Рагвитов Вуклай уронил морду на передние лапы и закрыл глаза. Званов Вукадин — тот и вовсе дрых. Куцый лесок, где залегла ватага, был им, что ребячья рукавица на лапе охотника, и серые скучали.

— Мара, ты б наладила тех прытких отсюда прочь. Своими делами заняться, — бросил Рагвит. — А то еще ввяжутся в чужие.

Сестренка с виду пропустила совет мимо ушей, но противный берег очистился в момент. Вскоре полоненный вождь большой ватаги, надзирающей над этими землями, торчал столбом на их берегу. И тупо пялился на заросли кустов. Бездушным голосом завороженный сакха растолковывал засевшим там полонителям, где им следует искать логовище божественного коня-солнце. Как тот пришел к благословенному народу сакха и сделал его великим властителем многих земель. Как обустроил их жизнь, и сам обустроился промеж них. Долго этакое бесчинство длиться не могло — негоже дразнить воинов в селище. Торопливо окончив спрос, Мара отпустила вождя к челну, где дрыхли с открытыми глазами гребцы. Что-то наказав им напоследок, она турнула бедолаг на свой берег.

Выходило, что далее путь лежал ровнехонько на закат к Великим полуденным водам на границе исконных земель сакха. Дорога открытая прямая по зеленым равнинам меж холмов. Коли на первый взгляд рассудить, так и забот никаких: лети вперед и не заботься о надоевших преградах горного края. Но опасностей тут поджидало боле прежнего: множество селищ местного народа, и самих сакха, бесчисленные стада, гоняемые пастухами с места на место, охотники, рыскающие в поисках добычи. Уберечь, сокрыть ватагу от стольких взоров — это требовало от богов немалых сил. А потому Драговит махнул рукой на крайнюю осторожность и решил двигаться вперед, как придется, наобум.

— Придет нужда обороняться, тогда с этой докукой разбираться и станем, — рассуждал он перед Перункой. — А коли и углядит нас кто, так не беда. Рубахи на нас в аясовых накладках от самих же сакха — из добычи. Шапчонки их кожаные натянули, вот светлые волосы и пропали с глаз — всех-то и делов. А кто издали разглядит светлые глаза на загоревших дочерна рожах? Заметят местные ватагу, решат, что сакха по нужде своей несутся, и навряд ли полюбопытствуют. Правда, волков с собаками ни один человек не спутает… Ну, да куда деваться?

— Простой люд к таким всадникам ни за что не полезет разбираться, — одобрил Перунка.

— Верно. Чешут себе сакха и чешут, главное, что их не трогают. А уж, кто из встречных сакха сунется, так с теми и разберемся: заворожим, а то и упокоим, коли тишком. А, парень?

На том и порешили. Попеременно то шагом, то бегом, напрямки за семь дней кони одолели путь до реки, прозываемой сакха Великими полуденными водами. Она и впрямь ни в чем не уступала Великой реке Белого народа и тоже лениво текла на полночь промеж ровных обширных берегов. Как и предсказывал Драговит, и пастухи при стадах овец с коровами, и жители малых окрестных селищ ватагой обманных сакха пренебрегли. Провожали взглядами и отворачивались. Но, для верности Мара с Перуном повелевали им позабыть увиденное. В селища же они непременно залазили сбирать подрастраченную в пути жизненную силу. Ведь с конями ею приходилось делиться, дабы не надорвались в столь непривычно долгом для них переходе.

Первая подлинная докука случилась на берегу Великих вод. Заставлять скакунов преодолеть их вплавь, нечего было и думать — потонут еще на полпути. А в челны, что раздобыть в прибрежных селищах, в общем-то, не штука, их не засунешь. Связать плот побольше, конечно, тоже можно, да много возни, что привлечет внимание, а леса подходящего не густо. Не сказать, чтобы народу тут жило множество — не боле, чем у Белого народа. Но, к чему такой риск при таких трудах? Понятное дело, всем стало интересно: а каким побытом таскают коней с берега на берег сакха? И ведь не одну-две, а целые тучи для дел воинских. А раз такое дело, то есть оно — непременно есть место, где у них налажена переправа. Узнать о ней трудности не составило: первые же завороженные пастухи, пригнавшие к Великим водам овец, все в подробностях и обсказали. Дескать, далее на полдень по берегу в двух днях конного хода стоит головное селище народа Кул, что жил в этих степях искони. Помимо прочего, этот народ славился ремеслом плавания по широченной реке на различных приспособах. В том числе, и на больших плотах, сооруженных при скудости леса из надутых овечьих шкур, крытых жердинами. Их таскали с берега на берег вдоль натянутых через реку толстых кожаных крученых веревок. Пораженные горцы узнали, что такой плот поднимает аж целый трех коней с верховыми. А их в селище два десятка — полсотни воинов можно перетащить за раз. Стало быть, для их девяти коней и трех достанет, коли измыслить, как к ним подобраться в многолюдном поселении. С местными бы разобрались как-нибудь, но ведь там постоянно стоит ватага сакха не менее пяти десятков воинов. И не мудрено: слишком важным было то селище для воинственного народа бога-захватчика.

Можно было, конечно, усыпить всех подряд, но тратить силы было жалко. Сбирать же ее обратно — тратить кучу времени. А ну, как новые воины явятся? Ненужная суета поднимется и повлечет за собой новые траты сил на борьбу с поднявшимся на дыбы врагом. Хитрость измыслил ушлый Парвитка, пока они пробирались меж степных холмов к селищу с переправой. Засев вечером в куцем еловнике за десять полетов стрелы от него, разожгли тихий костерок. И хитрец поведал, о чем надумал дорогой, порадовал:

— В селище почти две сотни народа. Да еще полсотни сакха. Стало быть, потребно турнуть лишних. Так, чтобы еще долго назад не вернулись, пока мы на тот берег не уйдем. А, как можно согнать с места такую ораву?

— Напугать! — выпалил догада-Ирбис.

— А то! — самодовольно расплылся выдумщик. — Тех, кого шуганем из селища, и глушить не придется. Лишних сил не тратить впустую, так сестренка?

— Не придется, — задумчиво откликнулась та. — Их собственный страх обездвижит.

— И надолго, — подтвердил Перунка. — Не скоро к домам возвернутся.

— Хорошо надумал, — уважительно признал Ирбис, уже почти незаметно коверкая язык Белого народа. — А чем пугать будем? Мало нас. Пять по десять сакха — как всех на коней поднять?

Горцы уставились на Мару. Та чуть заметно качнула головой, дозволяя открыться перед охотником Рода Ки. Мужики дорогой замечали, как тот поглядывает на дивную красавицу, явно главенствующую над всеми. Понравилась девка — это понятно. А тут прямо-таки насладились зрелищем его опрокинутого лица, когда Ирбис узнал, кому сопутствует. Богиня живая — это тебе не пустяк, это отчаянно. И поверил-то легко, видать много замечал за их ватагой необъяснимого, недоступного простым людям. И сила их нечеловечья, и волки, что служат им послушными псами, и неведомая слепота, настигающая всех, кто их видал. Что уж поминать чудесное исцеление Лунёк руками мальчишки, коего воины чтут, будто вождя. Или того сакха, что бездумной деревяхой приплыл к ним и выложил все, о чем спрашивали. Все это несообразие нашло свое объяснение, и Черному лебедю, вроде, даже как-то полегчало.

Мара глянула на Драговита и спросила:

— Сакха с Перуном уведете, или поселян распугивать возьметесь?

— Сакха, — твердо заявил тот, переглянувшись с малолетним бессмертным приятелем. — Твой Гаурт здорово уступает моему Гордецу, а обратно к селищу придется нестись ветром. Да и в седле я крепче держусь, как не крути. Рагвит, со мной пойдешь. Твой Ястреб быстрей любой кобылки. Чем дальше уведем их от селища, тем лучше.

— Мара, — окликнул молчун Северко. — А кто нас на тот берег потащит? Ты ж из селища всех шуганешь, не так ли?

— Нужно переправщиков опытных как-то оставить, — забеспокоился Ильм.

— Их еще нужно отыскать среди прочих, — пробурчал Зван.

— Пока не отберем, я ничего делать не стану, — успокоила Мара. — Ильм и Парвит с Ирбисом займутся конями, а вы с Северко пригоните на берег переправщиков. Лунёк, ты пойдешь со мной. И чтобы ни на шаг!

Охотник сумрачно зыркнул на богиню и отвел глаза. Побаивался ее, что ли?