«Значит, жив-здоров...» – подумала она почти разочарованно. В глубине души ждала услышать о каких-то переменах в его судьбе, неприятностях, невзгодах – тогда легче было бы сломить себя. Но, судя по голосу незнакомой женщины, у Демилле, по крайней мере на работе, ничего не изменилось. Привыкши доводить дело до конца, Ирина позвонила на службу Любе Демилле, но уже с прохладным чувством, скорее, чтобы подтвердить свою догадку. «Ее нет. Она в декретном отпуске», – сказал мужской голос; в его тоне был некий намек и игривость. Ирина почему-то разозлилась на себя, но проклятое мамашино упорство не давало бросить задуманное на полпути. Она набрала номер Анастасии Федоровны.

Трубку подняла Любаша. «А... это ты... – сказала она довольно холодно, узнав голос Ирины. – Ну, как поживаешь?» – «Нормально», – подобравшись, ответила Ирина. «Я так и думала...» – сказала Любаша. Разговор с самого начала принял враждебный характер.

Никто не хотел уступать. Чем более неприязни слышалось Ирине в голосе золовки, тем злее она становилась. Ну зачем она позвонила?! Дура! Так ей и надо! «У Жени тоже все нормально, если тебя интересует. Он у Натальи жил, сейчас в Комарово...» – «У какой Натальи?» – чуть не вырвалось у Ирины, но она сдержалась и ответила: «Я рада за него». – «Как Егор? Что Жене сказать?» – сжалилась наконец Любаша, но Ирина уже закусила удила. «Прекрасно. Мы с ним едем отдыхать...» – «Так тебе деньги нужны? Я ему скажу. Куда прислать?» – поинтересовалась Любаша. «Нет, спасибо. Обойдемся», – задыхаясь, собрав последние силы, ответила Ирина и тут же припечатала трубку к рычажкам. Ее колотила дрожь.

Через два дня заказанная Григорием Степановичем машина перевезла Ирину с Егоркой и необходимыми вещами на дачу.

Узнав о звонке жены, Евгений Викторович излил на Любашу всю досаду и горечь прошедших месяцев. Как можно было разговаривать подобным образом? Неужели Любаша не знает ее гордости? Почему, черт побери, она решает за него? Но Любаша была тверда. «Ничего я не решаю. Она сама трубку швырнула. Цаца!.. Вам нужно разойтись и забыть. Для вас же лучше».

Единственное, что удалось узнать достоверно: Ирина и Егор едут отдыхать. Куда? Конечно, в Севастополь, решил Евгений Викторович. Сам Бог велел Ирине укрыться под жестким, но надежным крылом Серафимы Яковлевны.

Рассудив так, Демилле бросился доставать билет на поезд. Самолетов он не любил, кроме того, была опасность прилететь раньше Ирины. Как тогда объяснишь? Нет, пускай объясняет сама.

Он выстоял одуряющую очередь в кассах и купил билет в общем вагоне без плацкарты – единственное, что смогли предложить ему на ближайшее время в разгар отпускного сезона.

Вот уже несколько суток Евгений Викторович ночевал у Безича, которому он пришел сообщить о смерти Аркадия. Безича известие потрясло, он непрестанно заводил разговор о жертвах системы, вызывая у Демилле чувство, похожее на зубную боль. Поэтому поездка в Севастополь оказалась весьма кстати.

Через несколько дней Демилле мчался на юг в раскаленном душном поезде, пропахшем соляркой и потом. При нем был только что купленный портфель с самым необходимым: электробритва, пара сорочек, плавки.

Дорога тянулась долго; Демилле курил в тамбуре, глядя на проплывающие кукурузные поля, перемежающиеся с подсолнечниками, долго валялся на жесткой полке, вспоминая студенческую молодость, когда ездил на целину. Окружающие раздражали непрерывными едой и питьем, бессмысленной карточной игрой, глупыми, пустыми разговорами. Демилле вообще чрезвычайно страдал от глупости, она казалась ему невыносимой. Находясь во взвинченном состоянии, он замечал каждую мелочь.

С трудом приходилось удерживаться, чтобы не вступить в спор, не просветить эти темные головы, не оборвать пошлость. Он понимал, что это лишь унизило бы его, никак не рассеяв глупость.

Поезд пришел в Севастополь утром. Несмотря на ранний час, было жарко. Демилле обмыл лицо у питьевого фонтанчика, сел в троллейбус и поехал к центру города. Чистые улицы, лица отдыхающих, белые форменки матросов успокаивающе действовали на него. Он любил Севастополь с тех пор, как впервые приехал сюда с Ириной через полтора года после свадьбы, когда страсти, вызванные историей с Лилей и замужеством Ирины, несколько улеглись. Первым делом Евгений Викторович посетил городской пляж, где разделся и с упоением рухнул в соленую воду. Море и солнце опьянили его; искупавшись, он зашел в пивной зал в виде грота и выпил кружку ледяного пива. Как мало нужно для счастья! Демилле неосознанно старался оттянуть визит к теще. На это имелись две причины – его волновала предстоящая встреча с семьей, и он все пытался найти нужный тон первых хотя бы фраз, перебирая их все – от небрежных, в стиле «ничего не случилось», до холодновато-замкнутых, корректных – «я сам по себе». Второю причиною была взаимная нелюбовь Демилле и тещи, что вовсе не редкость.

Наконец он собрался с мыслями и пошел к Нахимовской пристани. Дом тестя и тещи находился на Северной стороне. Демилле устроился на корме катера с загадочным наименованием «Терренкур». Оставляя пенный след, катер не спеша пересек бухту.

Евгений Викторович вскарабкался в гору по крутой лесенке, начинавшейся прямо у пристани на Северной стороне, прошел мимо памятника Славы и начал спускаться вниз по улочкам, по обе стороны которых стояли утопавшие в зелени виноградников особняки. И чем ближе он подходил к дому родителей жены, тем сильнее билось его сердце, тем более ненужной оказывалась подготовка к встрече. Едва показалась крытая шифером крыша, торчавшая из виноградника, он принялся выискивать там, под сенью лоз, фигурку сына. Во дворе было пусто, только из-за дома, где находилась летняя кухня, доносились звуки: там, по всей видимости, мыли посуду. Демилле отворил калитку, поднялся на две бетонные ступеньки и пошел к дому по выложенной плитками дорожке. Не успел он сделать двух шагов, как из дверей особняка выплыла массивная фигура Серафимы Яковлевны в цветастом сарафане. Теща приложила ладонь ко лбу козырьком, вглядываясь в гостя.

– Любимый зять пожаловал! Вот так радость! – воскликнула она громко, чтобы было слышно окрест, и двинулась к нему вперевалку, расставив красные окорока рук.

Для торжественной встречи не хватало зрителей, поэтому Серафима не особенно спешила. Но вот появились и зрители в виде вынырнувших вдруг в соседних дворах по обе стороны особняка улыбающихся лиц соседей. Публика была на месте, можно было начинать.

Теща подошла к Евгению Викторовичу и трижды облобызалась с ним, отчего он сразу начал страдать.

– Подставляй макушку! – провозгласила Серафима, выказывая тем наивысшую форму любви, ибо с таким возгласом обращалась обычно к внуку. Демилле, страдая еще больше, склонил голову, и теща, обхватив его уши, с силою чмокнула зятя в темя.

Когда-то подобные изъявления любви могли ввести Евгения Викторовича в заблуждение, но давно, давно это было! Вот уже лет десять взаимная антипатия тещи и зятя не вызывала никаких сомнений и была известна всей Северной стороне. Тем сильнее раздражало Евгения Викторовича это фарисейство.

– А где же мои зайцы? Где доча? Где Егор? – произнесла теща, и Демилле мгновенно сообразил, что Ирины и Егорки в Севастополе нет. Мало того, родители наверняка не в курсе произошедших в Ленинграде событий. На этот маловероятный, как ему представлялось, случай у него был уже ответ, своего рода домашняя заготовка.

– Я один, – развел руками Демилле, изображая вздохом уныние. – Служебная командировка.

– Надолго?

– Как сложится, – уклончиво отвечал он. – Авторский надзор, такая вещь...

– Сейчас варениками накормлю. Годится? – теща пошла к летней кухне, Демилле двинулся в кильватере.

Публика рассеялась, довольная увиденным и заряженная этой сценой на долгие разговоры.

Евгений Викторович был не на шутку расстроен. Мало того, что он не нашел здесь семью, он еще и ошибся в расчетах и потому чувствовал себя, как шахматист, сдавший партию. Он был уверен, что Ирина здесь, – и вот поди же! Где же она в таком случае? Неужели обманула Любашу, сказав, что едет отдыхать? Нет, на нее не похоже, она никогда не врет. Что делать ему в такой ситуации?