Судя по тому, как его обхаживает ее мама, склоняюсь таки ко второму. Правда, и Настя при этом ничего не делает, улыбается ему, что-то тихо говорит, склонившись к уху.

— Может, еще шашлычку, Максимка? — щебечет, как соловей, Стасина мама.

Я морщусь от ее слишком ласкового голоса. Не люблю людей, позволяющих себе откровенно ластиться к одним и не скрываясь гадить в тапки другим. Тем, кто не нравится. Стасина мама откровенно удивила своим отношением ко мне, как к гостю. А вот отец, который, судя по всему, вообще не в курсе, что происходит в его доме, порадовал. Нравлюсь я ему.

— Выпьем? — он поднимает свой стакан с гранатовым соком, а я бокал с виски.

Соприкоснувшись бокалами, выпиваю содержимое, не поморщившись. В силу болезни Кириллу Петровичу пить нельзя, а вот “молодой человек” почему-то тоже отнекивается и ограничивается соком. Пьем только я и Настя. Маме некогда, хотя у нее полный бокал шампуня. Она вовсю подкармливает Максимку и едва ли не в рот ему заглядывает. Где был этот благоверный, когда их семье понадобилась помощь, не знаю, но рад, что он тогда чесал задницу, а не на всех парах мчался помогать своей девушке. Так мы и не встретились бы еще раз.

— Я отойду, — едва слышно произносит Настя и встает из-за стола.

Хочу пойти за ней, но присутствующих не так много, чтобы это не заметили. Зато мама тут же улетучивается. Видимо, начнет промывать дочке мозги, мол, посмотри, добрый, непьющий, зачем тебе другой.

Матери я не понравился.

Зато за Максимку она, судя во всему, удавит.

— Ну, вы пообщайтесь, — произносит Кирилл Петрович. — Я отойду, отвечу друзьям.

Мировой мужик, честное слово. Правильно расценил напряженную обстановку за столом.

— Ну что, Максимка? — иду напролом первым, потому что не люблю, когда жуют сопли.

Сам он, по всей видимости, не собирается уточнять, что означают мои слова. А я жутко хочу объясниться, а еще сломать ему руки, которыми он трогал Настю. И заодно вправить мозги, потому что когда девушка твоя, чем бы ты не занимался, но ее бедой ты должен быть озабочен сразу. Нельзя отсиживаться где-то в стороне, пока она ищет деньги и машину, когда ей плохо, когда ее маленький сын не может сам прийти домой. И вот после всего этого прийти, как ни в чем не бывало, пожрать шашлыков, построить святого и остаться в отношениях невозможно.

По крайней мере, у Максимки не получится. Это точно не тот “молодой человек”, что ей нужен.

— Что?

Он наклоняется ближе ко мне, кладет руки на стол локтями и упирается о переплетенные пальцы. Наверное, я должен трусливо поджать хвост и извиниться, но как-то не за что. Я действительно хочу быть с Настей. С замужеством я, конечно, погорячился. Нам еще нужно узнать друг друга получше, но в ближайшем будущем — я только за.

— Я, в общем, не шутил, — пожимаю плечами. — Настя действительно станет моей женой. В будущем, — решаю уточнить, а то этот придурок наверняка все исковеркает и побежит спрашивать у нее, согласна ли она замуж. За другого.

— Она моя девушка, — не без раздражения произносит Максимка. — А ты ее сегодня увидел?

В другой ситуации я, наверное, рассмеялся бы ему в лицо, а сейчас просто вздыхаю. Не собираюсь нахваливаться, где, когда и при каких обстоятельствах узнал ее ближе, просто я свою позицию высказал. Ему решать, спокойно он ее примет, или устроит истерику. Его вопрос остается без ответа, потому что к столу подходит вначале Кирилл Петрович, а после и Стася с мамой.

Судя по внимательному взгляду, направленному “молодым человеком” на Стасю, он таки будет решать проблему не со мной, а с ней. И я надеюсь, что не при всех. Ума ему, слава богу, хватает на то, чтобы попросить ее поговорить наедине. Стася растерянно кивает, бросает на меня взгляд из-под опущенных ресниц и снова встает. Они идут куда-то за дом, мой бокал снова пополняется виски, но пить уже не хочется, хотя за мной приедет водитель.

Я, то и дело, поглядываю в сторону, куда они ушли. Кирилл Петрович пытается меня отвлечь, да и мама старается, что-то расспрашивает. Явно заговаривает зубы.

— Простите, — я встаю, бросаю салфетку с колен на стол и размеренным быстрым шагом иду за дом.

Мне не нравится, что они там вдвоем и, как оказывается, не зря. Стоит мне почти дойти, как я слышу:

— Максим, пусти, я не хочу!

Я ускоряю шаг. Они стоят дальше угла, “молодой человек” что-то настойчиво объясняет Стасе и позволяет себе трясти ее за плечи, как тряпичную куклу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты всё поняла?

О как?! Голос подавать умеет? А чего со мной таким мямлей был? В штаны наложил или испугался, что в нос дам? Вот за нее и дам.

Развернуть, ударить, прижать ее испуганную к себе, обнять за плечи.

Стася трясется, хватается руками за мою спину и жмется так, что я чувствую ее дико колотящееся сердце. Все-таки, мало я ему врезал. Я бы обязательно влепил еще, но Стася вдруг едва-слышно шепчет:

— Забери меня отсюда. Забери, пожалуйста.

Черт их знает, что у них за семейка, раз мама настойчиво сватает его к придурку, но девушку, которую считаю своей, защитить обязан.

— Идем.

Обнимаю ее за талию и веду к выходу, по пути набирая водителя. Максимка плетется сзади. Гонору хватило только потрясти более слабого противника, хотя я надеялся, что он хотя бы тут попытается остаться мужиком.

Ошибся.

— Ой, что же это? — причитает Стасина мама. — Вы что наделали? — и смотрит на меня так… как на главное зло в этом доме.

— Справедливость восторжествовала! — я больше не пытаюсь быть вежливым. — Малыш? — я отстраняю от себя Настю. — Даню сможешь забрать? Водитель через пять минут будет, как раз успеете собраться. Обещаю, что тебя никто не побеспокоит.

Она кивает, смотрит на меня своими огромными глазами, полными слез, но кивает и быстро убегает в дом.

Ее мать тут же забывает о раненом мальчике рядом и устремляется за дочерью:

— Стоять! — рявкает вместо меня Кирилл Петрович. Я уже говорил, что он мировой мужик?

— Максимка, — все так же продолжает причитать мама Насти. — Что же это? Как же так?

Она смотрит на меня так, что была бы возможность — убила бы на месте. Ну да, виновник всех бед Станислав, знакомьтесь. Самое смешное, что он ведь даже не пытается объяснить ситуацию, а спокойно принимает жалобы, как от родной матери, сжимает руку женщины, тоскливо улыбается, мол, вот, победила гора мышц. Становится даже смешно.

— Стася едет со мной, — произношу ровным уверенным голосом. — А ты, — я бы с радостью ткнул в него пальцем, но сейчас хватает одного взгляда, чтобы тот замер по стойке смирно. — Чтобы я тебя радом с ней не видел.

— Сынок, — обращается ко мне отец Стаси. — Ты скажешь, что произошло?

— Вы не волнуйтесь, — кладу руку мужчине на плечо и легонько похлопываю. Все же, у него проблемы с сердцем, ему нужен покой и тишина, а не вот это вот всё. — Стася ваша в полной безопасности доедет домой. Слово даю.

Он кивает, протягивает мне руку для пожатия и вовсе не обращает внимание на жену, которая пытается до него достучаться и “вправить мозги”, мол, куда же ты дочку отпускаешь. С нелюдем.

Через пару минут подъезжает водитель, а из дома выходит Стася. В нерешительности останавливается неподалеку, топчется, ждет, что я ее руку потяну, что ли. Подхожу к ней, обнимаю, целую в развевающиеся волосы и тихо спрашиваю:

— Поехали?

— Я с папой попрощаюсь и едем. Он волноваться будет, а ему нельзя.

Всю дорогу меня колотит. Даня засыпает на моих руках почти сразу, но я никак не могу успокоиться, трясусь, как осиновый лист и не могу поверить в то, что услышала. Наш разговор быстро всплывает в памяти:

— Ты что думаешь, будешь крутить задницей перед двумя мужиками, а мы, как идиоты, станем крутится вокруг и прыгать выше головы?

— Макс, что ты?