Было пасмурно, когда судовая шлюпка доставила их на ветхий деревенский причал. День выдался зябкий, и Тамульские горы маячили на горизонте длинным грязным пятном.

– Как там зовут этого торговца лошадьми? – спросил Тиниен.

– Саблис, – проворчал Улаф.

– От всей души надеюсь, что Оскайн не ошибся. Если этот Саблис отошел от дел, нам придется плестись пешком до самых гор.

Улаф сошел с причала и направился к кислолицему человечку, который чинил на берегу рыбачью сеть.

– Послушай, приятель, – вежливо сказал он по-тамульски, – не скажешь ли, где нам найти Саблиса,торговца лошадьми?

– А ежели мне неохота говорить? – осведомился тощий рыбак гнусавым ноющим голосом, который выдавал в нем одного из тех ничтожных людишек, что скорее удавятся, чем выжмут из себя хоть крупицу вежливости. Тиниен и прежде встречал таких типов, чрезмерно упоенных собственной значимостью и находящих удовольствие в том, чтобы доводить собеседника до бешенства.

– Позволь мне, – шепотом сказал он, положив руку на плечо своего талесийского друга. Напрягшиеся мускулы Улафа недвусмысленно говорили о том, что он готов прибегнуть к насилию.

– Славная сеть, – как бы между прочим заметил Тиниен, ухватив край сети. Затем он вынул кинжал и принялся деловито резать бечевки.

– Ты что делаешь?! – завопил кислолицый рыбак.

– Показываю, – хладнокровно пояснил Тиниен. – Ты сказал: «А ежели мне неохота говорить?», вот я и показываю тебе, что из этого выйдет. Валяй, пошевели мозгами. Мы с другом не торопимся, так что времени у тебя в достатке. – Он сгреб в кулак изрядный кусок сети и вновь прошелся по ней лезвием кинжала.

– Прекрати! – в ужасе завизжал рыбак.

– Э-э… так где, ты сказал, нам найти Саблиса? – с невинным видом осведомился Улаф.

– Его загоны на восточной окраине города, – запинаясь, выдавил тощий рыбак и обеими руками поспешно сгреб свою драгоценную сеть, прижимая ее к груди с почти материнской нежностью.

– Приятного дня, приятель, – сказал Тиниен, убирая кинжал в ножны. – Даже выразить не могу, как мы благодарны тебе за помощь. Ты обошелся с нами в высшей степени любезно.

И рыцари зашагали вдоль причала, направляясь к убогого вида деревушке.

Их лагерь был воплощением аккуратности и порядка – всему здесь находилось свое место, и все располагалось именно там, где ему и надлежало располагаться. Берит давно заметил, что Халэд обустраивал лагерь всегда по одному и тому же образцу. Видимо, в его сознании существовало представление о том, каким должен быть лагерь, и, поскольку это представление было верхом совершенства, Халэд никогда и ничего в нем не менял. Иногда он отличался редкостным постоянством.

– Сколько мы проехали сегодня? – спросил Берит, когда они мыли посуду после ужина.

– Десять лиг, – пожал плечами Халэд, – как всегда. За день по ровной местности можно проехать именно десять лиг.

– Это путешествие никогда не закончится! – посетовал Берит.

– Закончится, – заверил его Халэд, – что бы там тебе ни казалось, мой лорд. – Халэд огляделся и понизил голос до едва различимого шепота. – На самом-то деле, Берит, нам совершенно незачем спешить. Мы могли бы даже ехать и помедленнее.

– Что?!

– Говори тише. Спархоку со спутниками предстоит долгий путь, и мы хотим быть уверены, что они поспеют на место прежде, чем к нам явится Крегер – или кто-то другой. Мы не знаем, когда или где это произойдет, так что наилучший выход для нас – тянуть время, чтобы это не случилось слишком быстро. – Халэд оглянулся на темноту, сгустившуюся за кругом света от костра. – Насколько ты силен в магии?

– Не очень, – сознался Берит, усердно оттирая грязную миску. – Мне предстоит еще долго учиться. Что тебе от меня нужно?

– Смог бы ты сделать так, чтобы один из наших коней захромал – без того, само собой, чтобы калечить его на самом деле?

Берит порылся в памяти, но покачал головой.

– Кажется, я не знаю таких заклинаний.

– Жалко. Охромевший конь – отменная причина замедлить продвижение.

Это пришло неожиданно, без малейшего предупреждения, – Берит ощутил зябкое покалывание в шее, пониже затылка.

– Ну достаточно, – сказал он громче. – Я не для того стал рыцарем, чтобы протирать дыры в тарелках. – Он ополоснул тарелку, стряхнул с нее лишнюю воду и сунул в мешок.

– Ты тоже это почувствовал? – шепот Халэда исходил из казавшихся совершенно неподвижными губ. Берит был поражен. Откуда Халэд мог это узнать?

Берит затянул ремни на дорожном мешке и коротко кивнул.

– Подбросим дров в костер и ляжем спать. – Он сказал это достаточно громко, чтобы его слова можно было расслышать в темноте за кругом света. Они направились к груде заготовленного хвороста. Берит бормотал заклинание, стараясь скрыть движения своих рук.

– Кто это? – И снова губы Халэда даже не шевельнулись.

– Сейчас разберусь, – прошептал в ответ Берит. Он выпустил заклинание так медленно, что оно, казалось, стекло по каплям с кончиков его пальцев.

Ответное ощущение нахлынуло на него. В нем было нечто знакомое, словно в звуке привычного голоса – только вот вокруг никто не говорил.

– Это стирик, – едва слышно сказал Берит.

– Заласта?

– Нет, не думаю. Его бы я, пожалуй, узнал. Этого человека я никогда не встречал.

– Бери поменьше хвороста, мой лорд, – громко сказал Халэд. – Этого запаса нам должно хватить и на завтрак.

– Хорошая мысль, – одобрил Берит и снова, очень осторожно, потянулся мыслью в темноту. – Он уходит, – прошептал он. – Откуда ты узнал, что за нами следят?

– Почувствовал, – пожал плечами Халэд. – Я всегда чувствую, когда за мной кто-то следит. Ты наделаешь много шума, если призовешь сейчас Афраэль?

– Это хорошее заклинание. Оно совершенно беззвучно.

– Ну так расскажи ей об этом. Пускай знает, что за нами следят, и делает это стирик. – Халэд опустился на колени и принялся аккуратно подкладывать в огонь сухие сучья. – Твоей личине поверили, – заметил он.

– С чего ты взял?

– Они не стали бы посылать стирика, если б знали, кто ты такой на самом деле.

– Разве что у них не осталось никого, кроме стириков. Быть может, Праздник Урожая, который устроил Стрейджен, оказался куда действеннее, чем мы думали.

– Ну, об этом можно проспорить всю ночь. Просто сообщи Афраэли о нашем госте. Она передаст это остальным, и пускай они наживают головную боль логическими рассуждениями на эту тему.

– Неужели тебе это ничуть не интересно?

– Не настолько интересно, чтобы лишиться сна. В этом одно из преимуществ простолюдина, мой лорд. От нас не требуется искать ответа на головоломные вопросы. Это удовольствие достается вам, аристократам.

– Спасибо, – кисло отозвался Берит.

– Не за что, мой лорд, – ухмыльнулся Халэд.

Спархоку никогда прежде не доводилось зарабатывать себе на жизнь, и он нашел, что это занятие ему не по душе. Он очень скоро возненавидел толстошеего боцмана капитана Сорджи. Боцман был грубияном, тупицей и омерзительно жестоким. Казалось, ему особое удовольствие доставляет измываться над новичками, поручая им самую утомительную, скучную и грязную работу. Спархок обнаружил, что целиком и полностью разделяет классовые предрассудки Халэда, и порой ночами всерьез помышлял о том, чтобы прикончить боцмана.

– Всякий работник ненавидит своего нанимателя, Фрон, – говорил ему Стрейджен, используя вымышленное имя Спархока. – Это в порядке вещей.

– Я бы мог стерпеть его, если бы он из кожи не лез, лишь бы оскорбить нас, – проворчал Спархок, оттирая палубу куском пемзы.

– Это его работа, друг мой. Злые люди усерднее трудятся. Твоя проблема в том, что ты всегда смотришь ему прямо в лицо. Если бы ты не поднимал глаз, он бы так не цеплялся к тебе. Как бы это плавание не оказалось для тебя слишком долгим.

– Или чересчур коротким – для него, – мрачно проворчал Спархок.

Он размышлял об этом и ночью, безуспешно пытаясь заснуть в гамаке. Спархок от всего сердца жалел, что не может добраться до того идиота, который решил, что матросам надлежит спать в гамаках. От движения корабля гамак все время раскачивался, и Спархоку постоянно чудилось, что он вот-вот вывалится на пол.