– Три-четыре! – скомандовал Федор.

И двор огласился согласованными криками:

– Лю-ба! Лю-ба! Лю-ба!

Мгновенно в окнах второго, третьего и четвертого этажей появились женские фигуры в больничных халатах. Кое-кто распахнул створки окон. Братьев увидели; женщины заулыбались, показывая на них друг другу.

– Люба Демилле у вас? Позовите Любу! – просили братья.

...Любаша подошла к распахнутому окну и окинула взглядом двор. Он был пуст, лишь к стволу тополя была прислонена лесенка, да стоял рядом черный «дипломат» с блестящими замками.

– Где? – спросила Люба у позвавшей ее подружки.

– Да вот они, красавцы!

Любаша подняла взгляд и увидела прямо перед собою, метрах в десяти, в густой листве тополя улыбающихся братьев, сидящих на ветке, как птицы. Федор держал перед собою букет.

– С ума сошли... – прошептала она растерянно, чувствуя, что к горлу подступает комок.

– Который муж? – спросила подружка.

– Это братья, – объяснила Люба.

– А-а, братья... – кивнула подружка и отошла.

– Любаша, поздравляем! Молодец! – крикнул Демилле.

– Люба, я... Ты... – Федор смешался.

Он размахнулся и метнул цветы в окно. Букет алых роз, точно горящая комета, пересек короткое пространство и влетел в палату. Его тут же подхватили женщины – ахали, охали, вдыхали аромат цветов. А Любаша все смотрела на братьев, не могла насмотреться. Казались они ей молодыми, вспоминалось время, когда жили все вместе, и отец был жив... Словно угадав ее мысли, Евгений Викторович спросил:

– Помнишь, как я твоих ухажеров выслеживал на дереве?

Все трое счастливо засмеялись.

– Сейчас Ваню на кормление принесут, – сказала Любаша. – Хотите, покажу?

– Давай! – сказал Демилле.

Внезапно внизу, из дверей больницы выскочила пожилая медсестра в белом халате и, производя отчаянные крики, принялась бегать под деревом, как лайка, выследившая белку.

– Ах вы, безобразники! И не стыдно! Взрослые люди! Слазьте сей же час!

Несмотря на грозный тон, старушка не могла скрыть восхищения братьями – кричала по долгу службы, а не от души. Евгений и Федор не спеша слезли с дерева и отнесли лестницу на место. Удовлетворенная старушка покинула поле боя.

Когда они возвратились под окно, Любаша была уже не одна. На руках она держала туго спеленатый сверток, откуда выглядывала крошечная смуглая головка с закрытыми глазками. Братья оценивающе поглядели на новоявленного племянника.

– Нормальный пацан! – крикнул Федор.

– Везет тебе на мальчишек! – крикнул Демилле.

– Стараюсь! Женя, Федя, позвоните маме, скажите, чтобы Ника принесла сливок и орехов. У меня молока мало... Ну, я пошла кормить! – Любаша помахала рукой и скрылась.

Братья несмело переглянулись. Оба одновременно почувствовали, что внутри опустело, завод кончился. То был порыв, не больше. Теперь каждому нужно было возвращаться на свою дорогу.

Они сели на скамейку и закурили.

– Пять лет не курил, – усмехнулся Федор.

Он выглядел виноватым. Знал, что все возвращается на круги своя, помочь Любаше и Евгению он ничем не может, да они и не нуждаются. Мысли вернулись к дому, к жене, и Федор впервые ужаснулся, вспомнив, как обругал ее. Предстоял неприятный разговор. Тут же его поразила более страшная мысль: он вспомнил, что оставил на кухонном столе иконку. Положим, Алла знает о его тайне, но вдруг увидит Вика? Это катастрофа. Единственная надежда, что жена догадается спрятать.

Евгений Викторович заметил перемену в брате, но не осуждал. Скорее, был благодарен ему, ибо не ожидал и этого порыва. Впрочем, от себя он тоже не ожидал подобного. Он уже прикидывал – куда идти, вспомнил о новой своей службе, поморщился...

Братья поднялись одновременно.

– Ну, бывай, – сказал Евгений, обнимая брата.

– Женя, если что нужно... – неуверенно пробормотал Федор.

– Ничего, Федя. Все путем.

По его объятию Федор понял, что брат больше не придет и звонить не будет. Он с горечью отметил, что эта мысль принесла ему облегчение. «Не склеить... Ничего не склеить», – констатировал он уже почти без сожаления. Что ж, значит, так тому и быть. Каждому свое.

И тут же он вспомнил о пульсе. Как он мог забыть? Непростительно. Проводив глазами Демилле, Федор положил пальцы на запястье. Пульс был семьдесят девять ударов. Федор Викторович похолодел и принялся искать валидол. Скляночки не было! Очевидно, впопыхах он забыл ее дома, чего не случалось с ним уже много лет. Лоб его покрылся испариной, он беспомощно огляделся по сторонам и шаркающей стариковской походкой осторожно направился к телефону-автомату, находившемуся у ворот медицинского института.

Он набрал номер, чувствуя, что пульс от волнения полез вверх.

– Алла? Я забыл валидол. Что делать?

– Купи в аптеке! – Алла швырнула трубку.

И правда, как он не догадался! Ему стало чуточку легче. Он сел в трамвай и доехал до площади Льва Толстого. Здесь его ждал новый удар: аптека была закрыта. Федор Викторович почувствовал, как сжалось сердце, схватился за левый бок и прислонился к стене. Проходивший мимо старик остановился.

– Вам плохо? Хотите валидол?

– Да-да! Если можно...

Старик вытряхнул на ладонь Федора две таблетки, и тот засунул их в рот. Во рту похолодело. Ему показалось, что боль отступает. Поблагодарив старика, Федор направился к остановке троллейбуса.

Когда он вернулся домой, серый от переживаний, то застал на кухне жену, беседующую с небольшого роста майором милиции. На лоб майора падала жесткая прядь волос, похожая на воронье крыло. На столе стояла чашка чая.

В голове Федора пронеслось несколько мыслей, не успевших сформироваться из-за быстроты передвижения. Он в растерянности остановился в дверях кухни. Майор шагнул ему навстречу, четким движением вынул из кармана удостоверение и, ловко раскрыв его указательным пальцем, подержал пару секунд перед носом Федора Викторовича.

– Майор Рыскаль.

Федор от волнения не смог прочесть фамилию в удостоверении, и оно исчезло в кармане майоровской тужурки. Мысли Федора все прыгали в разного рода предположениях: почему-то они были связаны с «Жигулями» цвета морской волны, с установкой гаража, хотя противозаконных действий совершено было не более, чем обычно.

Они уселись за стол, и Федор, слегка устремившись вперед, искательно поглядел на майора. Тот вынул из кармана конверт.

– Это вы писали?

Федор взял конверт, недоуменно повертел его в руках. Это было его письмо к брату, как ни странно, нераспечатанное.

– Я, – сказал он грустно.

– Вы виделись со своим братом, Евгением Викторовичем Демилле?

– Да, только что.

– Знаете ли вы, что на него объявлен всесоюзный розыск?

Федор похолодел. На миг перед его внутренним взором выпрыгнул увиденный недавно на аэровокзале плакат «Их разыскивает милиция» с уголовными физиономиями разыскиваемых.

– Нет, я не в курсе.

– Значит, вам он не говорил. А как вам показалось – знает ли он об этом?

Федор, ободренный сравнительно безопасным для него течением следствия, напряг память. Действительно, что-то в действиях брата показалось ему подозрительным. Не успел он высказать свое предположение, как в разговор вмешалась Алла.

– Наверняка знает! – отрезала она.

– Почему вы так думаете? – обратился к ней Рыскаль.

– Он внешность изменил. Никогда у него усов не было и таких длинных волос. Одежда тоже нехарактерная.

Рыскаль подробно выспросил, как был одет Демилле, сведения записал в книжечку. Потом спросил: – А где сейчас живет, он не говорил?

– Нет, – покачал головой Федор.

– Говорил, неправда! – Алла инстинктивно дернулась вперед, как собака, взявшая след. – Он сказал, что ночует в коктейль-баре!

– В коктейль-баре? – удивился Рыскаль. – В каком?

– Мы не спросили.

Рыскаль недовольно хмыкнул, уставился в книжечку. Когда он поднял на супругов глаза, в них блеснула неприязнь.

– Он ничего не рассказывал о себе? Какие-нибудь странные события? – продолжал допрос Рыскаль.