— Договорились.

Она ждала, что он что-то добавит, но отец молчал.

— И это все?! — вскинулась она. — Все, что ты можешь ска­зать? Отец, казалось, не находил подходящего ответа.

— Хочешь есть? Я поджарил бекон.

— Бекон?! Ты поджарил бекон?

— Ой-ой, — пробормотал Джона.

Отец вопросительно взглянул на него.

— Она вегетарианка, па, — объяснил он.

— Правда? — хмыкнул отец.

— Уже три года, — ответил за нее Джона. — Но она иногда бывает не в себе, так что тут нет ничего удивительного.

Ронни потрясенно воззрилась на него, гадая, почему беседа приняла какой-то странный оборот. Речь шла не о беконе, а о том, что случилось вчера вечером.

— Давай сразу договоримся, — отчеканила она. — Если ты когда-нибудь еще пошлешь копа, чтобы привести меня домой, я не просто откажусь играть на пианино. Я не просто уеду домой. Я больше в жизни не буду с тобой разговаривать. А если не ве­ришь, попробуй проверить! Я уже прожила три года, ни единого слова тебе не сказав, и мне это далось легче легкого!

С этими словами она потопала обратно в спальню. Принял душ, оделась и ушла из дома.

         И первое, о чем подумала, шагая по песку, что зря не надела шорты. Было уже жарко, и воздух был горячим и влажным. По всему пляжу на разостланных полотенцах лежали люди; дети играли в волнах прибоя. Она заметила с полдюжины виндсерферов со своими досками, ожидавших подходящей волны.

Бродячий цирк уже уехал, аттракционы разобрали и лотки увезли. Остались только кучи мусора и остатков еды.

Вскоре Ронни добралась до небольшого делового центра. Магазины еще не открылись, но большинство были из тех, куда она ногой не ступала: туристические пляжные лавчонки, пара магазинов одежды, специализирующихся на продаже блузок и юбок, которые могла бы носить ее мать. «Бургер-кинг» и «Макдоналдс», два места, куда она из принципа отказывалась захо­дить. Отель и несколько модных ресторанчиков — вот почти и все. Ее заинтересовали только магазин для серферов, музыкаль­ный и старомодная закусочная, где было бы приятно посидеть с друзьями... будь у нее друзья.

Ронни вернулась обратно на пляж и, огибая дюну, отмети­ла, что народу прибавилось. День выдался прекрасный: солнеч­ный, ветреный, небо было безоблачным и синим. Будь рядом Кейла, Ронни, возможно, решила бы провести весь день на сол­нышке, но Кейлы здесь не было, а она вовсе не собиралась на­девать купальник и сидеть в одиночестве. Но что еще остается

делать?

Что, если попытаться найти работу? Под этим предлогом можно целыми днями не появляться в городе. Она не видела в витринах объявлений «Требуется», но кому-то нужны люди, верно?

— Ты вчера добралась до дома? Или коп начал к тебе при­ставать?

Оглянувшись, Ронни увидела Блейз, сидевшую на дюне. По­думать только, Ронни так задумалась, что даже ее не заметила.

— Никто ко мне не приставал.

— О, значит, это ты к нему приставала?

— Ты закончила? — сухо спросила Ронни.

Блейз пожала плечами, лукаво подмигнула, и Ронни неволь­но улыбнулась.

— Так что случилось после моего ухода? Что-нибудь волну­ющее?

— Нет. Парни ушли, не знаю куда. Оставили меня одну.

— Ты не пошла домой?

— Нет.

Она встала и стряхнула песок с джинсов.

— Деньги есть?

— А что?

Блейз выпрямилась.

— Я ничего не ела со вчерашнего утра. Я дико голодна.

Уилл стоял в яме под «фордом-эксплорером», следя за мас­лопроводом и одновременно стараясь отвязаться от Скотта: лег­че сказать, чем сделать. Скотт постоянно приставал к нему на­счет вчерашнего вечера, с тех пор как они утром приехали на работу.

— Ты все не так понимаешь, — продолжал Скотт, пытаясь зайти с другой стороны. Он уже успел снять с полки три банки с маслом. — Есть разница между «перепихнуться» и «вновь сой­тись».

— Мы с этим еще не покончили?

— Покончили бы, будь у тебя хоть капля здравого смысла. Но, судя по всему, очевидно, ты сбит с толку. Эшли не хочет воз­вращаться к тебе.

— Ничего подобного, — отмахнулся Уилл, вытирая руки бу­мажным полотенцем. — Она хотела именно этого.

— А Касси говорит иначе.

Уилл отложил полотенце и потянулся к бутылке с водой. Мастерская его отца специализировалась на ремонте тормозов, и па всегда хотел, чтобы она выглядела так, словно пол только что натерт и двери пять минут назад распахнулись для клиентов. К сожалению, кондиционер был для него далеко не так важен, и летом средняя температура чем-то напоминала пустыню Мохаве и Сахару.

Он долго пил, не торопясь осушить бутылку, в нелепой надежде, что Скотт заткнется. Более упертого человека, чем он, нет на свете. Этот парень способен кого хочешь свести с ума!

— Ты не знаешь Эшли, как знаю ее я, — вздохнул Уилл. — и кроме того, все кончено. Не знаю, почему ты постоянно об этом талдычишь.

— Но я твой друг, и ты мне небезразличен. Я хочу, чтобы ты наслаждался этим летом. И сам хочу наслаждаться. Хочу нако­нец заполучить Касси.

— Ну и кто тебе мешает?

— Все не так-то просто. Видишь ли, прошлой ночью я тоже так посчитал. Но Эшли ужасно расстроилась, и Касси не захо­тела ее оставить.

— Мне очень жаль, что ничего не вышло.

— Да, сразу видно, что жаль, — с сомнением пробормотал Скотт.

К этому времени масло успело стечь. Уилл схватил банки и стал взбираться по лестнице, пока Скотт оставался внизу, чтобы вставить сливную пробку и слить использованное масло в ка­нистру для переработки.

Уилл открыл банку и, вставив воронку, глянул вниз, на Скотта.

— Эй, кстати, ты видел девушку, которая остановила драку? — спросил он. — Ту, что помогла малышу найти мать?

Скотт не сразу понял, о чем он.

— Ту крошку с вампирским макияжем и в майке с дурацкой рыбкой?

— Она не вампир.

— Да. Видел. Коротышка с уродливой фиолетовой прядь волосах и черным лаком для ногтей? Ты еще вылил на нее газировку. Она посчитала, что от тебя несет потом.

— Что?!

— Я только говорю, что ты не заметил выражения ее лица, еле того как с ней столкнулся. Зато я видел. Она отскочила как ошпаренная. Отсюда вывод, что от тебя, возможно, несло потом.

— Ей пришлось купить новую майку.

— И что?

Уилл опрокинул над воронкой вторую банку.

— Не знаю. Она просто меня удивила. И раньше я ее здесь не видел.

— Я повторяю: что из этого?

Дело в том, что Уилл сам не знал точно, почему думает о де­вушке. Особенно учитывая, как мало о ней знал. Да, она хоро­шенькая, он заметил это сразу, даже несмотря на фиолетовые волосы и темный макияж, но на этом пляже полно хорошеньких девушек. И дело не в решимости, с которой она остановила дра­ку. Нет, он постоянно вспоминал, как нежно она утешала упавшего малыша. Он заметил эту нежность под напускной резко­стью и теперь сгорал от любопытства.

Она совсем не похожа на Эшли. И не потому, что Эшли плохой человек, это не так. Но в Эшли чувствовалась некоторая ограниченность, даже если Скотт предпочитает в это не верить. В мире Эшли все разложено по аккуратным маленьким коробочкам: популярный или нет, дорогой или дешевый, богатый или бедный, красивый или уродливый. И он наконец устал от этих поверхностных суждений и неспособности видеть другие оттенки,

кроме черного и белого.

Но девушка с фиолетовой прядью в волосах...

Он сразу понял, что она не такая. Конечно, нельзя быть абсолютно уверенным, но он побился бы об заклад, что это так. Она не расклеивает ярлыки на аккуратных коробочках, потому что и свое «я» не помещает ни в одну, и это поразило его как нечто свежее и новое, особенно по сравнению с девушками, которых он знал в школе. Не говоря об Эшли.

Хотя в гараже было полно работы, мысли возвращались к девушке чаще, чем ему хотелось бы.

Не все время. Не постоянно. Но достаточно, чтобы он по­нял: по какой-то причине ему хочется узнать ее получше. Неда­ром он гадал, когда снова ее увидит.

Блейз направилась к закусочной, которую Ронни видела, проходя через деловой центр, и нужно признать, в этой забега­ловке было некоторое очарование для тех, кто тосковал по пя­тидесятым годам прошлого столетия. Перед старомодной стой­кой стояли табуреты, пол был вымощен черно-белыми плитами. Вдоль стен стояли кабинки, обтянутые потрескавшимся крас­ным винилом. Меню было написано мелом на доске, и насколь­ко могла судить Ронни, за последние тридцать лет менялись толь­ко цены.