Но договориться им не удалось. В кабинет проскользнул адъютант и что-то прошептал на ухо фон Лютце. Генерал встревожился:

— Боже мой! Что там еще случилось? Проси! — приказал он лейтенанту.

В кабинет вошел Цехауер.

— Хайль Гитлер! — рявкнул он от порога, высоко подняв правую руку.

Генерал и штандартенфюрер ответили на приветствие. Поблагодарив генерала, предложившего ему кресло, Цехауер покосился на Брука.

— Можете говорить свободно, — разрешил генерал. — Штандартенфюрер — доверенное лицо господина рейхсминистра.

Брук важно кивнул головой, подтверждая слова генерала.

— Господин генерал, — с извиняющейся улыбкой на лице заговорил Цехауер, — случилась неприятнейшая вещь. В аппарат возглавляемого вами учреждения проникли неприятельские разведчики, по всей вероятности, русские.

Генерал, испуганно пискнув, скорчился в уголке кресла. Брук подозрительным взглядом обшарил тонувшие в полутьме углы кабинета.

— Да, господин генерал, к сожалению, это, видимо, русские, — повторил Цехауер, наслаждаясь произведенным впечатлением. — К счастью, мы вовремя установили это. Русские не успели принести нам никакого вреда.

— Но кто же они? — истерически взвизгнул генерал. — Что вы тянете? Говорите!..

— Они ваши радисты, — скорбно развел руками Цехауер. — Сержант Гуго Гиберт и рядовой Петер Брунер.

— Радисты! — ошеломленно проговорил фон Лютце. — Но ведь их направили к нам из…

— Так точно, — подтвердил Цехауер. — Но по дороге их перехватила иностранная разведка. Тела Гиберта и Брунера обнаружены нами в лесу под Борнбургом, а к вам по их документам прибыли разведчики врага.

— Так что же вы до сих пор хлопали ушами? — завизжал от ярости генерал. — Ведь они у нас работают больше недели. Они ознакомлены с шифрами и кодами! Я часто бывал в радиостанции один. Ведь они могли и меня убить. Вы понимаете?

— И я каждый день один бывал в радиостанции, — шипел Брук. — Это возмутительно! Я доложу об этом господину рейхсминистру.

— Господа, пока они здесь, ничего страшного не произошло, — юлил Цехауер. — Все узнанные ими секреты умрут вместе с ними. Господин генерал, я вас прошу, позвоните на радиостанцию. Пусть оба радиста прибудут сюда.

— Да вы с ума сошли! — вскочил генерал. — Они тут бог знает что натворить могут!

— Никак нет, — уверял Цехауер. — Они сюда не дойдут. По всем коридорам стоят мои и ваши люди. Их схватят, едва лишь они выйдут из радиостанции.

— Так что же вы сами не поднимаетесь к ним наверх?! — крикнул Брук, вставая и отходя к столу генерала.

— Двери в верхний коридор заперты изнутри, — оправдывался Цехауер. — Ломать — займет много времени, а главное — они догадаются и тогда действительно натворят чего-нибудь.

Генерал нерешительно поднял трубку.

— Дайте радиостанцию, — буркнул он в телефон. — Радиостанция? Рядовой Брунер? Что вы сейчас делаете? Ведете прием? А где… этот… как его…

— Сержант Гиберт, — шепотом подсказал Цехауер. — Да, да, где этот сержант Гиберт? Куда ушел? Кто ему позволил? Я?! Ну, ладно. Сейчас же явитесь ко мне в кабинет. Отключите аппаратуру и заприте радиостанцию. Что значит не можете? Ведете прием? Хорошо. Как только закончите прием, бегом ко мне. Торопитесь…

Повесив трубку, генерал растерянно посмотрел на Цехауера.

— Говорит, что ведет прием шифровки из Берлина, — сообщил он.

— Врет, наверное, — усомнился Цехауер.

— Конечно, врет, — уверенно заговорил Брук. — Надо приказать прервать прием и немедленно явиться.

— Сразу нельзя. Надо подождать минут десять, — посоветовал Цехауер.

Медленно текли десять минут ожидания. Все три собеседника сидели молча, время от времени поглядывая на часы. Наконец Брук не выдержал:

— Звоните, генерал! Хватит с него и восьми минут.

Генерал приказал соединить себя с радиостанцией.

Радист очень долго не отвечал. Брук и Цехауер с нетерпеливым ожиданием глядели на застывшее лицо фон Лютце. Но вот в мертвой тишине кабинета раздался слабый голос из трубки:

— Дежурный радист рядовой Брунер слушает.

— Прием закончили? — раздраженно закричал генерал. — Нет еще? Хватит валять дурака! Немедленно бросайте все и ко мне. Повторите приказание!

В трубке что-то коротко пророкотало, и генерал, изумленно хлопая глазами, опустил ее на вилку аппарата.

— Ну что, что он ответил? — торопил генерала Брук.

Фон Лютце взглянул на эсэсовца остановившимися от изумления глазами и шепотом ответил:

— Он посмел послать… меня… Меня… генерала фон Лютце!

Цехауер, покачав головой, встал и не спеша вышел из кабинета.

— Да-а-а! — протянул Брук. — Этому молодчику сейчас хватит тут работы, да и тебе тоже. Ну, а я пока съезжу в лабораторию. У меня после вчерашнего пропала охота ввязываться в такие дела. Пока, кузен. Я торопиться не буду. Вернусь часикам к двенадцати. — И Брук вышел из кабинета, оставив генерала в полной растерянности.

В помещении радиостанции было тихо. Радист — высокий, могучего телосложения, краснощекий молодой человек лет двадцати трех-двадцати четырех, вытащив из укромного уголка небольшой ящик, бережно вынимал из него темно-зеленые пачки и укладывал их на столике за аппаратами. Осторожность, с какой радист брал в руки пачки, говорила о том, что в ящике лежит вещество, которое нельзя ни ронять на пол, ни даже резко встряхнуть, кладя на стол. Прежде чем взяться за это опасное дело, радист запер двери, ведущие из радиостанции в верхний коридор и из верхнего коридора — в общий. Уверенный, что никто не может помешать ему, радист работал не спеша, то напевая, то насвистывая мелодию популярной лирической песенки.

Освободив ящик, радист отнес его в отдаленный угол комнаты, взглянул на часы, довольно улыбнулся и запел на мотив той же лирической песенки:

Он сел перед аппаратом и занялся настройкой на какую-то нужную ему волну.

Зазвонил телефон.

Не поднимаясь с места, радист протянул руку к соседнему столику и снял трубку.

— Дежурный радист Петер Брунер слушает! — доложил он, беспечно облокотившись на край стола.

Но первые же услышанные им слова встревожили радиста. Он нахмурился.

— Сержанта Гиберта нет. Он отпущен до двадцати трех тридцати…. По вашему разрешению, господин генерал… Не могу отлучиться… Веду срочный прием, работаю с Берлином. Слушаюсь.

Повесив трубку, радист с минуту сидел в мрачной растерянности.

— Значит, накрыли, — сказал он с горькой усмешкой. — А жаль! Генералу, видать, кое-что стало известно. Он хочет выманить меня отсюда. Не выйдет. — После недолгого раздумья, взглянув на часы, радист заговорил, словно отдавая себе приказ: — До двадцати четырех необходимо продержаться во что бы то ни стало. — После короткой паузы он решительно ответил сам себе: — Есть, продержаться во что бы то ни стало, — и вскочил на ноги.

Выйдя из комнаты, радист быстро подошел к двери, ведущей в главный коридор, проверил, крепко ли она заперта. Он затянул до отказа винт запора и прошел было обратно в помещение станции, но вдруг остановился и начал рассматривать дорожку, застилавшую пол верхнего коридора. Усмехнувшись, радист сбегал в аппаратную, взял несколько пачек, перед этим вынутых из ящика, и аккуратно уложил их на пол, тщательно прикрыв дорожкой.

— Милости просим, дорогие гости, — насмешливо покосился он на запертую дверь, выключил свет и направился в помещение радиостанции. А там, захлебываясь, яростно верещал телефон. Радист крепко запер на все запоры последнюю дверь и подошел к телефону.

— Дежурный радист Петер Брунер слушает, — обычным тоном доложил он. — Нет еще. Прием будет идти не менее двух часов. Не-е-т. Это зависит не от вас, мой генерал, — насмешливо протянул он. — Никоим образом! Не могу. А идите вы… — и, должно быть, впервые со дня построения подземного города под сводами его купола громыхнуло словцо, которое бесполезно было бы искать в самых полных толковых словарях немецкого языка.