Я все чаще и чаще начала закашливаться, мучаясь от боли в спине и теплые вещи сейчас были просто необходимы что бы я смогла пережить зиму. Мне бы еще парочку жмуриков и я быстро поправлюсь, но единственное что мне перепадало так это разогревающие розги и иногда холодный бульон, если оставался после ужина охраны. Но жрали они как добрые кони, не оставляя после себя почти ничего.

Укутавшись в куртку как в одеяло, я почувствовала легкий запах табака, как будто его долго носили в кармане, и кожа успела впитать запах, сохранив его на несколько лет. Расул иногда курил трубку. Он садился в мягкое кресло, перед камином и забивая пальцами тахминский табак, начинал дымить как скот, окружая себя туманом из дыма.

Сердце опять болезненно сжалось.

Я больше никогда не увижу его. Мою боль, мою ненависть, мою печаль и любовь. Его глаза больше никогда не будут полыхать гневом для меня, руки не будут болезненно сдавливать плечи выбивая слезу, а кожа не будет гореть под моими пальцами. Мы простились.

Он спас мою гордую и принципиальную жизнь, которая не приносила радости, делая дни похожими друг на друга.

Я сама пришла к его воротам, решив отдаться воле судьбы и увидеть его еще хотя бы раз. Какое бы решение он не принял. Я была готова пойти на растерзание Великому или быть убитой на месте, чтобы не достаться ему. Все что угодно, и все от рук Расула. Как бы он не решил.

Но мой демон переиграл, отправив меня в рабство, сохранив тем самым мою жизнь, оставив ее тайной для Великого. Но нужна ли мне такая жизнь?

Война не закончится еще много много лет, население будет вынужденно восстанавливаться столетиями, а нечисть… Нечисть так и продолжат использовать в военных целях, разводя как скот под началом Великого! Великого тирана, самодура и психопата, готового положить свой народ костьми на плаху, лишь бы урвать еще кусок ненужной земли!

Я умру раньше, чем этот кровосос, а Расул… Выживет ли он, играя на таком тонком лезвии, при таком кровожадном правлении?

От мыслей меня оторвал крик петуха, который сообщил, что все это время я спала и ночь подошла к концу, призывая меня подняться и преступать к работе.

В теплой одежде чистить котлы на холодном воздухе было гораздо легче, но чертов кашель саднил горло, и я то и дело отвлекалась, пытаясь прокашляться. Получив за медлительность пару раз розгами, я поняла, что голова медленно начинает болеть, а кожа нагревается, при этом будучи промёрзшей насквозь.

Жар.

Я боролась с недомоганием как могла, продолжая полоскать тряпки в ледяной воде и ослабевшими пальцами терла, как назло самый жирный котел.

Ближе к вечеру я уже мало что соображала, становясь все более медлительной и розги, проходившие по спине, становились все более и более мучительными.

— Сдыхает. — Услышала я мужской голос, когда мою голову за волосы приподняли в воздух.

— Может эта… Того ее?

— Думаешь?

— Вдруг заразная? Ты только вспомни как в прошлом году кто-то мор завез. Сколько тогда народу полегло.

— Угу.

— Надо в подвал ее, к остальным. Глядишь, обойдется.

Меня подхватили под руки и на гнущихся ногах потащили к подвалу, в котором я уже была, когда нас только привезли в крепость.

— Через пару часиков проверим, потом и прикопаем.

— Лучше сжечь.

— Костер заметят. Нам оно надо?

Меня затащили в помещение и в нос ударил запах сырости и гниения.

Видно тех, которых я тогда выпила, так отсюда и не унесли, оставив гнить на радость крысам.

Шаг и я кубарем лечу в пустоту, едва не сворачивая себе шею и громким хлопком приземляюсь на каменный пол. Хотела жмуриков? Будут тебе жмурики.

Дверь закрылась, разделяя меня с единственным источником света, заставляя погрязнуть во тьме.

Сознание едва теплится, и я стараюсь думать, но тело, побитое о ступеньки, нещадно болит, продолжая полыхать в нездоровом жаре.

Зачем ты спасал меня, Расул? К чему был этот риск?

Он не оправдался, мой дорогой. Я сгину от обычной простуды, которая сотни лет не могла убить не одну банши.

Я засмеялась, невольно закашлявшись.

Я стала такой беззащитной с начала войны.

Когда только первые искатели начали ходить по нашей земле отлавливая магов, ведьм и дикую нечисть, мой дом разгромили, уничтожив все припасы, книги, рукописи. Тогда меня спас он, как и делал это еще много раз, перепрятывая меня то тут, то там, ставя себя под удар.

Я столько раз говорила ему, что я этого не стою, и пришло время покончить со мной, он продолжал убеждать меня пойти к Великому и служить ему на добрых началах. Убивая людей! Никогда!

Я раз за разом твердила ему о том, что у меня свой путь, а он… Вновь прятал меня, уводя от смерти, проклиная каждый день, что он меня знал.

Бездна начала поглощать меня утаскивая во тьму.

Скоро дорогой, скоро. Ты будешь вновь ненавидеть меня каждый раз, когда я буду произносить твое имя.

— Пей, ведьма. — Горячие пальцы скользили по голой коже, проникая в самые сокровенные уголочки моего тела.

Они выписывали круги по вставшим дыбом соскам, прогуливались по ямке пупка, вырисовывая узоры на голых бедрах.

Крепкая рука приподняла мою ногу, сгибая ее в колене и опустившись вниз, погладила лоно.

Я открыла глаза с глубоким вздохом и попыталась вырваться.

Косматое рыжее чудовище нависло сверху, придавливая меня к постели, продолжая поглаживать нежную кожу розовых складочек.

— Пей!

Невольно вздохнув я втянула немного силы и чудовище застонало.

Тепло разливалось по телу, приятными мурашками разбегаясь по груди, животу и рукам. Этого мне хватило, чтобы оторваться мыслями от своей жажды, что неожиданно громко затребовала выпить все прямо сейчас и подняв руки, попытаться убрать придавившую меня конечность.

— Пей!

— Нет! Хватит!

Чудовище внезапно раздвинуло стенки и попыталось проникнуть внутрь, заерзав бедрами, я сама себя загнала в угол, насадившись на толстый мужской палец.

Сила скрутилась внизу живота, посылая импульсы по всему телу, о том, что оно живо, о том, что пора приходить в себя и выпить этот сосуд жизненной силы до дна!

— Рохан! Прошу! Остановись!

Но косматый продолжил ласку, пощекотав меня изнутри, прокручивая палец во все стороны, размазывая выделившуюся смазку.

Большим пальцем он массировал чувственный бугорок, я дергалась, но продолжая быть придавленной, попросту тратила силы.

— Рохан, прошу! Я не хочу тебя убивать! — Взмолилась я, закрыв глаза, пытаясь договорится с внутренним монстром не убивать это рыжее чудище.

— Пей. Ты едва жива. — Прошептал он, и сильнее задвигал пальцем внутри меня, призвав к помощи еще один.

Я сдалась.

Внутри завыла тоска. Как не странно, я не хотела убить рыжего. Сейчас он был гарантом моей такой размытой свободы, предоставляя мне крышу над головой, еду и защиту, хоть все это имело ряд ограничений.

Но тело уже впитывало его жизнь, чавкая и хлюпая втягивая желание похоти, что я пробудила в нем, упиваясь, восстанавливая и собирая меня по частям.

Я рассыпалась на кусочки, взорвавшись в воздухе, как только горячие губы, пощекотав меня окружающими их волосами сомкнулись на моем соске и сладко его втянули.

Глаза закатились, в них помутилось, и я не видела ничего, кроме тусклого огня дров в камине, что практически прогорели.

Отдышавшись я резко села и открыла глаза, прикрывая руками все что только возможно.

Косматый сидел на стуле, напротив топчана, на котором лежала я и склонив голову к груди тяжело дышал.

— Зачем? — На глаза навернулись слезы. — Я же просила не надо!

— Замолчи. Визжишь как свинья. — Он поднял голову и улыбнулся. Устало, но довольно, как кот, который долго искал крынку со сметаной и уже отчаявшись, нашел ее и обожрался. — Я в порядке.

— Придурок! Я чуть тебя не убила!