— Там есть краник… — словно в никуда пробормотала моряна, — если его повернуть, яд сиханского паука вспыхнет мгновенно. Ральдис намеренно растягивал время, чтоб полюбоваться, как Бенедли будет умирать. Сам он специально не садился, дым тянуло в очаг, и он дышал чистым воздухом. Может, еще надеялся сбежать.
В комнате снова повисла тяжелая тишина. Адистанна бесполезно старалась заглянуть в глаза брата, но принц жестко кривил губы и прятал от нее взгляд.
Первым не выдержал Бенедли.
— Моряна… почему обязательно соправителем должен стать я? Может быть…
— Не может, — категорично отрезала повелительница, — я желаю иметь дело с рассудительным, выдержанным и опытным человеком, а такой среди кандидатов только ты. Это даже не обсуждается. Как и вопрос об дате указа. Он должен быть оглашен сегодня.
— И у тебя уже заготовлен черновик, — мрачно усмехнулся Инвард.
— Конечно, — моряна положила на стол тонкую трубочку, скрученную из дорогой бумаги, — я сначала думаю, а потом делаю.
— Мы можем идти в свои покои? — едва сдерживаясь от крика, ехидным голоском осведомился Геб.
— Конечно, если вам совершенно не интересна судьба своей родины, — равнодушно ответила русалка.
Окружающие поглядывали на нее с уважением, в котором сквозила изрядная доля изумления, и только один Стан точно знал, что моряна вовсе не так уж спокойна, как хочет казаться. Ну да, щиты у нее стоят, но если посмотреть с помощью зрения унса, усиливающего способности, легко понять значение прорывающихся из-под щитов эмоций. Правительница растеряна и озабочена какими-то, неясными пока, обстоятельствами.
А еще обижена на принцев, и тут Стан вполне солидарен с ее чувствами. Королеву вместе с детьми буквально от смерти спасли, вернули возможность жить в замке прежней жизнью, а они даже спасибо не сказали, ему и самому обидно. Хотя у него есть и более веская и личная причина для печали. Зря он уходил с обеда, оставив всех козырей Тину. Ничего это Костику не дало… а может даже и навредило… только делать что-то, похоже, уже поздно… да и не хочет он делать.
И раз так, чего сидит и кого ждет?
— Я хочу добавить несколько слов, как подданный морской повелительницы и как иномирянин, — произнес Стан и поднявшись с дивана, отошел к окну, отсюда лучше наблюдать за лицами всех присутствующих, — мне сейчас очень обидно за то отношение, каким вы платите моряне за свое спасение. Конечно, я могу понять, что вам жаль уступать королевскую власть, но ведь именно моряна организовала нашу поездку в приют. А если бы мы не успели снять с края башни принца Дагеберта, то ни о каком королевском титуле и речи бы не было. Но я не слышал, чтобы Дагеберт сказал правительнице морян хотя бы элементарное спасибо. И если вспомнить, что в Тину в тот момент выстрелили кучей отравленных болтов и она перед тем, как потеряла сознание, успела сказать что его тащат на башню, мне кажется и она заслужила несколько слов благодарности.
— Я не за спасибо… — смущенно буркнул Костик.
— Конечно, ты делала это потому, что так воспитана, погибающих нужно спасать. А потом позволила себя усыпить и отвезти в качестве пленницы в замок, потому что знала, нужно расстроить замысел советника. Тебе это снова удалось… вам с Вастом. И снова никакой благодарности… подождите, я пока не закончил мысль. Я хочу спросить Дагеберта, что хорошего лично он сделал людям, что считает их обязанными рисковать ради него жизнями? Просто родился принцем и вел веселую жизнь, пока не попал в ловушку к советнику? Сколько денег и за что ты был ему должен, раз безропотно поехал в северную крепость? Почему тебя там держали на положении бедного родственника? Кстати, адмирал, харифа северной крепости неплохо бы проверить на вшивость.
Так вот, про принца… я сначала тоже его жалел, обманули, заманили… а теперь смотрю и думаю, а не ошибся ли я? Может, прав советник и его Гинлоред был бы лучшим королем? По крайней мере, нет сведений, чтобы он сорил деньгами, устраивая пирушки для друзей, задевал прохожих и доставал откуда-то запрещенное тут вино? И не стрелял от скуки из лука по чужим унсам.
— Как ты… ты… можешь… про него… — Адистанна вскочила с места и смотрела на Стана, задыхаясь от негодования и обиды, — ты же не знаешь…
— Всё знаю, — устало и горько усмехнулся командир, прощаясь в душе со своей синеглазой мечтой, — унсы следят за ним после той попытки прыгнуть с башни. Знаю даже, что он всё время называет тебя дурочкой и овечкой… и упрекает провинциальным воспитанием.
— А вот это не твое дело! — Злобно процедил сквозь зубы принц, но Стан отлично видел в его ауре едва заметные тени стыда, пробивающиеся сквозь возмущение и растерянность.
Значит, совесть не совсем еще сдохла и нужно только немного поднажать, чтобы волна искренних чувств снесла эту его озлобленность и наглость как давно прогнившую плотину. Ну так он сейчас дожмет, в чем вопрос?!
— Вот как ты заговорил! — не обращая внимания на пылавшую обидой Адистанну, командир шагнул к принцу и впился обличающим взглядом в его синие глаза, — а спать на земле в пещерке было мое дело?! Высадиться с хотомара в приют, полный гвардейцев и слуг Урдежиса и сражаться с ними — тоже было моё?! Скакать полночи на панге, чтоб успеть сюда вовремя, и при этом сгорать от тревоги за… сестру, тоже пришлось не тебе! Ты спал себе в теплой постельке, и судьба королевства тебя не волновала ни одним боком! А теперь подайте тебе корону? За что? Вот стань сначала человеком, да сделай для своего народа что-нибудь более выдающееся, чем растрата денег из казны и стрельба по унсам!
— Да что ты пристал ко мне с какими-то унсами! — с отчаянием вызверился на Стана принц, — не видал я никогда никаких унсов!
— Да?! — едко протянул землянин и мстительно фыркнул, будут тебе унсы, — Чудик! Ко мне!
— Чудик тут, — порскнул из-под потолка унс, — что нужно?
Собиравшаяся что-то сказать принцесса застыла, забыв захлопнуть рот, совсем как деревенская девчонка, в глазах адмирала изумление как-то очень быстро сменилось озабоченным пониманием, а Дагеберт на несколько секунд забыл, что должен "держать лицо". И стал самим собой, растерянным, несчастным калекой, из последних сил пытающимся не сломаться под ударами судьбы.
— Кто в тебя стрелял? — Стан нежно погладил унса по шерстке.
— Он! — маленькая ручка твердо указала на Дагеберта, — он злой!
— Но он же… — Ади несчастно озиралась в поисках поддержки, — он не понял… и как он мог знать…
— А птичек стрелять, значит можно? — фыркнула Майка, всем сердцем обожавшая унса, — и тебя обижать, тоже?
— И обвинять своего отца в том, в чем он вовсе не виноват? — не дал ей увести разговор с нужного направления Стан, — как он мог догадаться, что ты его сын и что где-то есть Ади, если все говорили другое а советник подогнал тачку доказательств в измене королевы? Ты же поверил бы, если все это сказали про твою девушку?
— У меня нет девушки, — мгновенно замкнулся в непроницаемую броню Геб, — и давайте прекратим этот разговор.
Ну, уж нет, непримиримо хмыкнул про себя Стан, на полпути я не сдамся, а то потом до тебя и кувалдой не достучишься.
— Не переживай, это временно… вот Тина тебя вылечит и появятся. А она вылечит, не сомневайся. Несмотря на то, что ты не умеешь говорить спасибо и не хочешь жалеть еще кого-то, кроме себя. И не пытаешься понять человека, который двадцать лет жил с раной в сердце… думаю, ему было не менее больно, чем тебе.
— Откуда тебе знать, что я испытал? — неуступчиво фыркнул Дагеберт, — ты сам-то вон здоровый… да и мать не блаженная.
— Откуда? — Стан до последней минуты надеялся, что не придется пускать в ход самое веское, но такое ненавистное доказательство.
Не прокатило.
— Ладно, я скажу тебе, откуда, — едва не шипел от ярости командир, — хотя никогда никому не говорил. Прости ма… это не для твоих ушей, может, погуляешь?
— Нет уж, — упрямо вжалась в спинку кресла Слава, — если это касается меня или вас, то я желаю знать все из первых рук.