Окрестность вздрогнула от безудержного хохота, крика и свиста всех присутствовавших в чайхане. Братья, прикрыв головы полами шелковых халатов, кинулись на толпу, прорвались и исчезли в сгущавшейся темноте, провожаемые яростным свистом, хохотом и едкими насмешками.

Тургунбай возвращался из мечети, окруженный целой толпой старых и новоявленных друзей. После того, как достоинства проповеди были отмечены всеми почтенными людьми Ширин-Таша, новость о счастии, выпавшем на долю Тургунбая, снова заняла умы правоверных, бывших на молитве. Десятки людей поздравляли Тургунбая, желали ему всяческих успехов и просили не забывать о старой дружбе. Тургунбай оказался прав в своих предположениях. Отблеск святости ишана позолотил и его тучную фигуру.

Особенно ласков был с Тургунбаем Абдусалямбек. Он проводил будущего тестя, святого старца, до самых ворот и как будто вскользь намекнул о том, что сейчас отпадают всякие, даже совсем незначительные препятствия к тому, чтобы их старая дружба перешла в более крепкие родственные отношения.

Тургунбай сиял. Ублаготворенный всеобщим вниманием, он в самом лучшем расположении духа вошел во двор своего дома. Но встретивший хозяина Баймурад сразу же заставил потускнеть лицо Тургунбая одной короткой фразой.

— Хозяин, есть новости.

Приказав Баймураду зажечь свет в комнате для гостей, Тургунбай вошел следом за ним.

Он сразу же почувствовал себя очень утомленным. Радостного настроения как не бывало. Тяжело опустившись на ковер, на котором прошлую ночь сидел ишан, Тургунбай приказал Баймураду:

— Говори.

Баймурад начал рассказывать.

— Как только вы, хозяин, ушли в мечеть, эта слепая падаль Ахрос взяла старый медный кувшин и пошла со двора, Я решил посмотреть, куда это она так спешит. Ворота — на замок, а сам за нею. Смотрю, она направляется к кузнице. Подошла, постояла, послушала и так это негромко: «Братец Тимур, братец Тимур!» А кузница-то на замке. Подошла она к самой двери, пощупала замок. Слепая чертовка постояла, подумала и чуть не бегом, к дому Саттара-кузнеца. Ну, там она пробыла не меньше часа. Вернулась домой и сразу к вашей дочке. О чем они говорили — не знаю, только я слышал, что ваша дочь плакала. Разговора разобрать не сумел, а то, что плакала, ясно слышал.

Выслушав рассказ Баймурада, Тургунбай с минуту сидел в мрачной задумчивости, затем поднял голову и уставился на батрака.

— Слепая потаскушка спит в старой кладовке?

— Конечно, где же больше. Благодаря вашей милости…

— Позови…

Баймурад ринулся к двери.

— Только ты тихо. Смотри, чтобы Турсуной ничего не слыхала, — напутствовал Тургунбай батрака.

В ожидании Ахрос Тургунбай придумывал, какими напастями он будет угрожать слепой батрачке. Но Баймурад вернулся один.

— Хозяин, слепой дуры в кладовке нет.

— Где же она?

— Не знаю. Но за ворота она не выходила. Может быть, у вашей дочери в комнате?

Тургунбай сам догадывался, что Ахрос в комнате у Турсуной, но не хотел подтвердить это перед батраком. У Тургунбая уже зародилась другая мысль.

— Чепуху городишь, — раздраженно бросил он. Пристально глядя в глаза Баймурада, он сказал: — Как ты думаешь, не завела ли она с кем-нибудь шашни?

— Что вы, хозяин, — опешил Баймурад. — С кем же? Кто согласится? Ведь она слепая.

— Ду-рак! — раздельно произнес Тургунбай, и, продолжая все также пристально смотреть на батрака, спросил, медленно выговаривая каждое слово:

— А нет ли у нее чего-нибудь с Джурой?

— С Джурой? — изумленно проговорил Баймурад, изо всех сил стараясь понять, чего хочет от него хозяин. — С Джурой? — повторил он и вдруг выпалил: — А ведь вы правильно подумали, хозяин. Пожалуй, с Джурой у нее что-нибудь и есть.

— Вот, вот, — откровенно обрадовался Тургунбай. — Я тоже в последние дни замечать начинаю, что у них что-то неладно. Вчера они о чем-то шептались под навесом, сегодня она дома не ночует. А Джура вернулся из мечети?

— Нет, хозяин, не вернулся. Он ведь всегда в своей развалюшке ночует.

— Вот, вот. Никогда и Джуры по ночам здесь нет. А мы-то думали, что эта тихоня Ахрос в самом деле спит в старой кладовой. А тут вон что получается.

Помолчали. Баймурад тщетно старался понять, для чего хозяину понадобилась эта выдумка. Но Тургунбай не дал ему долго раздумывать. Бросив на батрака быстрый, как удар бича, взгляд, он спросил:

— Так, значит, ты говоришь, что эта самая потаскушка Ахрос путается с моим работником Джурой?..

— По-моему, путается, — уже более уверенно подтвердил Баймурад. — С кем же ей больше? Кто со слепой согласится…

— Ладно, иди, — устало проговорил Тургунбай. — Спать буду.

Известие, принесенное Ахрос, поразило Турсуной, как молния. Девушка сначала не поняла, а потом не поверила, что Тимура нет в Ширин-Таше. Только постепенно до ее сознания дошла страшная весть. Саттар-кузнец вместе с сыном ушли куда-то в отдаленное селение и вернутся дней через пять-шесть.

В первую минуту Турсуной подумала, что пять дней — не такой уж большой срок, что подготовка к свадьбе займет значительно больше и что не все еще потеряно. Но Ахрос, заканчивая свой рассказ, добавила:

— Розия-биби говорит, что их туда послал твой отец. Он там брички заказал и нанял дядюшку Саттара оковать их.

Эти слова заставили Турсуной вздрогнуть.

Она вспомнила свой разговор с отцом, стоявшем на террасе, приход Саттара-кузнеца с сыном и свое поспешное бегство. «Значит, отец знает и про Тимура, — холодея от ужаса, подумала Турсуной. — Он нарочно их услал, а сам ишану Исмаилу Сеидхану на меня и на них жаловался». Девушка поняла, что она пропала. Помощи ждать было неоткуда.

Безвыходность положения совершенно ошеломила Турсуной. Девушка залилась слезами. Ахрос, как могла, утешала подругу.

— Зачем так убиваться? — ласковым шепотом уговаривала она Турсуной. — Подожди, не плачь, мы что-нибудь придумаем.

Но Турсуной, заливаясь слезами, не слышала слов подруги. Однако Ахрос не теряла спокойствия. Она некоторое время что-то обдумывала, затем прошептала на ухо Турсуной:

— Слушай, а ты одна не сможешь до Ташкента доехать?! Если тебе помогут из кишлака выбраться?

— А кто поможет? Ты, что ли? — сквозь горькие слезы ответила Турсуной.

— Зачем я, другие помогут, — уверенно проговорила Ахрос. — Как по-твоему, а если мы попросим Джуру?

— А что Джура сможет сделать?! Ведь в Ташкент он ехать не собирался?

— Знаешь что, — все больше увлекаясь своей мыслью, снова заговорила Ахрос: — Джура достанет лошадь с седлом. На своей лошади тебе ехать нельзя. А Джура достанет. Ты доедешь до станции, а там сядешь на поезд. Лошадь можно просто бросить. Пока ее найдут и догадаются, куда ты уехала, поезд уже далеко будет.

Плач Турсуной начал затихать. Девушка, всхлипывая, обдумывала предложение подруги. Через минуту она безнадежно махнула рукой.

— Плохо придумала. Так ничего не получится. Я не умею верхом ездить. До станции сколько верст? Да и куда я одна поеду…

Ахрос молчала, чувствуя, что подруга права.

— Тогда надо сказать Джуре. Пусть он сходит в то селение, куда дядюшка Саттар ушел, и все расскажет Тимуру.

Турсуной, подумав, согласилась.

— Ты завтра же поговори с Джурой, прямо с утра, — попросила Турсуной.

— Конечно, с утра, — согласилась Ахрос — А мажет быть, тебе самой поговорить с ним?.. Правда, так даже будет лучше.

— Что ты, — решительно отказалась Турсуной. — Мне будет стыдно. За кого-нибудь другого попросить смогла бы, а за себя… стыдно. Да и отец мне запретил выходить.

— Ладно, я сама поговорю с Джурой, — решительно сказала Ахрос.

— Только ты всего не рассказывай. Скажи просто… ну, чтобы он просто передал Тимуру, что меня отдают шахимарданскому ишану. Ладно?

— Ладно, — успокоила подругу Ахрос — Скажу. Джура — очень хороший человек. Он все правильно поймет.

Турсуной еще долго наказывала Ахрос, что должна и что не должна она говорить Джуре. Подруги шептались чуть не до утра. Наконец сон сморил их. Турсуной уснула успокоенная. Впереди снова замаячил неясный луч надежды.