Выходя из лифта на своем этаже, Ирина столкнулась со стариком-соседом, что поселился напротив. Он был в черном демисезонном пальто и котелке, с зонтом-тростью, висевшем на сгибе левой руки. Ирина поздоровалась.

– Здравствуйте, Ирина Михайловна, – ответил старик.

Он впервые назвал ее по имени. Это заставило Ирину остановиться.

– Вы знаете, как меня зовут? Откуда? – спросила она.

– Я про вас многое знаю, Ирина Михайловна, – спокойно проговорил старик.

Ей не понравилось это. Она не знала, что ответить. А старик вошел в кабину лифта и уже оттуда, повернувшись к Ирине лицом и нажимая кнопку первого этажа, сказал с улыбкой:

– Зашли бы как-нибудь в гости по-соседски...

Створки скрыли его, как занавес актера, и лифт провалился вниз.

Это еще больше озадачило Ирину. Она пришла домой, поцеловала кинувшегося ей навстречу Егора, принялась выгружать из сумки продукты.

– Егор, ты не знаешь, как зовут соседа напротив? – спросила она.

– Не, – мотнул головой Егор, заглядывая в сумки.

– А кто он? Пенсионер?

– Он с котом живет, – ответил Егорка.

– С котом? Как писатель?

– Это тот же самый кот. Филарет.

– Филарет? – удивилась Ирина.

Любопытство, смешанное с беспокойством, разбирало ее. Какой странный старик! А вдруг он знает что-нибудь о Жене? «Зашли бы в гости...». Интересно, как? Он же не пригласил, не сказал – когда... Весь вечер она промаялась, поминутно прислушиваясь к звуку лифта – не едет ли сосед? Временами подбегала к глазку и, кляня себя в душе, подглядывала за соседской дверью. Старик не появлялся.

Явился он только в полночь – и не один. Вместе с ним в квартиру вошел человек в накидке до полу и с длинными гладкими волосами, подвитыми снизу. Ей показалось, что они переговаривались не по-русски.

Весь следующий день она обдумывала предлог, чтобы пойти к соседу, и нашла!

Вечером она сварила куриный бульон, покормила Егорку вареной курицей с пюре, после чего завернула куриные косточки в полиэтиленовый пакет и, сказав Егорке, что сейчас вернется, храбро вышла за дверь. Она нарочно не оделась для визита, была по-домашнему, чтобы показать, что она на минуточку.

Сосед открыл дверь и взглянул на нее проницательно, с понимающей улыбкой.

– Добрый вечер, простите... – сказала она. – У меня тут куриные потрошки, косточки. Для вашего кота. Жалко выбрасывать...

– Весьма любезно с вашей стороны. Проходите, Ирина Михайловна, – старик посторонился.

Она несмело вошла, держа на весу мешочек.

– Заходите в комнату, пожалуйста.

– Простите, – сказала она, краснея. – Я не знаю, как вас зовут.

– Можете называть меня Лаврентий Родионович, – ответил он.

– Очень приятно, – Ирина, не зная, что делать, переложила мешочек из правой руки в левую и протянула старику ладошку.

Он поцеловал ее в кончики пальцев.

Она зашла в комнату, посреди которой стоял круглый дубовый стол, а стены были уставлены книгами. В кресле на боку, вытянув лапы, лежал большой рыжий кот с белым брюшком. Он открыл один глаз и взглянул на Ирину с ленивым любопытством.

– Присаживайтесь, – старик указал на стул.

Она села боком к столу, а Лаврентий Родионович занял место в рабочем вращающемся кресле у письменного стола, развернувшись к ней. Стол был завален бумагами и книгами с закладками. На старике был черный синтетический спортивный костюм на «молниях». Ирине показалось, что она уже видела где-то этот костюм. Точно! Сосед-писатель выбегал в нем к мусоропроводу опорожнять ведро.

Лаврентий Родионович молчал, разглядывая Ирину внимательно, но без назойливости.

– Вы говорили, что знаете меня, – начала она, собравшись с духом, когда пауза затянулась до опасного предела.

– Нет, вас я не знаю, но о вас наслышан.

– От кого же? – удивилась она.

– От одного моего ученика. Он рассказывал мне о вас долго и подробно, – отвечал старик, наблюдая за ее лицом.

– А он откуда знает? Мы с ним учились? – спросила она первое, что пришло в голову.

– Вряд ли... Боюсь даже, что он все это сочинил.

– Вот как? – Ирина нервно рассмеялась. – Что же он вам говорил?

– Он говорил, что вы разошлись с мужем. Точнее – разлетелись...

– Ну... – она утвердительно кивнула.

– ...Что вы решили отделаться от него, а потому солгали милиции. Сказали, что он с вами не живет, а потом передали чемодан через золовку...

Ирина сидела, не шелохнувшись, будто парализованная его словами, а Лаврентий Родионович продолжал рассказывать, глядя на нее с какой-то непонятной улыбкой не то сочувствия, не то укоризны. Шаг за шагом он описывал ее поступки и слова, в том числе и такие, о каких не мог знать никто, кроме нее... И сожженные на свече письма, и разорванная фотография, клочки которой она засунула между томами Тургенева, и телефонный звонок на службу мужа, и дачное объяснение с Григорием Степановичем... – все до мельчайшей, интимнейшей детали знал этот старик с негромким голосом и мягкими обходительными манерами.

Ирине стало жутко. Она почувствовала, что с нее часть за частью снимают одежды, и она остается обнаженной под внимательным взглядом Лаврентия Родионовича. Чувство это было невыносимо, но она не могла остановить старика, лишь смотрела на него с мольбою, ощущая, как пылает ее лицо и трепещет жилка на виске.

Только когда он подошел к тому вечеру с несостоявшимися поминками и начал рассказывать, как она со свечою в руках подошла к окну, Ирина, будто защищаясь, загородилась руками.

– Нет... не надо, – прошептала она.

– Этого не было? – спросил старик с удивлением. – Впрочем, я же говорил, что мой ученик – изрядный сочинитель.

– Он не может этого знать! Он же не Господь Бог! – воскликнула она.

– О нет, уверяю вас! – улыбнулся Лаврентий Родионович.

– Но кто же?

– Человек, который вас хорошо знает.

– Меня никто так не знает!

– Вот здесь вы ошибаетесь. Все наши поступки и даже мысли рано или поздно становятся известны, – сказал старик.

– Но не до такой же степени!

– Более, чем до такой... Но почему вы волнуетесь? Кажется, вы не совершили ничего дурного?

– Неприятно, знаете... – поежилась Ирина. – Как голая. Вы про меня все знаете, а я про вас – ничего.

– Справедливо заметили. Это не совсем честно. Я не хочу быть в положении подглядывающего (при этом слове Ирина вздрогнула) и непременно расскажу вам о себе. Только сначала ответьте мне на один вопрос. Вы верующая?

– Нет... то есть... я не знаю, – смешавшись, ответила она.

– Весьма характерный ответ, – кивнул старик. – Дело в том, Ирина Михайловна, что я когда-то был пастором...

И Лаврентий Родионович повел рассказ о себе, из которого Ирина узнала, что старик долгое время жил в другой стране, с иными порядками и обычаями, и лишь недавно переехал сюда, к своему ученику, в его квартиру...

– Ах, так ваш ученик – писатель? – догадалась она.

– Именно так. Сочинитель.

– Значит... вы тоже пишете?

– Увы, Ирина Михайловна.

– Почему – «увы»?

– Слишком много знать о людях – печально, – серьезно проговорил Лаврентий Родионович.

– Значит, вы – не русский? – спросила она.

– Я англичанин. Но это по секрету... – улыбнулся он. – Иначе майор перепугается. Лаврентий Родионович – мой здешний псевдоним.

– А как же... – она смутилась, – ваше настоящее имя?

– Йорик, – сказал он.

Она порылась в памяти, припоминая английского писателя с таким именем, но никого не нашла, кроме шекспировского шута, про которого было известно, что он «бедный». И это гамлетовское восклицание в сочетании с печальной улыбкой старика и его «увы» вдруг породили у нее жалость и нежность к Йорику. Она подумала, что ему очень одиноко здесь, в чужой стране, на старости лет.

– Вы очень хорошо говорите по-русски, – сказала она.

– Так же, как на любом языке. Когда писатель доживает до моего возраста, он свободно говорит на всех языках.