд, я бы, наверное, вытащил его из-за стойки. Но ее фальшивая улыбка, темные разводы вокруг глаз и грязное платье прогоняют все мысли о насилии. У нее такой печальный и потерянный вид. Черт, такой потерянный!

«Что я сотворил с тобой?» – мысленно спрашиваю я себя.

Она поворачивает голову к двери: в магазин входят, держась за руки, женщина с ребенком. Она наблюдает за ними, не упуская ни одного движения, почти на грани приличий. Когда девочка смотрит на мать, нижняя губа Тессы начинает дрожать.