Что-то там было про Марфу... «Образ Марфы... – мучительно вспоминал Демилле, но здесь это не годилось. – Экзистенциальность... нет, тоже не то!». Марфа, черт ее дери, по ночам была белой мышью, так он понял, а днем – актрисой, боявшейся мышей, причем, пребывая мышью, она ухитрялась оставаться актрисой и таким образом сама себя боялась. Дело происходило в семнадцатом веке, в городе Ростове Великом.

К концу повествования Демилле возненавидел и эту Марфу, и белую мышь, и почему-то девушек на диване, которые продолжали отрешенно глядеть на стену котельной, вертя в руках чашки с вином. «Лучше бы пошел к Безичу!» – подумал Демилле, и в этот момент автор дочитал последнюю и неимоверно длинную фразу, отхлебнул вина и устало прикрыл глаза.

Воцарилось долгое молчание. Потом усатый парень у стены, на которой висели правила противопожарной безопасности, неопределенно хмыкнул и спросил:

– Олег, значит, вы серьезно относитесь к Ремизову?

Все оживились, был дан ключ – «Ремизов», но для Демилле положение не улучшилось, ибо он Ремизова не читал, лишь слышал о таком писателе. Возник спор, но тоже весьма странный, ибо Демилле показалось, что каждый старается произнести свои слова так, чтобы, не дай Бог, каким-то боком не задеть того непроявленного смысла прочитанной повести, который все более его мучил. Демилле отпил еще вина, набрался храбрости и сказал:

– Простите, я человек новый... Может быть, я не понял. Что вы хотели сказать этой вещью?

Еше не договорив, он понял, что задал запрещенный вопрос. Девушки переглянулись с едва заметным сожалением, остальные изобразили скуку. Автор сразу стал агрессивен, он в упор посмотрел на Демилле и спросил в свою очередь:

– Вы Бердяева читали?

– Простите, при чем здесь Бердяев? – вскричал усатый молодой человек.

– Нет, я хочу знать ответ, – настаивал автор.

– Я не читал, – пожал плечами Демилле. – Но я про вашу повесть...

– А собственно, почему вы сюда пришли? – вдруг вскипел автор. – Вас приглашали?

– Да... я... – растерялся Демилле. – Мы были здесь с Аркадием.

– Ах, вы друг Аркадия! Вот как!

– Аркадий – графоман, – произнесла одна из девушек.

– Подождите, при чем здесь это! – защищался Демилле. – Я услышал повесть. Я хочу понять! Вы задумываетесь о тех, для кого пишете?

Опять воцарилась тишина. Демилле понял, что этот вопрос еще более неуместен. Он перестал существовать для собравшихся, вечер был скомкан, гости стали раскланиваться, не обращая на Демилле внимания. Они жали хозяину руку, девушки благодарили. «Это надо прочитать у Михаила», – сказала одна. Демилле чувствовал себя в глупейшем положении.

– Прошу прощения. До свидания, – выдавил он из себя и попытался уйти. Он уже открывал дверь, как вдруг хозяин сорвался с места и догнал его.

– Подождите! Если вы... так настаиваете... Я вам дам почитать свою другую повесть. Вот! – у него в руках откуда ни возьмись оказалась другая рукопись – засаленная до невозможности.

– Олег! – предостерегающе воскликнула девушка, приглашавшая к Михаилу.

– Я ничего не боюсь! Пусть знают! – выкрикнул автор почти истерично. – Читайте, читайте, внимательнее! Только вернуть не позабудьте!

Демилле вышел на улицу с рукописью и в испорченном настроении. Не успел он пройти нескольких шагов по направлению к Большому проспекту, как его нагнали двое молодых людей из числа слушавших повесть. Они были значительно моложе его. Демилле заметил, что они не участвовали в споре о повести.

– Вы не расстраивайтесь. Нам тоже повесть не понравилась, – миролюбиво сказал тот, что повыше.

– Я разве сказал, что мне не понравилось? Я просто не понял, – пожал плечами Евгений Викторович.

– Там и понимать нечего! – хмыкнул второй.

– Давайте познакомимся. А то как-то неудобно, – сказал высокий. – Меня зовут Саша.

– Сергей, – представился второй.

– Евгений Викторович, – назвался полностью Демилле, учитывая возраст молодых людей.

– А вы что пишете, Евгений Викторович? – спросил Саша.

– Я? Ничего. А почему я должен что-либо писать?

– Ну... здесь все что-то пишут. Я – стихи, Сережа – прозу...

– И вы тоже считаете, что незачем принимать в расчет читателя? – язвительно промолвил Демилле. Он все еще не мог отойти, отыгрывался на ни в чем не виноватых юношах.

– Ну, зачем же так?.. – протянул Сергей, не обидевшись. – Это слишком упрощенно. Конечно, хочется, чтобы дошло. Только не любой ценой. Есть же новизна формы...

– Ты это Рыскалю скажи, – усмехнулся Саша.

– Что? – не понял Демилле.

– Нет, это я так...

– Значит, вы считаете, что история про Марфу – новое слово в литературе? – продолжал наступать Демилле.

– История про Марфу – бред. Высосано из пальца.

– Ну, вот и я про то же говорю.

– Бред она не потому, что непонятна! Вы не за то ухватились, – завелся Сергей. – Сколько раз уже под предлогом непонятности для простого народа отвергались вещи действительно прекрасные. Нельзя судить по принципу «понятно – непонятно»!

– А по какому вы предлагаете? – спросил заинтересованно Демилле.

– Много принципов. «Интересно – неинтересно», «убедительно – неубедительно», «ново – не ново». Марфа – это не ново, не интересно и не убедительно.

Они вышли на пустой Средний проспект, словно продутый ночным сквозняком, и повернули к Тучкову мосту. Проспект казался эже, чем днем, а дома выше. Плотной стеной они тянулись по обе стороны, отчего Демилле показалось, что он находится на дне ущелья, прорезанного в каменном монолите города. Вдруг где-то впереди замаячило белое пятно, потом еще... Точно рой белых бабочек вылетел на проспект сбоку, с одной из линий.

– Сегодня же «Алые паруса»! – догадался Саша.

– Что? – не понял Демилле.

– Праздник выпускников.

– А-а... – протянул Евгений Викторович, с усилием вспоминая, что и вправду слышал о таком празднике, даже читал в газетах, но никогда не соотносил его ни с собою, ни с собственной юностью, ни с любимым некогда Грином.

Впереди, в группе выпускников, забренчала гитара, и послышались поющие голоса. Пели юноши – то хрипло, то срываясь на фальцет, немелодично, на взгляд Демилле, и немузыкально. «Как драные коты», – подумал он.

Компания молодежи свернула по Первой линии к Большому, а Демилле со спутниками вышел к Тучкову мосту.

– Слава Богу, успели! – сказал Саша, взглянув на часы. – Через пять минут разведут.

– Вы где живете, Евгений Викторович? – спросил Сергей.

– Я? – Демилле вздрогнул. – Нигде. В Комарове.

– Электричек до утра не будет. Пойдемте к нам, мы здесь недалеко, – предложил Саша, в то время как Сергей посмотрел на товарища чуть ли не испуганно.

– Инструкцию нарушаешь, – сказал он тихо.

– А! Рыскаль спит без задних ног, – ответил Саша.

– Вы в общежитии? – Демилле пытался понять.

– Да. Практически. Ну, пойдете? Решайте быстрей! – сказал Саша, глядя, как рабочий устанавливает поперек моста заграждение для автомобилей.

– Нет, спасибо. Я лучше погуляю, – ответил Демилле.

– Ну, тогда пока! – молодые люди наскоро пожали Евгению Викторовичу руку и рысцой устремились через мост.

Демилле свернул на набережную и побрел к Стрелке. Он прошел мимо Пушкинского дома и вышел к Ростральным колоннам. Здесь полно было народу – белых и розовых платьев, рубах, джинсов, гитар, смеха. Юноши и девушки толпились на полукруглом спуске к воде, кто-то купался под смех товарищей, звенели бутылки и стаканы, над простором площади разносились трели: две тетки-сторожихи со свистками бегали вокруг огромных клумб, отгоняя молодежь от цветущих тюльпанов. Демилле подошел к парапету, нашел свободное местечко, облокотился. Слева и справа торчали разведенные мосты – Дворцовый и мост Строителей. Он вспомнил ту злосчастную ночь и взглянул на шпиль Петропавловки, будто надеясь снова увидеть прямоугольник окна летящего дома (он давно уже догадался, сопоставив события, – чем был тот светящийся объект в ночном небе)... но ничего не увидел. И ангела самого на шпиле не было. Демилле мгновенно испугался – куда пропал ангел? – но тут же понял, что флюгер-ангел просто-напросто повернулся к нему ребром, повинуясь ветру.