Тут уже заговорили все разом. Мариэтта, не имея возможности вставить ни слова, смотрела на девушек широко распахнутыми глазами. Она понимала, что красавицы просто развлекаются: словно шумные школьницы, выпущенные из класса, они с удовольствием отбросили всякие условности и снова стали сами собою. Может быть, здесь, в кухне Генри, в «Клубе Афродиты» было единственное место, где они могли быть такими, какими являлись на самом деле.

И тут неожиданно с порога раздался холодный голос:

– Вы все еще здесь? Лаура, у тебя, кажется, уроки французского? И у тебя, Донна. А ты, Мейв, – танцы начинаются через несколько минут... Леди, вам нужно сегодня многому научиться, прежде чем вы сможете отправиться спать. А ну бегом!

Зазвенел фарфор, стулья отодвинулись, и девушки поспешно разбежались, но Мейв все же успела напоследок улыбнуться Мариэтте. Кухня опустела в мгновение ока – в ней остались лишь Генри и Мариэтта.

Афродита бесшумно приблизилась к повару.

– Генри, – устало проговорила она, – зачем ты поощряешь их обжорство?

Повар невинно взглянул на хозяйку сквозь пенсне:

– Разве их нужно особенно поощрять, мадам? И, кроме того, для них хорошо иногда чувствовать себя свободными.

Афродита покачала головой, и бриллиантовые серьги сверкнули, словно звезды на фоне ее черных как ночь волос.

– Я что, по-твоему, людоед? Просто мне хочется сделать из них то, чем они хотят быть. Большинство из них пришли сюда ниоткуда, и они отлично знают, что такое быть бедными, одинокими, испытывать отчаяние. Вряд ли кто-то из них хочет к этому вернуться.

Генри кивнул:

– Я все знаю, мадам, но, к сожалению, у них нет ни ваших способностей, ни сильного характера. Иногда они устают и не видят конца-края тому, чем вы их заставляете заниматься; а если не видишь цель, путешествие становится слишком тягостным.

Мариэтта с удивлением смотрела на них. Генри, видимо, работал у Афродиты много лет и хорошо ее знал, а она уважала и любила его. Вот почему она не сделала ему выговора; хотя была не со всем согласна.

– Никто из них не обязан оставаться у меня, – спокойно возразила она. – И у меня не благотворительная организация.

Генри поморщился, очевидно, не решаясь сказать: «А куда им еще деваться-то?»

Генри продолжал позвякивать горшками и сковородками.

– Нет, мадам, конечно, нет. Вы лишь принимаете девушек, у которых нет ни друзей, ни надежды, и даете им шанс на лучшую жизнь.

– Хм... Кто-то считает, что я их совращаю. – Афродита недовольно повела плечами. – Вот почему, как только они оказываются у меня, путь в респектабельное общество для них закрыт.

– Тогда, думаю, эти «кто-то» должны поговорить с девушками, – спокойно ответил Генри, – и поинтересоваться, лучше ли их теперешняя жизнь, чем та, которая у них была бы, не попади они сюда. Некоторые люди носят мораль, словно цепь на шее, – они предпочли бы, чтобы девушка умерла с голоду, но не жила независимой жизнью, которой вы можете ее научить. Конечно, и в этом есть риск, но риск существует во всем, что мы делаем.

Афродита наконец улыбнулась:

– Ты очень хорошо это все изложил, друг мой.

Генри поправил пенсне на носу.

– Думаете, нападение на лорда Роузби было нацелено на вас, мадам, кто-то хочет повредить «Клубу Афродиты»? А может, они хотят нанести вред вам?

– Помолчи, Генри. – Афродита предостерегающе сдвинула брови, и ее рука, унизанная кольцами, легла на плечо Мариэтты. – Я пришла, чтобы сказать дочери, что лорд Роузби пожелал отправиться домой. Доктор только что осмотрел его и сказал, что он в порядке, так что сейчас Добсон отправляется за каретой. Думаю, пострадавшему будет гораздо удобнее находиться в знакомом окружении.

Мариэтта вскочила, но тут же заставила себя снова сесть.

– Я рада, что ему лучше.

– Вот и хорошо. Думаю, тебе следует поехать с ним, – спокойно проговорила Афродита.

Мариэтта взглянула в глаза матери. Что это – искренняя забота о здоровье Макса? А может, Афродита дает ей возможность начать свою практику?

И что он скажет в ответ на ее признание?

Конечно же, он скажет «нет». Что ж, тогда ей придется искать возможность убедить его сказать «да».

– А Макс хочет, чтобы я с ним поехала? – неожиданно поинтересовалась она.

– Тсс! Что хочет лорд Роузби – не важно; главное, что ты на этом настоишь.

Она настоит? Это звучало многообещающе. Может, она и правда сумеет сделать так, что Макс пойдет у нее на поводу... а может, и нет – в любом случае он и понятия еще не имеет, что ему суждено сыграть роль ключа, который поможет ей открыть замок на пути к цели.

Когда они добрались до вестибюля, карета для Макса уже прибыла, и Мариэтта подумала, что это очень симпатичная карета для сына герцога, лишенного наследства, с гербом бывшего владельца на боку и высоким кучером в форме, аккуратно придерживавшим лошадей. Как раз в этот момент в галерее появились два дюжих лакея – они несли лорда Роузби на руках. Рядом шел Добсон, давая необходимые указания.

Макс был одет все в ту же запачканную одежду, что и накануне, а его лицо еще больше побледнело. Губы Макса уже сложились в упрямую линию, которую Мариэтта уже стала без труда узнавать. Похоже, сын герцога, лишенный наследства, все же решил добиться своего.

– Мариэтта проводит лорда Роузби, – громко объявила Афродита.

– Да, мадам. – Добсон поклонился; при этом единственным свидетельством его удивления были слегка поднятые брови.

Однако тут в ситуацию неожиданно вмешался еще один голос.

– Нет, не проводит, – коротко заявил Макс.

– Непременно провожу, – заспорила Мариэтта, забыв, что должна сохранять спокойствие. – Вы выглядите словно покойник. Что, если по дороге домой у вас случится рецидив? Кто-то должен позаботиться о вас, и именно этим я собираюсь заняться.

– Позаботиться обо мне? Но с чего вы решили, что мне нужна помощь?

– А разве нет? Чего вы боитесь? Даю слово, что не изнасилую вас в вашей карете.

Неожиданно Макс рассмеялся и тут же застонал, вероятно, от боли.

Мариэтта больше не спорила; она молча направилась за ним к карете и помогла получше устроить его. Внутри было множество подушек и валиков, кем-то мудро разложенных на сиденьях, а также дорожный плед, которым она суетливо обернула Макса, смотревшего на нее недоверчивым взглядом.

– Будьте милосердны, – наконец взмолился он, – оставьте меня в покое.

– Вам не следовало подниматься с постели. Я вас предупреждала, но вы меня не послушали.

Его глаза сверкнули из-под густых ресниц!

– Можете мне не верить, мисс Гринтри, но понимание вашей правоты вряд ли улучшит мое нынешнее состояние. Почему меня не мог проводить домой мой слуга? Кстати, где Поумрой?

– Не знаю где, наверное, чем-то занят.

Макс закрыл глаза, видимо, решив никогда больше их не открывать, и Мариэтта улыбнулась про себя. Потом она откинулась на мягкие подушки, и карета тронулась. С ее стороны было большим эгоизмом считать, что, возможно, рана Макса принесет ей пользу, но если она сможет выудить из него обещание, пока он пребывает в столь ослабленном состоянии, тем лучше для нее.

Тут только Мариэтта вспомнила, что понятия не имеет о том, где живет Макс. Спросить у него она не решалась, так как он лежал неподвижно и явно страдал от боли. Получалось, что она ехала к почти незнакомому человеку. Эта мысль привела ее в замешательство. Афродита выбрала Макса в качестве мужчины, на котором можно попрактиковаться, и поначалу эта задача казалась ей очень простой, но сейчас...

Мариэтта вдохнула и тут же напомнила себе, что в любой момент может передумать, но...

Что тогда ей остается? Жизнь в тени? Это вообще не жизнь. Зато, став девушкой Афродиты, она будет жить полной жизнью, и ее сердце будет защищено. Мужчины обеспечат ей беззаботную жизнь и возможность развлекаться, но она не будет их любить. Вот и Макс для нее не более чем мужчина, которого она должна научиться ублажать.