– Ах, нес какую-то ахинею, – вздохнула Алла.

– Говорил, что его дом куда-то улетел. Ну, сами понимаете... – Федор развел руками, словно извиняясь.

– Это правда. Дом улетел еще весной, – отрубил Рыскаль.

Супруги покосились друг на друга, не смея возразить.

– Что он еще рассказывал про себя? О жене вспоминал?

Федор пожал плечами.

– Ну и семейка! – зло сказал Рыскаль. – Когда вы его снова увидите? Он придет к вам?

– Не знаю... Может быть, и нет.

Рыскаль только крякнул и поднялся со стула. В прихожей он надел фуражку, повернулся на каблуках к Федору и Алле:

– Настоятельная просьба: если Демилле появится у вас или вы узнаете о его местонахождении, сообщите по телефону ноль-два дежурному УВД для майора Рыскаля.

– Да-да, непременно... – испуганно сказал Федор.

Рыскаль холодно откозырял и покинул квартиру Шурыгиных, не сказав более ни слова.

Федор и Алла поглядели друг на друга. Им обоим вдруг вспомнилась их квартира с кондиционером в Триполи с видом на ослепительной синевы бухту, обрамленную пальмами... Федор набрал номер Аэрофлота и в ответ на приятный женский голос «Международный отдел слушает» сказал:

– Девушка, по каким числам рейсы на Триполи?

В середине августа, дождавшись возвращения из Ессентуков обоих Светиков, Рыскаль созвал чрезвычайное заседание Правления в расширенном составе. На нем, кроме членов Правления, присутствовали руководители групп взаимопомощи каждого подъезда, генерал Николаи как представитель общественности микрорайона, жена Рыскаля и оба дворника.

В штабе висела газета «Воздухоплаватель № 5», оформленная Храбровым и Соболевским в подчеркнуто тревожных тонах. Центральное место занимал рисунок дома в разрезе: множество квартир, среди которых бросались в глаза своею отвратительностью многочисленные притоны с нагромождением бутылок, замусоренные лестничные клетки, языки пожара в одной из квартир, бандитизм в другой... – тогда как в соседних изображена была тихая обывательская жизнь с телевизором, кошками и электрическими самоварчиками. Дворники, вконец измученные мусором и алкоголиками, дали волю своей мрачной фантазии. Рисунок получился пугающим. Рыскаль решил не цензуровать: пусть посмотрят, во что мы превратились. Сам он написал передовицу в тоне спокойном, но решительном, с перечислением всех фактов антиобщественных и уголовных деяний, случившихся во вверенном ему доме за лето. Остальные тексты принадлежали дворникам. Надо сказать, что практическая борьба с хулиганами и тунеядцами решительно преобразила творчество прозаика и поэта. Стихи и проза лишены были заумности и следов нарочитого формотворчества – они стали крепче, злее, действеннее.

Майор открыл заседание.

– Я не буду повторяться, товарищи. Факты изложены в моей заметке. Нам нужно выработать практические решения по недопущению впредь подобных фактов. Кто хочет выступить?

– Разрешите мне! – сразу вскинула руку Светозара Петровна.

Она поднялась со стула и обвела членов Правления долгим укоряющим взглядом.

– Товарищи, как могло такое случиться? Вспомните, как хорошо все начиналось!

– Вы имеете в виду наш перелет? – спросил Файнштейн.

– Перестаньте, Рувим Лазаревич! Вам все шуточки! Я имею в виду Первомай, субботник... Как мы могли докатиться до такого?! – она указала на газету. – Я предлагаю выбрать ответственного за воспитательную работу. Надо чаще собираться, товарищи. Назрела необходимость общего собрания...

– С алкоголиками, – вставил Карапетян.

– Я призываю вас к порядку! Если мы здесь, в Правлении, не можем навести порядок, потеряли веру в наши идеалы...

– Эк вы хватили! – крякнул Серенков.

– Да! Потеряли! Почему пишут на стенах? Почему в лифт невозможно войти? Распустились! Надо воспитывать и воспитывать!

– Светик... – промолвил Светозар Петрович.

– Я сказала. Корень в воспитательной работе, – Светозара Петровна села с оскорбленным видом.

Встал Файнштейн.

– Светозара Петровна в своем, как всегда, темпераментном выступлении поменяла местами причину со следствием. Будем жить по Марксу, товарищи...

– Я живу по Марксу! – воскликнула Светозара Петровна.

– ...А Карл Маркс учит нас, что бытие определяет сознание, а не наоборот. Дайте людям сносные условия существования, и они перестанут мочиться в лифтах. Я опять ставлю вопрос о предоставлении членам кооператива равноценной жилплощади в другом районе. Иначе может случиться непоправимое...

– Что? Что – непоправимое? – вскинулся Серенков.

– Убийство и изнасилование у нас уже были. Вы хотите дождаться похищения детей? Растления малолетних? – парировал Файнштейн.

Все притихли. Угроза была, может быть, и преувеличена, но ненамного.

– Порядок нужен. Твердая рука, – сказала Клара Семеновна.

Все посмотрели на Рыскаля. Он в задумчивости поглаживал свое «воронье крыло». Клара волновалась, ожидая его ответа. Но Рыскаль молчал.

– Можно мне? – поднялся дворник Саша Соболевский. – Раньше в каждом подъезде был постовой, и на углах дома тоже. Был порядок. Потом поставили шифрованные замки в дверях, а постовых убрали. Замки сломали через неделю. А постовых не вернули. Надо добиться от Управления, чтобы снова были постовые...

– Правильно! Дело говорит! – раздались возгласы.

– Разрешите? – встал со своего места Николаи.

Члены Правления обратили взоры на активного генерала, который удивил их еще на первом собрании. Глаза Серенкова вспыхнули недобрым огнем; он слишком хорошо помнил выволочку, устроенную ему генералом за дверями собрания.

– Можно, конечно, поставить постовых в каждом подъезде. Но почему только в вашем доме, товарищи? Давайте быть последовательными. Поставим по милиционеру в каждом ленинградском подъезде. И на каждом углу тоже. Почему бы не поставить?

– Милиционеров не хватит, – сказала Малинина.

– Совершенно верно. Сотрудников милиции может не хватить. Что же делать?

– Всем записаться в милицию! – воскликнула Клара Семеновна, вызвав общий смех.

– В этом есть резон, – продолжал генерал, переждав смех. – Только незачем нам надевать мундир.

Есть проверенная форма участия населения в охране общественного порядка. Я говорю о добровольной народной дружине...

Присутствующие как-то поскучнели. Думали, генерал предложит что-нибудь необычное, а тут – опять дружина!

– Вы отставник? – с вызовом спросил Серенков.

– Да. Именно так, – кивнул генерал.

– А мы работаем! Мы дружинники по месту работы. Между прочим, дежурим регулярно. Вы предлагаете и по месту жительства эту лямку тянуть?

– Где вы дежурите? – спросил генерал.

Серенков на секунду смешался, ибо членом никакой дружины не был, но тут же взял себя в руки.

– Это не важно.

– Мы – на проспекте Благодарности. Возле завода, – ответил Карапетян.

– То есть довольно далеко от родного дома, – подхватил генерал. – Вы знаете, от кого вам охранять граждан. От хулиганов. Но вы, к сожалению, не знаете, кого охраняете. Вы бережете покой неких абстрактных земляков. И только. Здесь же вы будете охранять своих близких, знакомых, соседей... Каждому живому существу свойствен инстинкт защиты своего гнезда.

– Значит, все-таки «своя рубашка ближе к телу»? – насторожилась Ментихина.

– Естественно, дорогая Светозара Петровна. И это обстоятельство надо использовать в общественных интересах. Добровольная народная дружина должна создаваться при каждом доме и охранять порядок вокруг своего дома. Тогда ее члены будут знать, кого они охраняют. Своих жен, матерей, детей, соседей... Это ведь так просто.

– А что? Верно товарищ говорит, – вступила Малинина. – Формально дежурим на производстве. Пошатаемся с повязками по людным местам и бегом домой. А здесь – все свои. В случае чего – только крикни!

– Управление, надеюсь, не будет возражать? – обратился генерал к Рыскалю.

Тот развел руками.