— О чем ты думаешь?

Он провел рукой по готовой части витража.

— Ты когда-нибудь задумывалось над тем, что значит быть другом?

— Не совсем понимаю, о чем ты.

— Насколько далеко ты зайдешь, чтобы защитить друга? — неожиданно спросил он.

Ронни поколебалась.

— Полагаю, это зависит от того, что сделал друг. И насколь­ко это серьезно.

Она вдруг положила руку ему на плечо.

— Почему ты мне не скажешь?

Уилл не ответил, и она подвинулась ближе.

— Понимаешь, рано или поздно ты все равно должен пос­тупить как надо, даже если это сложно. Я знаю, что мои слова тебе не помогут, и не всегда поймешь, какой именно поступок правильный. Но даже когда я оправдывала свое воровство в ма­газинах, в глубине души знала, что это неправильно. Плохо. Некоторые люди могут с этим жить, особенно если проступки или преступления сходят им с рук. Они видят оттенки серого там, где я вижу черное и белое. Но я не из тех людей и, думаю, ты тоже. 

Взгляд Уилла скользнул в сторону. Он хотел довериться ей, жаждал рассказать все, тем более что сознавал ее правоту, но не мог найти слов. Ронни понимала его так, как ни один человек в мире. А ведь он мог бы учиться у нее! Рядом с ней он сам стано­вится лучше. И он так в ней нуждается!

Но он только молча кивнул, и она положила ему голову на грудь.

Когда они наконец вышли из мастерской, Уилл остановил ее, прежде чем она направилась к дому, притянул к себе и стал целовать в губы, щеки, шею. Ее кожа горела огнем, словно она часами лежала на солнце, и, снова поцеловав Ронни в губы, он почувствовал, как она дрожит. Он зарылся руками в ее волосы и, продолжая целовать, прижал к стене мастерской. Он любил ее, хотел и чувствовал, как ее руки медленно двигаются по его спине и плечам. Ее прикосновения воспламеняли его, дыхание обдавало жаром, и остатки разума стали поки­дать Уилла.

Но тут Ронни уперлась кулачками ему в грудь.

— Пожалуйста, — выдохнула она, — нам нужно остано­виться.

— Почему?

— Не хочу, чтобы па нас застал. Возможно, он сейчас смот­рит на нас в окно.

— Мы просто целовались!

— Да... и вроде как слишком горячо, — засмеялась она.

Довольная улыбка расплылась по лицу Уилла.

— Что? Мы же только целовались?

— Я говорю, что это походило... словом, поцелуи явно вели к чему-то еще, — отрезала она, одергивая рубашку.

— И в чем проблема?

Но она мгновенно стала серьезной, и он понял, что пора пре­кратить игры. Она дело говорит, как бы ему ни хотелось продол­жить...

— Ты права, — вздохнул он, приобняв ее за талию. — Попы­таюсь себя контролировать.

Она чмокнула его в щеку.

— Я полностью в тебе уверена.

— Спасибо огромное, — простонал он.

Ронни подмигнула:

— Пойду посмотрю, как там па.

— Ладно. А мне нужно быть на работе с утра пораньше.

— Жаль, что мне не нужно быть на работе раньше десяти, — улыбнулась она.

— Тебя по-прежнему заставляют кормить выдр?

— Да они без меня с голоду подохнут! Я, можно сказать, те­перь незаменима.

— Говорил я тебе, что ты хранительница? — засмеялся он.

— Кроме тебя, этого никто не утверждает. Но, да будет тебе известно, совсем не плохо, когда и ты рядом!

Ронни проводила взглядом Уилла, прежде чем войти в дом. Она  непрестанно думала о том, что он сказал. Прав ли он насчет Блейз?

Предстоящее заседание суда тяжестью лежало на плечах. Иногда она задавалась вопросом, действительно ли предчувствие наказания страшнее самого наказания.

По мере того как шли недели, она все чаще просыпалась сре­ди ночи и потом не могла заснуть. Не то чтобы она так уж боя­лась попасть в тюрьму — это весьма сомнительно, — но неужели давние преступления будут всегда ее преследовать? Должна ли она рассказать о них будущим работодателям? Сможет ли она найти работу преподавателя? Она не знала, хочет ли пойти в кол­ледж и вообще быть учителем, но страх оставался. И так будет всегда?

Адвокат так не думала, но гарантировать ничего не могла.

А тут еще и свадьба. Уиллу легко ее приглашать. Думает, что все будет нормально. Но она знала, что Сьюзен не желает ее ви­деть на свадьбе дочери. Не хватало еще быть помехой! В конце концов, это день Меган.

Ронни поднялась на заднее крыльцо и уже хотела войти в дом, когда услышала скрип кресла-качалки. Девушка в ужасе подскочила, но тут же увидела Джону, наблюдавшего за ней.

— Это. Было. Так. Вульгарно.

— Что ты здесь делаешь? — выпалила она, стараясь унять волнение.

— Слежу за тобой и Уиллом. Как я сказал, это донельзя вульгарно.

Он картинно передернулся.

— Было трудно вас не видеть. Ты стояла прямо около мастерской и целовалась с Уиллом. Все выглядело так, словно он тебя душит.

— Но это не так, — заверила Ронни.

— Я просто объясняю, как это казалось со стороны.

Ронни улыбнулась.

— Поймешь сам, когда станешь старше.

— Поверь, я точно знал, что ты делаешь. Я видел фильмы. И по-прежнему думаю, что это вульгарно, — покачал головой Джона.

— Ты уже это сказал, — напомнила она.

Это, казалось, ненадолго его остановило.

— Куда он ушел?

— Домой. Ему завтра на работу.

— Ты сегодня ночью будешь следить за гнездом? Потому что иначе мы с папой пойдем. Он так предложил.

— Это ты уговорил па ночевать на улице?

— Он сам хочет. Говорит, что это здорово.

Ох, сомнительно что-то...

— Как хотите, — пожала она плечами.

— Я уже приготовил вещи. Спальный мешок, фонарь, соки, сандвичи, коробку крекеров «Ритц», пастилу, чипсы, печенье и теннисную ракетку.

— Собираешься играть в теннис?

— Это на случай, если появится енот. Ну... если попытается напасть на нас.

— Он не станет на тебя нападать.

— Правда? — разочарованно протянул он.

— Впрочем, идея неплохая, — согласилась Ронни. — На вся­кий случай. Кто знает...

Джона почесал в затылке.

— Именно так я и подумал.

— Кстати, витраж такой красивый! — заметила Ронни, по­казывая на мастерскую.

— Спасибо. Па старается, чтобы каждый кусочек ложился идеально. Заставляет меня переделывать по два-три раза. Но выходит здорово.

— Еще бы!

— Только жарко становится. Особенно когда он включает эту штуку для обжига. Прямо как в печи.

«Это и есть печь», — подумала Ронни, но не стала поправ­лять брата.

— Какая жалость. Как идет война за печенье?

— Лучше некуда. Вся штука в том, чтобы есть печенье, пока он отдыхает.

— Па не отдыхает.

— Теперь отдыхает. Каждый день. Часа по два. Иногда при­ходится здорово трясти его, чтобы разбудить.

Она долго смотрела на брата, прежде чем глянуть в окно.

— Кстати, где па?

— В церкви. Тут заходил пастор Харрис. Он часто заходит. Они любят потолковать о том о сем.

— Они друзья.

— Знаю. Но думаю, он просто пользуется этим как предло­гом, а на самом деле ходит играть на пианино.

— На каком пианино? — озадаченно спросила Ронни.

— Его доставили в церковь на прошлой неделе. Вот па и хо­дит туда играть.

— Правда?

— Ой... не знаю, стоило ли тебе это говорить. Может, тебе лучше забыть об этом?

— Почему ты сразу мне не сказал?

— Потому что ты снова наорала бы на него.

— Я не собираюсь орать на него, — запротестовала Ронни. — Когда это я в последний раз орала?

— Когда он играл на пианино. Помнишь?

О да, у парня изумительная память.

— А теперь не буду.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                    — Прекрасно. Потому что я этого не хочу. Завтра мы должны ехать в Форт-Фишер. Лучше, если он будет в хорошем настроении.